Неточные совпадения
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У девочки в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья,
клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток,
матерей,
И дружба тяжкая мужей!
Взяла она с меня
клятву на образ божьей
матери Смоленской, что я буду верен ей.
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали о шпионах как о людях, которые всё знают, всё держат в своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт
клятву никого не жалеть, ни
мать, ни отца, ни брата, и ни слова не говорить друг другу о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
— А потому заезжайте к ней, хоть завтра, что ли, и скажите ей, что я не сужу нисколько ее поступков; но за всю мою любовь к ней я прошу у ней одной милости — отдать мне ребенка нашего. Я даю ей
клятву, что сделаю его счастливым: я ему дам самое серьезное, самое тщательное воспитание. Княгиня, как вы знаете, очень добра и вполне заменит ему
мать; наконец, мы сделаем его наследником всего нашего состояния!
Оно так и было. На другой день, ввиду возвращения родителей, нам это открыли и взяли с нас
клятву, чтобы мы ни за что не говорили отцу и
матери о происшедшей с нами истории.
Я раз его спросил, передавал ли он Лидии Николаевне, что мы узнали о ее женихе, он отвечал, что нет, и просил меня не проговориться; а потом рассказал мне, что Иван Кузьмич знает от Пионовой весь наш разговор об нем и по этому случаю объяснялся с Марьею Виссарионовною, признался ей, что действительно был тогда навеселе; но дал ей
клятву во всю жизнь не брать капли вина в рот, и что один из их знакомых, по просьбе
матери, ездил к бывшему его полковому командиру и спрашивал об нем, и тот будто бы уверял, что Иван Кузьмич — добрейший в мире человек.
Чеглов. Отчего ж? Нисколько. Ты будешь прав, как муж, я прав… Пойми ты, Ананий, у меня тут ребенок, он мой, а не твой, и, наконец, даю тебе
клятву в том, что жена твоя не будет больше моей любовницей, она будет только
матерью моего ребенка — только! Но оставить в твоей власти эти два дорогие для меня существа я не могу, понимаешь ли ты, я не могу!
— Будь, — говорю, — Марфушка, со мной откровенна; вот тебе
клятва моя, я старик, имею сам детей, на ветер слов говорить не стану: скажи мне только правду, я твой стыд девичий поберегу, даже
матери твоей не скажу ничего, а посоветую хорошее и дам тебе лекарства.
Красён, что каленый уголь, не меньше доброго гуся величиной; тихо колыхаясь, плыл он по воздусям и над самой трубой Егорихиной кельи рассыпался кровяными мелкими искрами…» Кривая
мать Измарагда, из обители Глафириных, однажды зашедшая со своими белицами к Манефиным на беседу, с
клятвой уверяла, что раз подстерегла Егориху, как она в горшке ненастье стряпала…
И Платонида и Фотинья перед иконой Казанской Богородицы поклялись свято хранить тайну. Нача́л положили, икону с божницы сняли и во свидетельство
клятвы целовали ее перед Матренушкой и перед ее
матерью.
Клятву дала я Оленушке Петровне, на смертном одре ее, обещалась ей заместо
матери Дунюшке быть — и то обещанье, перед Творцом Создателем данное, сколько Господь мочи дает, исполняю…
Ото всех отшатнулась, на всех подула холодком и, ласкаясь к старому и полному немощей мужу, страстно его уверяла, всеми
клятвами заклинаясь, что, кроме его, нет у нее ничего заветного, что даже отец с
матерью стали остудой для нее.
Мать и сестра ухватились за него руками и заставили еще раз побожиться и поклясться честью. Егорушка еще раз побожился, поклялся честью и сказал, что пусть гром разразит его на этом самом месте, если он не перестанет вести беспорядочную жизнь. Княгиня заставила его поцеловать образ. Он поцеловал и образ, причем перекрестился три раза.
Клятва была дана, одним словом, самая настоящая.
— У них, слышь, ежели какой человек приступает к ихней вере, так они с него берут присягу, заклинают его самыми страшными
клятвами, чтобы никаких ихних тайностей никому не смел открывать: ни отцу с
матерью, ни роду, ни племени, ни попу на духу, ни судье на суде.
В изумлении поглядели бы на плачущего на Алешу Наташа Ростова или дядя Ерошка. Как чужды, непонятны были бы им его
клятвы любить во веки веков землю и жизнь! Душа целостно и радостно сливается с жизнью мира, — какие же тут возможны
клятвы, для чего они? Не станет ребенок клясться перед собою в любви к
матери. Но с исступлением Алеши будет клясться пасынок в любви к прекрасной мачехе, с ужасом чувствуя, что нет у него в душе этой любви.
