Неточные совпадения
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя
колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его; в
машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали лодки.
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как
колесо, как
машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Сам Тушин там показался первым работником, когда вошел в свою технику, во все мелочи, подробности, лазил в
машину, осматривая ее, трогая рукой
колеса.
Но зато есть щели, куда не всегда протеснится сила закона, где бессильно и общественное мнение, где люди находят способ обойтись без этих важных посредников и ведаются сами собой: вот там-то
машина общего движения оказывается неприложимою к мелким, индивидуальным размерам и
колеса ее вертятся на воздухе.
Машины привезены из Америки: мы видали на фабриках эти стальные станки,
колеса; знаете, как они отделаны, выполированы, как красивы, — и тут тоже: взял бы да и поставил где-нибудь в зале, как украшение.
Направо виднелась большая золотопромывательная
машина, для неопытного глаза представлявшая какую-то городьбу из деревянных балок, желобов и
колес.
Передо мной встает какой-нибудь уездный городишко, где на весь город три дырявые пожарные бочки, полтора багра, ржавая
машина с фонтанирующим рукавом на
колесах, вязнущих по ступицу в невылазной грязи немощеных переулков, а сзади тащится за ним с десяток убогих инвалидов-пожарников.
У
колеса показался сам Галактион, посмотрел в бинокль, узнал отца и застопорил
машину.
Колеса перестали буравить воду, из трубы вылетел клуб белого пара, от парохода быстро отделилась лодка с матросами.
Он дошел, наконец, до того, что стал чувствовать себя безвольным, механически движущимся
колесом общей
машины, состоявшей из пяти человек, и бесконечной цепи летящих арбузов.
Даже вычищенные и смазанные
машины, кажется, были готовы приветливо улыбнуться, если бы в них было устроено подходящее для такой цели
колесо или вал.
Он лежал на широкой кушетке и бредил без конца новыми
машинами, которые стучали и вертелись у него в голове всеми своими
колесами, валами и шестернями.
Каждая
машина, каждое усовершенствование или изобретение в области техники, каждое новое открытие требует тысяч человеческих жертв, именно в лице тех тружеников, которые остаются благодаря этим благодеяниям цивилизации без куска хлеба, которых режет и дробит какое-нибудь глупейшее
колесо, которые приносят в жертву своих детей с восьми лет…
Они все время лезли из кожи, чтобы выказать свое внимание к русскому горному делу: таращили глаза на
машины, ощупывали руками
колеса, лазили с опасностью жизни везде, где только может пролезть человек, и даже нюхали ворвань, которой были смазаны
машины.
Его душа слишком крепко срослась с этими
колесами, валами, эксцентриками и шестернями, которые совершали работу нашего железного века; из-за них он не замечал живых людей, вернее, эти живые люди являлись в его глазах только печальной необходимостью, без которой, к сожалению, самые лучшие
машины не могут обойтись.
Каким образом, или, лучше сказать, каким колдовством происходит там эта работа, эта чистка — никому не известно, но не подлежит никакому сомнению, что работа и чистка существуют, что
машина без отдыха работает своими
колесами и никакие человеческие силы не остановят ее…
И каждый день, каждый час, и сегодня и завтра, и целый век, бюрократическая
машина работает стройно, непрерывно, без отдыха, как будто нет людей, — одни
колеса да пружины…
Машину быстро застопорили, пароход остановился, пустив из-под
колес облако пены, красные лучи заката окровавили ее; в этой кипящей крови, уже далеко за кормой, бултыхалось темное тело, раздавался по реке дикий крик, потрясавший душу.
На другом стоял локомобиль — красивая и сверкающая
машина на
колесах.
С этими мыслями лозищанин засыпал, стараясь не слышать, что кругом стоит шум, глухой, непрерывный, глубокий. Как ветер по лесу, пронесся опять под окнами ночной поезд, и окна тихо прозвенели и смолкли, — а Лозинскому казалось, что это опять гудит океан за бортом парохода… И когда он прижимался к подушке, то опять что-то стучало, ворочалось, громыхало под ухом… Это потому, что над землей и в земле стучали без отдыха
машины, вертелись чугунные
колеса, бежали канаты…
Аристарх. Пускать будем вечером с фонарем, с лодки. А к лодке я такую
машину приделываю, ручную, и
колеса заказал, будет, как вроде пароход.
Вздохи
машины и шум пароходных
колес, слившись со звуками музыки, образовали в воздухе нечто похожее на дикую песню зимней вьюги.
Купцы окружили своего оратора тесным кольцом, маслеными глазами смотрели на него и уже не могли от возбуждения спокойно слушать его речи. Вокруг него стоял гул голосов и, сливаясь с шумом
машины, с ударами
колес по воде, образовал вихрь звуков, заглушая голос старика. И кто-то в восторге визжал...
— Взвалил отец на мои плечи всю эту
машину. Верчусь
колесом, а куда еду — не знаю. Если у меня не так идёт, как надо, — задаст он мне…
В глубине прииска, где дорогу Панье загородила невысокая каменистая горка, виднелась довольно сложная золотопромывательная
машина; издали можно было разобрать только ряды стоек и перекладин, водяное
колесо и крутой подъем, по которому подвозились на
машину пески.
