Неточные совпадения
Там, точно живые, толпились старые цари, монахи, воины, подьячие. Москва
казалась необъятным
ветхим царством. Драки, казни, татары, Донские, Иоанны — все приступало к нему, все звало к себе в гости, смотреть на их жизнь.
— На площади,
кажется; зачем ножницы?
Ветхая тряпка, сейчас разодралась.
Он оглядел беседку, она
показалась ему почему-то гораздо более
ветхою, чем вчера, дрянною такою
показалась ему в этот раз.
Мы спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь дом с своей
ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом на чердаке
казался огромной, сгорбленной птицей.
Жила она в собственном
ветхом домике на краю города, одиноко, и питалась плодами своей профессии. Был у нее и муж, но в то время, как я зазнал ее, он уж лет десять как пропадал без вести. Впрочем,
кажется, она знала, что он куда-то услан, и по этому случаю в каждый большой праздник возила в тюрьму калачи.
— Конечно, — подтвердил Егор Егорыч. — Ибо что такое явление Христа, как не возрождение
ветхого райского Адама, и капля богородицы внесла в душу разбойника искру божественного огня, давшую силу ему узнать в распятом Христе вечно живущего бога… Нынче, впрочем, все это, пожалуй, может
показаться чересчур религиозным, значит, неумным.
Приводятся все обычные возражения против заповеди непротивления как из
Ветхого Завета, так и из Нового, как, например: изгнание из храма и т. п. и на все выставляются опровержения;
показывается независимо от писания практическая разумность этого правила, и выставляются все обычно делаемые против нее возражения и опровергаются.
Сам граф был
ветхий старикашка, почти совершенно выживший из ума, но, с помощью парика, вставных зубов и корсета,
казался еще молодцом; он очень мило сюсюкал, называл семиозерских красавиц «belle dame» и любил играть маркизов на домашних спектаклях.
Бывало так: старик брал в руки книгу, осторожно перебрасывал её
ветхие страницы, темными пальчиками гладил переплёт, тихонько улыбался, кивая головкой, и тогда
казалось, что он ласкает книгу, как что-то живое, играет с нею, точно с кошкой. Читая, он, подобно тому, как дядя Пётр с огнём горна, вёл с книгой тихую ворчливую беседу, губы его вздрагивали насмешливо, кивая головой, он бормотал...
Посреди большого села, на обширном лугу, или площади, на которой разгуливали овцы и резвились ребятишки, стояла
ветхая деревянная церковь с высокой колокольнею. У дверей ее, на одной из ступеней поросшей травою лестницы, сидел старик лет восьмидесяти, в зеленом сюртуке с красным воротником, обшитым позументом; с полдюжины медалей, различных форм и величины, покрывали грудь его. Он разговаривал с молодым человеком, который стоял перед ним и по наряду своему,
казалось, принадлежал к духовному званию.
Вадим перебрался по доскам через ручей и подошел к
ветхой бане, находящейся на полугоре и окруженной густыми рябиновыми кустами… ему
показалось, что он заметил слабый свет сквозь замок двери; он остановился и на цыпочках подкрался к окну, плотно закрытому ставнем…
— А самой насчет себя Михайлице
кажется, будто она, выскочив в одной
ветхой срачице, вся в дырьях, и стоит у самой воды, а против нее, на том берегу стремит высокий красный столб, а на том столбе небольшой белый петух и все крыльями машет.
Весь этот
ветхий костюм его был чист и сбережен наперекор,
кажется, самому времени.
В церкви трезвонили. С паперти медленно спускалась густая толпа, которой,
казалось, и конца не было. Из толпы высились
ветхие хоругви и темный крест, предшествовавшие крестному ходу. Солнце весело играло на ризах духовенства, а образ божьей матери испускал от себя ослепительные лучи…
Историю сотворения мира я знала отлично. Я часто рассказывала ее Барбале, не знавшей ни
Ветхого, ни Нового Завета. Моя речь, всегда немного образная, как и все речи на милом Востоке, понравилась батюшке. Понравилось, должно быть, толковое изложение и моим товаркам, но они,
казалось, не хотели выказывать этого и продолжали поглядывать на меня косо и недружелюбно.
— Да ведь это оно так
кажется, что не мудрено, но оно у нас все лядащенькое, все
ветхое: пока оно стоит на месте, так и цело; а тронешь — все рассыпется.
На столе стояли семь свечей из воску ярого, девственной белизны, в золотых подсвечниках; на нем же лежали: огромная раскрытая книга, столь
ветхая, что,
казалось, одно прикосновение к ней должно было превратить ее в прах, и череп человеческий.
И мир «социалистический» может
показаться ему все тем же
ветхим миром, старым миром грешного человека, раба своих страстей, своих злобных и корыстных инстинктов, все тем же «буржуазным» миром, но по-новому механически переставленным и изменившим свои внешние оболочки и одеяния.
Насколько я знал тогда
Ветхий Завет, в особенности последние книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: «и бог сказал Моисею», мне
казалось странным, чтобы Христос мог утвердить весь этот закон, и непонятно, зачем он это сделал.