Неточные совпадения
Квартира Вронского всегда была притоном всех
офицеров.
Я им объяснил, что я
офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную
квартиру.
— Отведи господину
офицеру квартиру, да почище».
Мы не сомневались в последствиях и полагали нового товарища уже убитым.
Офицер вышел вон, сказав, что за обиду готов отвечать, как будет угодно господину банкомету. Игра продолжалась еще несколько минут; но чувствуя, что хозяину было не до игры, мы отстали один за другим и разбрелись по
квартирам, толкуя о скорой ваканции.
Все
офицеры, и молодые и старые, поголовно влюблялись в них, а майор Клобутицын даже основал дивизионную штаб-квартиру в селе, где жили Чепраковы.
Однажды к нашей
квартире подъехала извозчичья парная коляска, из которой вышел молодой
офицер и спросил отца. Он был в новеньком свежем синем мундире, на котором эффектно выделялись белые аксельбанты. Шпоры его звенели на каждом шагу приятным тихим звоном.
Если не считать
квартир чиновников и
офицеров и Солдатской слободки, где живут солдаты, женатые на свободных, — элемент подвижной, меняющийся здесь ежегодно, — то всех хозяйств в Александровске 298.
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной
квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь
офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой своей жены…
Он снимал большие
квартиры и сдавал их по комнатам холостым
офицерам, держал столовников, разводил кур и индюшек, умел как-то особенно дешево и заблаговременно покупать дрова.
Он не договорил, устало махнул рукой и, повернувшись спиной к молодому
офицеру, весь сгорбившись, опустившись, поплелся домой, в свою грязную, старческую холостую
квартиру.
Младшие
офицеры, по положению, должны были жить в лагерное время около своих рот в деревянных бараках, но Ромашов остался на городской
квартире, потому что офицерское помещение шестой роты пришло в страшную ветхость и грозило разрушением, а на ремонт его не оказывалось нужных сумм.
Потом сам приподнялся — и, приложась к козырьку рукою, не без некоторого оттенка почтительности в голосе и манерах, сказал Санину, что завтра утром один
офицер их полка будет иметь честь явиться к нему на
квартиру.
После одной из безобразных выходок Самохвалова Квалиев пришел к нему на
квартиру и потребовал от него объяснений (говорят, что от лица всех
офицеров).
— Его превосходительство, господин начальник училища, просит зайти к нему на
квартиру ровно в час. Он имеет нечто сказать господам
офицерам, но, повторяю со слов генерала, что это не приказание, а предложение. Счастливого пути-с. Благодарю покорно.
На Тверском бульваре к большому дому, заключавшему в себе несколько средней величины
квартир, имевших на петербургский манер общую лестницу и даже швейцара при оной, или, точнее сказать, отставного унтер-офицера, раз подошел господин весьма неприглядной наружности, одетый дурно, с лицом опухшим. Отворив входную дверь сказанного дома, он проговорил охриплым голосом унтер-офицеру...
— Какое к родителям! — отвергнул, рассмеявшись, ополченец. — Ведь видели здесь, как она в одном экипаже с офицером-то уехала… Наконец их в Вильне кое-кто из здешних видел; они на одной
квартире и жили.
Пани Вибель очутилась в весьма неприятном положении, потому что сверх запасов надобно было купить дров, заплатить хозяевам за
квартиру; кроме того, много других мелочных расходов предстояло, о которых пани Вибель, ни бывши девушкой, ни выйдя замуж за Вибеля, ни даже убегая с
офицером в Вильну, понятия не имела.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в
квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных
офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
На дворе нашем стоял флигель, такой же большой, как дом; из восьми
квартир двух зданий в четырех жили
офицеры, в пятой — полковой священник.
«Что же вы не съезжаете с
квартиры? Ведь
офицеры всё пишут записки вам, смеются над вами…»
Говорит, что был-де будто один какой-то
офицер, который, вступив на походе в одну
квартиру, заметил по соседству с собою замечательную красавицу и, пленясь ее видом, тотчас же, по своему полковому обычаю, позвал денщика и говорит: «Как бы, братец, мне с сею красавицей познакомиться?» А денщик помялся на месте и, как ставил в эту пору самовар, вдруг восклицает: «Дымом пахнет!»
Офицер вскочил и бросился в комнату к сей прелестнице, говоря: «Ай, сударыня, у вас дымом пахнет, и я пришел вас с вашею красотой спасти от пламени пожара», и таким образом с нею познакомился, а денщика одарил и напоил водкой.