Но он-то, Танасио, не безумец и должен охранять брата, должен избегать давать ему опасные поручения. Ведь он поклялся в этом старухе-матери. И сдержит во что бы то ни стало данную
клятву.
— Она была мне передана вашим отцом в минуту его смерти под
клятвой, что я никому не отдам ее, кроме вашей
матери, но когда я хотел это сделать, ваша
мать уже бесследно исчезла отсюда…
— Двадцать тысяч рублей! — прошептал он. — Да где же я их возьму! Проклятая игра! О, с какой радостью отказался бы я от нее. Но ведь мне необходимо добыть денег… а другого способа нет… Отец… Но как сказать ему о таком проигрыше… Он ни за что не выдаст мне даже моих денег… или же предложит выделиться и идти от него, куда я хочу, с проклятием
матери за спиною… Он неумолим… Тронуть капитал для него хуже смерти… А я дал
клятву матушке… Хотел выручить граф Сигизмунд, но и он что-то не появляется… Как тут быть?..
Умно приготовлено, хорошо сказано, но какие утешения победят чувство
матери, у которой отнимают сына? Все муки ее сосредоточились в этом чувстве; ни о чем другом не помышляла она, ни о чем не хотела знать. Чтобы сохранить при себе свое дитя, она готова была отдать за него свой сан, свои богатства, идти хоть в услужение. Но неисполнение
клятвы должно принести ужасное несчастие мужу ее, и она решается на жертву.
— Я дал
клятву у постели моей умирающей
матери не выходить из его повиновения… Она пригрозила мне загробным проклятием.
Немногие угадывали, какую приносило это молодое существо жертву
клятве, данной ею у постели ее умирающей
матери.
И барон молчал, благословляя каждый прошедший день. Зачем же тревожить напрасно
мать? Может статься, Фиоравенти удовлетворил свою месть в день рождения их сына; может статься, великодушный Фиоравенти доволен и муками ожидания, которые заставляет терпеть оскорбителя, и не желает более исполнения своей
клятвы. Добрый Фиоравенти! да будет над тобою благословение божье!
— Никаких но… Встань, Надежда, и вспомни свою
клятву у постели твоей умирающей
матери.
Зачем живет этот сын, этот обреченник на горе и стыд родителей? Что ему в жизни лекарской? Лучше б господь прибрал его теперь вовремя на небо, в лик своих ангелов!.. Или почему не приберет самого отца?.. Тогда
клятве не было б исполнения:
мать не давала ее,
мать и сын будут счастливы.
Таким образом,
мать сама способствовала несчастной страсти своей дочери, успокоенная насчет ее
клятвою обольстителя, что он на ней женится, и отуманенная нежными ласками Мариорицы, за которые платила угождениями всякого рода.
Если бы я знал, что несчастная Мария Толстых еще жива, я бы и теперь не отдал ее вам, но я думаю, что не нарушу моей
клятвы, если передам сыну то, что принадлежит его
матери.
Ее
мать умерла через два часа после появления на свет этого ребенка, и над еще теплым телом покойницы я дал
клятву оберегать и хранить, как зеницу, ока ее дочь…
Не я виновата,
мать моя всему виною: она неволей отвела меня на шабаш, неволей обрекла в ведьмы и вымучила из меня страшную
клятву…
Сначала он порывался было сейчас идти к графу, снова напомнить ему об обмане Настасьи, представить ему свое несчастное и неестественное положение в обществе и всю гнусность его поступка — украсть человека из родной семьи и воровски дать ему право незаконно пользоваться не принадлежащими ему именем, состоянием и честью. Но Михаила Андреевича удерживала
клятва, данная родной
матери, и страх мести со стороны Настасьи его
матери за открытие тайны.
Она поклялась
матери… но ведь она дала
клятву не принадлежать ему, но… видеться…
Федор Осипович знал о предполагаемом сватовстве со стороны графа Вельского и о настойчивом желании этого брака стариком Алфимовым, знал он также и о
клятве, данной Надеждой Корнильевной у постели умирающей
матери — повиноваться во всем отцу.
— Перед смертью отца я дала ему
клятву, что враг России никогда не будет моим мужем. Повторяю и теперь тебе, моей второй
матери, эту
клятву и исполню ее, хотя бы пришлось мне разбить мое сердце о судьбу свою.