Неточные совпадения
Важно плыли мягко бухающие, сочные вздохи чуткой меди; казалось, что железный, черный язык ожил и сам, своею силою качается, жадно лижет медь, а звонарь безуспешно ловит его длинными руками, не может поймать и сам в отчаянии
бьет лысым черепом о край
колокола.
Колокол качался, лениво
бил краем по кирпичу колокольни, сыпалась дресва, пыль известки. Самгин учащенно мигал, ему казалось, что он слепнет от этой пыли. Топая ногами, отчаянно визжала Алина.
Отвалившись на вышитую шерстями спинку старинного кресла и всё плотнее прижимаясь к ней, вскинув голову, глядя в потолок, он тихо и задумчиво рассказывал про старину, про своего отца: однажды приехали в Балахну разбойники грабить купца Заева, дедов отец бросился на колокольню
бить набат, а разбойники настигли его, порубили саблями и сбросили вниз из-под
колоколов.
В конце проспекта, на аккумуляторной башне,
колокол гулко
бил 17. Личный час кончился. I-330 уходила вместе с тем S-образным мужским нумером. У него такое внушающее почтение и, теперь вижу, как будто даже знакомое лицо. Где-нибудь встречал его — сейчас не вспомню.
Язёв отец — Дрянной Мужик — лениво
бьет в сторожевой
колокол; каждый раз, когда он дергает веревку, она, задевая за железный лист крыши, жалобно поскрипывает, потом раздается сухой удар маленького
колокола, — он звучит кратко, скучно.
Больше трех раз кряду нельзя ставить деньги на кон, — я стал
бить чужие ставки и выиграл еще копейки четыре да кучу бабок. Но когда снова дошла очередь до меня, я поставил трижды и проиграл все деньги, как раз вовремя: обедня кончилась, звонили
колокола, народ выходил из церкви.
Тут, видишь ты, так было: покуда он на коне своём, один, ночью, вокруг крепости ехал, духовенство ростовское всё время, бесперечь,
било в те кремлёвские
колокола.
Вдали распростёрся город, устремляя в светлую пустыню неба кресты церквей, чуть слышно
бьют колокола, глухо ботают бондари — у них много работы: пришла пора капусту квасить и грибы солить.
Вдруг его тяжко толкнуло в грудь и голову тёмное воспоминание. Несколько лет назад, вечером, в понедельник, день будний, на колокольнях города вдруг загудели большие
колокола. В монастыре
колокол кричал торопливо, точно кликуша, и казалось, что
бьют набат, а у Николы звонарь
бил неровно: то с большою силою, то едва касаясь языком меди; медь всхлипывала, кричала.
Окно в его комнате было открыто, сквозь кроны лип, подобные прозрачным облакам, тихо сияло лунное небо, где-то далеко пели песни, бубен
бил, а в монастыре ударяли в
колокол печально ныла медь.
А в своей компании смеётся: язык, говорит, способней рук кормит, знай,
бей об угол, не твой
колокол!
Кроткий весенний день таял в бледном небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая земля дышала сыростью, обещая густые травы и много цветов.
Бил бондарь, скучно звонили к вечерней великопостной службе в маленький, неубедительный, но крикливый
колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а от холмов за городом поднимался лёгкий голубой парок.
По заливу ходят стада белых волн, сквозь их певучий плеск издали доносятся смягченные вздохи взрывов ракет; всё еще гудит орган и смеются дети, но — вот неожиданно и торжественно
колокол башенных часов
бьет четыре и двенадцать раз.
Удар часового
колокола вывел его на момент из забытья…
Бьют часы… Он считает: один… два… три… четыре… пять… Звуки все учащаются… Он считает двенадцать, тринадцать… четырнадцать… двадцать… Все чаще и чаще
бьют удары
колокола… Пожарный набат… Зарево перед ним… Вот он около пожара… Пылает трехэтажный дом… Пламя длинными языками вырывается из окон третьего этажа…
Уже второй раз на колокольне
били в
колокол; мерные удары торкались в чёрное стекло окна.
Молот сначала тупо звякает, как будто падает в вязкую массу, а потом
бьет звонче и звонче, и, наконец, как
колокол, гудит огромный котел.
Мишка простился с ласковым кержаком молча, — очень уж разогорчила его генеральша. Зачем при людях-то при посторонних срамить? Ежели нравится, — ну,
бей с глазу на глаз, а тут чужой человек стоит и смотрит, как генеральша полирует Мишку со щеки на щеку. Чужой человек в дому, как
колокол…
Уже и полночь давно минула,
колокол башни
бил половину первого, а он сидел неподвижный, без сна, без деятельного бдения.
Доили корову, было слышно, как струя молока
бьёт в подойник. С колокольни сорвался удар
колокола, за ним другой и третий — благовестили торопливо, неблагозвучно.
Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне,
бьет шесть часов, и каждый удар
колокола словно молотом
бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.
Для призыва к часовенной службе запрещенные
колокола заменялись «
билами» и «клепалами», то есть повешенными на столбах досками, в которые колотили деревянными молотками.
*
И пушки
бьют,
И
колокола плачут.
Вы, конечно, понимаете,
Что это значит?
Много было роз,
Много было маков.
Схоронили Петра,
Тяжело оплакав.
И с того ль, что там
Всякий сволок был,
Кто всерьез рыдал,
А кто глаза слюнил.
Но с того вот дня
Да на двести лет
Дуракам-царям
Прямо счету нет.
И все двести лет
Шел подземный гуд:
«Мы придем, придем!
Мы возьмем свой труд.
Мы сгребем дворян
Да по плеши им,
На фонарных столбах
Перевешаем...
«
Колокол»
бил набат и даже «Le Nord» заметил, что многие из этих правил годны скорее для десятилетних мальчиков, чем для студентов.
Протяжно гудел и свисток трубы, предупреждая встречные суда об опасности столкновения [По международным правилам во время тумана в целях предупреждения столкновений суда, стоящие на якоре,
бьют в
колокол; суда на ходу подают сигналы свистком, горном, сиреной.
Сверху раздаются мерные удары
колокола. Раз… два… три…
Бьет восемь ударов, и с последним ударом
колокола Володя выбегает наверх, сталкиваясь на трапе со своим вахтенным начальником, мичманом Лопатиным.
Степан Ильич машет своей сухой костлявой рукой, и на баке
бьют так называемую «рынду». Это частый и долгий звон
колокола, возвещающий наступление полдня.
Колоколов там мало, и они в церкви самой висят; тоже в доски такие
бьют.