Золотопромывательная
машина вблизи представляла из себя подъезд на высоких сваях, главный корпус, где шумело водяное
колесо, и маленький шлюз, по которому скатывалась мутная вода.
Машины качаются и визжат, и я едва прохожу между вертящимися
колесами и бегущими и дрожащими ремнями; нигде ни души.
За спинами у них хаотически нагромождены ящики,
машины, какие-то
колеса, аристоны, глобусы, всюду на полках металлические вещи разных форм, и множество часов качают маятниками на стенах. Я готов целый день смотреть, как работают эти люди, но мое длинное тело закрывает им свет, они строят мне страшные рожи, машут руками — гонят прочь. Уходя, я с завистью думаю...
Нагнувшийся рабочий быстро катил высокую железную тележку, на платформах которой лежал раскаленный кусок железа, осветивший всю фабрику ослепительным светом; другой рабочий поднял около нас какой-то шест, тяжело загудела вода, и с глухим ропотом грузно повернулось водяное
колесо, заставив вздрогнуть всю фабрику и повернуть валы катальной
машины.
Ей казалось, будто
колеса, рычаги и горячие шипящие цилиндры стараются сорваться со своих связей, чтобы уничтожить людей, а люди, с озабоченными лицами, не слыша друг друга, бегают и суетятся около
машин, стараясь остановить их страшное движение.
И в ту самую ночь, когда пароход шлепал
колесами по спокойному морю, дробясь в мрачной зыбучей глубине своими огнями, когда часовые, опершись на ружья, дремали в проходах трюма и фонари, слегка вздрагивая от ударов никогда не засыпавшей
машины, разливали свой тусклый, задумчивый свет в железном коридоре и за решетками… когда на нарах рядами лежали серые неподвижные фигуры спавших арестантов, — там, за этими решетками, совершалась безмолвная драма.
Ананий Яковлев(солидно). Никакого тут дьявола нет, да и быть не может. Теперь даже по морской части, хошь бы эти паруса али греблю, как напредь того было, почесть, что совсем кинули, так как этим самым паром стало не в пример сподручнее дело делать. Поставят, спокойным манером,
машину в нутро корабля; она вертит
колеса, и какая ни на есть там буря, ему нипочем. Как теперича стал ветер крепчать, развели огонь посильнее, и пошел скакать с волны на волну.
Ананий Яковлев. Ни одной, почесть, фабрики нет без него. На другую, может, прежде народу требовалось тысячи две, а теперь одна эта самая
машина только и действует. Какие там станы есть али
колеса, все одна ворочает: страсти взглянуть, когда вот тоже случалось видать, и человек двадцать каких-нибудь суется промеж всего этого, и то больше для чистоты.
Слегка облокотившись на проволочную сетку, Вера Львовна с наслаждением глядела, как играли в волнах белые барашки, а в голове ее под размеренные вздохи
машины звучал мотив какой-то самодельной польки, и с этим мотивом в странную гармонию сливались и шум воды под
колесами и дребезжание чашек в буфете…
Из головы у него не выходил пароход: целые часы, бывало, ходит взад и вперед и думает о нем; спать ляжет, и во сне ему пароход грезится; раздумается иной раз, и слышатся ему то свисток, то шум
колес, то мерный стук паровой
машины…
Снова завертелись бесшумно и быстро
колеса приютской
машины…
Под
колесами выстрелило,
машина остановилась. Шофер слез и стал переменять камеру.
В углу мерно стучал газомотор, под потолком вертелись
колеса, передаточные ремни слабо и жалобно пели; за спиною Андрея Ивановича обрезная
машина с шипящим шумом резала толстые пачки книг; дальше, у позолотных прессов с мерцавшими синими огоньками, мальчики со стуком двигали рычагами.
Прядильные
машины всего больше заняли Тасю. В огромных залах ходило взад и вперед, двигая длинные штуки на
колесах, по пяти, по шести мальчиков. Хозяйка говорила с ними, почти каждого знала в лицо. Рубцов шел позади дам, подробно объяснял все Тасе; отвечал и на вопросы Любаши, но гораздо кратче.
Разумеется, что столь много терпевший от тещи Копцевич тоже ее ненавидел и рвался как бы поскорее оттерпеться здесь у нее на деревенской эпитимии без всяких утешений власти, но потом вознаградить себя, — вырваться и начать управлять грозно и величественно, пособлять двигать огромное
колесо государственной
машины, у которой тогда уже пристроилось много таких же почетных лиц, как Копцевич.
Навернула
машина на
колеса, сколько ей верст до Питера полагается, — и стоп. Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши, не евши, к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от вокзалу разворот до Главного штабу идет, пьяный не собьется.
Пьер чувствовал себя ничтожною щепкой, попавшею в
колесо неизвестной ему, но правильно действующей
машины.
Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь
колес, которая была необходима для того, чтоб ее
машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею.
Теперь он и его крылатая
машина были одно, и руки его были такими же твердыми и как будто нетелесными, как и дерево рулевого
колеса, на котором они лежали, с которыми соединились в железном союзе единой направляющей воли.