Неточные совпадения
— А
коли ты не совсем меня понимаешь, так я тебе доложу следующее: по-моему — лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком
пальца.
— Меня один человек хотел
колом ударить, вырвал
кол и занозил себе руку между
пальцами, — здоровенная заноза, мне же пришлось ее вытаскивать… у дурака.
— Кушайте, — угощала она редактора, Инокова, Робинзона и одним
пальцем подвигала им тарелки с хлебом, маслом, сыром, вазочки с вареньем. Называя Спивак Лизой, она переглядывалась с нею взглядом единомышленницы. А Спивак оживленно спорила со всеми, с Иноковым — чаще других, вероятно, потому, что он ходил вокруг нее, как теленок, привязанный за веревку на
кол.
Штабс-капитан стремительно кинулся через сени в избу к хозяевам, где варилось и штабс-капитанское кушанье.
Коля же, чтобы не терять драгоценного времени, отчаянно спеша, крикнул Перезвону: «Умри!» И тот вдруг завертелся, лег на спину и замер неподвижно всеми четырьмя своими лапками вверх. Мальчики смеялись, Илюша смотрел с прежнею страдальческою своею улыбкой, но всех больше понравилось, что умер Перезвон, «маменьке». Она расхохоталась на собаку и принялась щелкать
пальцами и звать...
— Ну, вот видите, — сказал мне Парфений, кладя
палец за губу и растягивая себе рот, зацепивши им за щеку, одна из его любимых игрушек. — Вы человек умный и начитанный, ну, а старого воробья на мякине вам не провести. У вас тут что-то неладно; так вы,
коли уже пожаловали ко мне, лучше расскажите мне ваше дело по совести, как на духу. Ну, я тогда прямо вам и скажу, что можно и чего нельзя, во всяком случае, совет дам не к худу.
Он сам кормил ребенка, держа его на коленях у себя, — пожует картофеля, хлеба и кривым
пальцем сунет в ротик
Коли, пачкая тонкие его губы и остренький подбородок. Покормив немного, дед приподнимал рубашонку мальчика, тыкал
пальцем в его вздутый животик и вслух соображал...
— Нет, не то, врешь, не то!.. — возразил полковник, грозя Павлу
пальцем, и не хотел, кажется, далее продолжать своей мысли. — Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою голову, руби ее,
коли надо она тебе! — прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень уж было обидно, что сын как будто бы совсем не понимает его горячей любви. — Не пятьсот рублей я тебе дам, а тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.
Забиякин. Оно,
коли хотите, меньше и нельзя. Положим, хоть и Шифель: человек он достойный, угнетенный семейством — ну, ему хоть три тысячи; ну, две тысячи… (Продолжает шептаться, причем считает на
пальцах; по временам раздаются слова: тысяча… тысяча… тысяча.)
Вот ты, поп, уже и потребовался. Воевал ты с
расколом — не сладил; воевал с поляками — не сладил, теперь ладь с этою дуростью, ибо это уже плод от чресл твоих возрастает. Сладишь ли?.. Погадай на
пальцах.
Кожемякин задремал, и тотчас им овладели кошмарные видения: в комнату вошла Палага, оборванная и полуголая, с растрёпанными волосами, она на цыпочках подкралась к нему, погрозила
пальцем и, многообещающе сказав: «подожди до света, верно говорю — до света!» перешагнула через него и уплыла в окно; потом его перебросило в поле, он лежал там грудью на земле, что-то острое
кололо грудь, а по холмам, в сумраке, к нему прыгала, хромая на левую переднюю ногу, чёрная лошадь, прыгала, всё приближаясь, он же, слыша её болезненное и злое ржание, дёргался, хотел встать, бежать и — не мог, прикреплённый к земле острым
колом, пронизавшим тело его насквозь.
Возмущенная, она
колола себе
пальцы, ломала иголки, но молчала, хорошо зная, что все, что может сказать она, — сердце отца ее не услышит.
…Три громадные, кудлатые собаки, выскочив откуда-то из тьмы, бросились на нас. Шакро, всё время судорожно рыдавший, взвыл и упал на землю. Я швырнул в собак мокрым чекменём и наклонился, шаря рукой камня или палки. Ничего не было, только трава
колола руки. Собаки дружно наскакивали. Я засвистал что есть мочи, вложив в рот два
пальца. Они отскочили, и тотчас же послышался топот и говор бегущих людей.