И там на дворе от очевидцев я узнал, что рано утром 25 июня к дворнику прибежала испуганная Ванда и сказала, что у нее в номере скоропостижно умер
офицер. Одним из первых вбежал в номер парикмахер И.А. Андреев, задние двери
квартиры которого как раз против дверей флигеля. На стуле, перед столом, уставленным винами и фруктами, полулежал без признаков жизни Скобелев. Его сразу узнал Андреев. Ванда молчала, сперва не хотела его называть.
— Вот ваша
квартиру, господин
офицер!
— В самую средину города, на площадь. Вам отведена
квартира в доме профессора Гутмана… Правда, ему теперь не до того; но у него есть жена… дети… а к тому же одна ночь… Прощайте, господин
офицер! Не судите о нашем городе по бургомистру: в нем нет ни капли прусской крови… Черт его просил у нас поселиться — швернот!.. Жил бы у себя в Баварии — хоц доннер-веттер!
— Да, я служу при главном штабе. Я очень рад, мой друг, что могу первый тебя поздравить и порадовать твоих товарищей, — прибавил Сурской, взглянув на
офицеров, которые толпились вокруг бивака, надеясь услышать что-нибудь новое от полковника, приехавшего из главной
квартиры.
— Вот господин
офицер, который отыскивал вашу
квартиру, — сказал немец, обращаясь к своему постояльцу. — Он не знал, что вы переехали жить в мой дом.
Я скажу ему, что русской
офицер — доннер-веттер! должен иметь лучшую
квартиру в городе — сакремент!.. [проклятье (нем.)]
Зимою в одной из
квартир были арестованы однорукий
офицер Смирнов и солдат Муратов, георгиевские кавалеры, участники Ахал-Текинской экспедиции Скобелева; арестовали их — а также Зобнина, Овсянкина, Григорьева, Крылова и еще кого-то — за попытку устроить тайную типографию, для чего Муратов и Смирнов, днем, в воскресенье, пришли воровать шрифты в типографию Ключникова на бойкой улице города.
При первой возможности молодой поручик так мило отделывал и меблировал свою
квартиру, что приезжавшие к нему, разумеется, с мужьями, дамы ахали от восторга и удивления; экипаж у него был один из первых между всеми господами
офицерами; жженку Хозаров умел варить классически и вообще с неподражаемым умением распоряжался приятельскими пирушками и всегда почти, по просьбе помещиков, устраивал у них балы, и балы выходили отличные.
Целый день был употреблен на отыскание Антона Федотыча, скрывавшегося где-то от семейных неприятностей; наконец, он был найден у трех
офицеров, живших на одной
квартире.
Я поручаю этого
офицера твоему попечению: найми ему хорошую
квартиру, прислугу и позаботься об его столе; как скоро деньги выдут, доложи мне; а теперь возьми мою карету и отвези господина
офицера домой“.
После казенной
квартиры, охваченная впечатлениями света, пестроты, музыки, шума, Аня окинула взглядом залу и подумала: «Ах, как хорошо!» — и сразу отличила в толпе всех своих знакомых, всех, кого она раньше встречала на вечерах или на гуляньях, всех этих
офицеров, учителей, адвокатов, чиновников, помещиков, его сиятельство, Артынова и дам высшего общества, разодетых, сильно декольтированных, красивых и безобразных, которые уже занимали свои позиции в избушках и павильонах благотворительного базара, чтобы начать торговлю в пользу бедных.
— Глупая девчонка! — сердито отозвалась княгиня, — ты не понимаешь, что молоденькой барышне неприлично жить в
квартире чужого холостого
офицера.
Полицейский
офицер позвонил, и они одновременно вошли в
квартиру:
офицер вперед, а Меридианов тихонько вполз за ним следом и юркнул в свою каморку.
Жители прятались по домам. Казаки вламывались в
квартиры, брали все, что приглянется. Передавали, что по занятии города им три дня разрешается грабить. На Джигитской улице подвыпившие
офицеры зарубили шашками двух проходивших евреев.
— Добровольцы по всем дорогам уходят в Феодосию, а оттуда в Керчь. В городе полная анархия.
Офицеры все забирают в магазинах, не платя, солдаты врываются в
квартиры и грабят. Говорят, собираются устроить резню в тюрьмах. Рабочие уже выбрали тайный революционный комитет, чтобы взять власть в свои руки.
