Переезд наш из Кенигсберга в Берлин был труднее всего путешествия. У нас взялось откуда-то поверье, что прусские почты хорошо устроены, — это все вздор. Почтовая езда хороша только во Франции, в Швейцарии да в Англии. В Англии почтовые кареты до того хорошо устроены, лошади так изящны и кучера так ловки, что можно ездить из удовольствия. Самые длинные станции
карета несется во весь опор; горы, съезды — все равно.
Неточные совпадения
Таким образом проехали они около десяти верст, лошади
неслись быстро по кочкам проселочной дороги, и
карета почти не качалась на своих английских рессорах.
Мы долго провожали взглядами уезжавшую
карету, пока она не мелькнула последний раз на гребне шоссе. Ехавшие в
карете нарядные дети казались мне какими-то неприятными и холодными, а за незнакомым казачком, с которым мы только и успели обменяться ругательствами,
неслось в неведомую даль ощущение жгучего сочувствия и близости.
На полных рысях
неслась вице-губернаторская
карета по главной Никольской улице, на которой полицеймейстер распорядился, чтоб все фонари горели светлейшим образом, но потом — чего никак не ожидал полицеймейстер — вице-губернатор вдруг повернул в Дворянскую улицу, по которой ему вовсе не следовало ехать и которая поэтому была совершенно не освещена. В улице этой чуть-чуть не попали им под дышло дрожки инспектора врачебной управы, тоже ладившие объехать лужу и державшиеся к сторонке.
Карета быстро
неслась то вдоль созревающих нив, где воздух был душен и душист и отзывался хлебом, то вдоль широких лугов, и внезапная их свежесть била легкою волной по лицу.
Через несколько минут они в
карете Николя уже
неслись в скромный проулок жилища г-жи Петицкой. Вскоре за ними, этим же путем, проехала и ухарская извозчичья тройка с несколькими седоками.
Огромная дорожная
карета лежит на боку, кучер и два лакея стоят перед нею в недоумении, а из
кареты, лежащей на боку,
несутся раздирающие душу крики и вопли.
По наезженному грязному снегу бесшумно
неслись в противоположных направлениях две вереницы саней и
карет, и окрики кучеров раздавались с особенно ясной и мягкой звучностью.
Тротуар
несся под ним,
кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу и алебарда часового вместе с золотыми словами вывески и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз.
«Она будет моей! Она должна быть моей! —
неслось в голове графа, откинувшегося в угол
кареты в глубокой задумчивости. — Во что бы то ни стало… Ценою чего бы то ни было!»