Артамонову почти приятно было видеть мальчика под осенним дождём или зимою, когда Павел
колол дрова и грел дыханием озябшие
пальцы, стоя, как гусь, на одной ноге, поджимая другую, с которой сползал растоптанный, дырявый сапог.
Аполлинария Панфиловна. «Кажется». Да мужчина, каким ему нужно, таким он и кажется: где надо быть смирным, он смирен, где надо бойким, он бойкий; где плакать — плачет, где плясать — пляшет. Всякий мужчина
коли он не дурак, так плут; а у всякого плута свой расчет. Разини-то повывелись, нынче
палец в рот не клади, откусят.
Бригадирша. Так, мой батюшка! (Схватила одни карты и подбежала к Советнику.) Вот, бывало,
коли кто виноват, так и скажут: с той стороны не проси вот этого, а с этой этого; а потом (держа в одной руке карты, одним
пальцем шмыгает, между тем Советник остановляет игру в шахматы и смотрит на нее с нежностию) тот и выглядывает карточку; а там до этой карты и пойдет за всякую дранье; там розно: краля по щеке, холоп за ухо волок.
«Какая, однако, здесь глушь! — думал землемер, стараясь прикрыть свои уши воротником от шинели. — Ни
кола ни двора. Не ровен час — нападут и ограбят, так никто и не узнает, хоть из пушек пали… Да и возница ненадежный… Ишь какая спинища! Этакое дитя природы
пальцем тронет, так душа вон! И морда у него зверская, подозрительная».
Розовые ручки с изящно сделанными
пальцами протягивались кверху, и за ними тянулась головка с такими же волосами, как у
Коли.
Тут подошел к нему самый маленький Свечников,
Коля, и остановился неподвижно и с видом изумления, составив ноги носками внутрь и положив
палец на угол пухлых губ.
Волчонок взвел пружину и, прицелившись в нос ничего не подозревавшего
Коли, дернул собачку. Пробка ударила по носу и отскочила, болтаясь на нитке. Голубые глаза
Коли раскрылись еще шире, и в них показались слезы. Передвинув
палец от губ к покрасневшему носику,
Коля часто заморгал длинными ресницами и зашептал...
К архимандриту обедать! А на поле возле ярмонки столы накроют, бочки с вином ради холопей и для черного народу выкатят. И тут не одна тысяча людей на княжой кошт ест, пьет, проклажается до поздней ночи. Всем один приказ: «пей из ковша, а мера душа». Редкий год человек двадцать, бывало, не обопьется. А пьяных подбирать было не велено, а
коли кто на пьяного наткнулся, перешагни через него, а тронуть
пальцем не смей.
Всякая женщина, предавшись чему-нибудь, что выходит из обыкновенной колеи,
колет всем глаза. Да я сама, давно ли я сбросила с себя свое бездушие? Появись я в гостиной у Софи и заговори таким языком, каким я беседую с Лизаветой Петровной, на меня стали бы указывать
пальцами и назвали бы, пожалуй, нигилисткой.
Заварила барынина мамаша кашу — ложка
колом встанет. Куды командир, туда и она, самотеком. Новоселье ли у кого, орденок ли вспрыскивают, все ей неймется. Не с тем, мол, приехала, чтобы
пальцы на ногах пересчитывать… Мантильку свою черного стекляруса вскинет, да так летучей мышью рядом и перепархивает с мостков на мостки. Резвость двужильную обнаружила, — злость кость движет, подол помелом развевает.
Литература сперва величаво и подробно рассуждала о том, сколькими
пальцами ради спасения души надо креститься и сколько раз говорить «аллилуйя», а потом стала искать в
расколе воображаемых качеств, основывая свои воззрения не на личном знакомстве с
расколом и раскольниками и не на взгляде их на религию и социальные отношения.
Вот ты, поп, уже и потребовался. Воевал ты с
расколом — не сладил; воевал с поляками — не сладил, теперь ладь с этой дуростью. Ладь, ладь, ибо это уже плод от чресл своих возрастает. Сладишь ли?.. Погадай на
пальцах.