Первый приехал в карете тогдашний начальник Третьего отделения граф П.Шувалов; вышел из кареты в одном мундире и вскоре поспешно уехал. Он-то, встретив поблизости взвод (или полроты) гвардейского стрелкового батальона, приказал ему идти на Колокольную. Я это сам слышал от
офицера, командовавшего стрелками, некоего П-ра, который бывал у нас в
квартире у моих сожителей, князя Дондукова и графа П.А.Гейдена — его товарищей по Пажескому корпусу.
В голове Палтусова разыгрывалась сцена. Вот он привозит свои бумаги. Это будет сегодня вечером. Старик приготовит сумму… Она у него есть — он врет. Он увидит процентные бумаги вместо брильянтов, но можно ему что-нибудь наговорить. Не все ли ему равно? Он пойдет за деньгами… Броситься на него… Раз, два!.. А собаки? А люди? Разве так покончил со стариком недавно в Петербурге саперный
офицер? То было в
квартире. Даже кухарку услал… Да и то поймали.
Когда потом гг.
офицеры стояли среди площади и, заложив руки назад, решали квартирный вопрос, все они сидели в
квартире следовательши и взапуски критиковали полк.
— Чёрт знает что такое! — ворчали некоторые
офицеры, расходясь по
квартирам. — Спать хочется, а тут этот фон Раббек со своим чаем! Знаем, какой тут чай!
Придя на
квартиру, Рябович поскорее разделся и лег. В одной избе с ним остановились Лобытко и поручик Мерзляков, тихий, молчаливый малый, считавшийся в своем кружке образованным
офицером и всегда, где только было возможно, читавший «Вестник Европы», который возил всюду с собой. Лобытко разделся, долго ходил из угла в угол, с видом человека, который не удовлетворен, и послал денщика за пивом. Мерзляков лег, поставил у изголовья свечу и погрузился в чтение «Вестника Европы».
Затем я объясняю моему слушателю, что мой муж
офицер, что он уехал в Сибирь и ранее трех лет не вырвется оттуда, что мужа моего я называю «рыцарем Трумвилем», а он меня «Брундегильдой», что прежде жили мы в Царском Селе, в офицерском флигеле стрелкового батальона, что я свою
квартиру называла «замком», что, кроме мужа, у меня отец и мачеха, которых я называю «Солнышко» и «мама-Нэлли», что именно у них я жила после отъезда мужа.
Офицерам всех шести батарей живо припомнился прошлогодний случай, когда во время маневров они, и с ними
офицеры одного казачьего полка, таким же вот образом были приглашены на чай одним помещиком-графом, отставным военным; гостеприимный и радушный граф обласкал их, накормил, напоил и не пустил в деревню на
квартиры, а оставил ночевать у себя.
Словом сказать, столовый барак весь в ельнике, лампы-молнии горят, передние скамьи коврами крыты, со всех офицерских
квартир понашарпали. Впереди полковые барыни да господа
офицеры. Бригадный генерал с полковым командиром в малиновых креслах темляки покусывают. А за скамьями — солдатское море, голова к голове, как арбузы на ярмарке. Глаза блестят, носами посапывают — интересно.
Через несколько месяцев, по производству в корнеты, у Николая Герасимовича, жившего в казенной
квартире в казармах полка, находившихся, как мы уже упоминали, в предместье Варшавы, в Лазенках, собралась вечером компания
офицеров.
Вскоре поселяне, узнав, что все ротные командиры собирались на
квартире полковника, и не зная причины этого собрания, стали переходить от одного предположения к другому и, наконец, выдумали, что господа
офицеры собирались для составления подписки об отравлении поселян ядом.
Такие неожиданные появления поставщиков-евреев в офицерских
квартирах были далеко не редкость. Им были должны все и они зорко караулили момент застать
офицера при деньгах.
Забелин вскоре ушел на свою
квартиру, а Хрущев, объехав свою роту и, не найдя никаких беспорядков, возвратился на ротный двор для отдачи приказаний собранным на дворе десяточным унтер-офицерам.
По числу находившихся за столом
офицеров Николаю Герасимовичу пришлось выпить семнадцать бокалов шампанского и в результате очутиться дома, в комфортабельно и уютно меблированной
квартире на Караванной, в постели, на попечении лакея, от которого он только и мог узнать на другое утро, что его привезли домой господа
офицеры.
Полиция распорядилась отобрать у него паспорт до уплаты долга, обязала хозяина его
квартиры не отпускать со двора его экипажа и лошадей и сверх того приставила к дверям его полицейского унтер-офицера, который должен был, если он выйдет со двора, ходить по его пятам.