Домине Галушкинский, редкий наставник наш, говаривал, что любовь есть неизъяснимое чувство; приятнее, полезнее и восхитительнее паче прочих горячих напитков; так же одуряющее самую умнейшую голову, вводящее, правда, часто в дураки: но состояние глупости сей так приятно, так восхитительно, так… Тут у нашего реверендиссиме кровь вступала в лицо, глаза блистали,
как метеоры, он дрожал всем телом, задыхался… и падал в постель, точно как опьянелый.
Неточные совпадения
Начиная с Зондского пролива, мы все наслаждались такими ночами. Небо
как книга здесь, которую не устанешь читать: она здесь открытее и яснее,
как будто само небо ближе к земле. Мы с бароном Крюднером подолгу стояли на вахтенной скамье, любуясь по ночам звездами, ярко игравшей зарницей и особенно
метеорами, которые, блестя бенгальскими огнями, нередко бороздили небо во всех направлениях.
Как ни прекрасна была эта ночь,
как ни величественны были явления светящихся насекомых и падающего
метеора, но долго оставаться на улице было нельзя. Мошкара облепила мне шею, руки, лицо и набилась в волосы. Я вернулся в фанзу и лег на кан. Усталость взяла свое, и я заснул.
В эту минуту блестящий
метеор, сорвавшись откуда-то из глубины темной лазури, пронесся яркою полосой по небу, оставив за собой фосфорический след, угасший медленно и незаметно. Все подняли глаза. Мать, сидевшая об руку с Петриком, почувствовала,
как он встрепенулся и вздрогнул.
Протанцевав польский, менуэт и один контрданс или экоссез, она сейчас уезжала, мелькнув в обществе,
как блестящий
метеор.
Горят аулы; нет у них защиты,
Врагом сыны отечества разбиты,
И зарево,
как вечный
метеор,
Играя в облаках, пугает взор.
Но слов хозяина не слышит
Пришелец! он почти не дышит,
Остановился быстрый взор,
Как в миг паденья
метеор...
Был тут еще какой-то нелепый юноша, прозванный Кувалдой
Метеором. Однажды он явился ночевать и с той поры остался среди этих людей, к их удивлению. Сначала его не замечали — днем он,
как и все, уходил изыскивать пропитание, но вечером постоянно торчал около этой дружной компании, и наконец ротмистр заметил его.
Метеор пошел в ночлежку и зажег в ней лампу. Тогда из двери ночлежки протянулась во двор широкая полоса света, и ротмистр вместе с каким-то маленьким человеком вели по ней учителя в ночлежку. Голова у него дрябло повисла на грудь, ноги волочились по земле и руки висели в воздухе,
как изломанные. При помощи Тяпы его свалили на нары, и он, вздрогнув всем телом, с тихим стоном вытянулся на них.
Упал! (прости невинность!).
Как змея,
Маврушу крепко обнял он руками,
То холодея, то
как жар горя,
Неистово впился в нее устами
И — обезумел… Небо и земля
Слились в туман. Мавруша простонала
И улыбнулась;
как волна, вставала
И упадала грудь, и томный взор,
Как над рекой безлучный
метеор,
Блуждал вокруг без цели, без предмета,
Боясь всего: людей, дерев и света…
Повсюду ночь да ночь, куда ни бросишь взор,
Исчезли без следа мои младые лета,
Как в зимних небесах сверкнувший
метеорКак мало радостей они мне подарили,
Как скоро светлые рассеялись мечты!
Метеор известен был в свете под именем графа Слопчицького, а в польском кружке его титуловали просто графом Тадеушем, то есть звали одним только именем, ибо
метеор был настолько популярен, что достаточно было сказать «наш грабя Тадеуш» — и все уже хорошо знали, о ком идет речь, и притом же совокупление титула с одним только собственным именем, без фамилии выражает по-польски и почтение, и дружелюбность, и даже право на некоторую знаменитость: дескать, все должны знать, кто такой граф Тадеуш:
как, например, достаточно сказать: князь Адам, или граф Андрей — и уже каждый, в некотором роде, обязан знать, что дело идет о князе Чарторыйском и о графе Замойском.
Более близкое знакомство с придворной жизнью, особенно после коронационных празднеств в Москве, пронесшихся каким-то блестящим
метеором, по возвращении в Петербург и приближении, после отъезда Нелидовой, ко двору несколько,
как и следовало ожидать, разочаровало Похвисневу.
Огни от них, при быстрой езде, мелькали,
как пролетающие
метеоры, и мимолетно отражались в лужах, образовавшихся от стоявших снегов.