Неточные совпадения
Краснов рассказал о
королеве вполголоса и с такими придыханиями, как будто ему было трудно
говорить. Это было весьма внушительно и так неприятно, что Самгин протестующе пожал плечами. Затем он подумал...
— Я была очень счастлива, — сказала Беловодова, и улыбка и взгляд
говорили, что она с удовольствием глядит в прошлое. — Да, cousin, когда я в первый раз приехала на бал в Тюльери и вошла в круг, где был король,
королева и принцы…
— Очень просто. Он тогда только что воротился из-за границы и бывал у нас, рассказывал, что делается в Париже,
говорил о
королеве, о принцессах, иногда обедал у нас и через княгиню сделал предложение.
Говорят, жители не показывались нам более потому, что перед нашим приездом умерла вдовствующая
королева, мать регента, управляющего островами вместо малолетнего короля. По этому случаю наложен траур на пятьдесят дней. Мы видели многих в белых травяных халатах. Известно, что белый цвет — траурный на Востоке.
«
Королева рассердилась: штанов не дала», —
говорил он с хохотом, указывая на голые ноги солдата.
Между тем ночь сошла быстро и незаметно. Мы вошли в гостиную, маленькую, бедно убранную, с портретами
королевы Виктории и принца Альберта в парадном костюме ордена Подвязки. Тут же был и портрет хозяина: я узнал таким образом, который настоящий: это — небритый, в рубашке и переднике;
говорил в нос, топал, ходя, так, как будто хотел продавить пол. Едва мы уселись около круглого стола, как вбежал хозяин и объявил, что г-н Бен желает нас видеть.
— Да что крулева, это
королева, что ли? — перебила вдруг Грушенька. — И смешно мне на вас, как вы все
говорите. Садись, Митя, и что это ты
говоришь? Не пугай, пожалуйста. Не будешь пугать, не будешь? Коли не будешь, так я тебе рада…
Начинается так: Катерина Васильевна, возводя глаза к небу и томно вздыхая,
говорит: «Божественный Шиллер, упоение души моей!» Вера Павловна с достоинством возражает: «Но прюнелевые ботинки магазина
Королева так же прекрасны», — и подвигает вперед ногу.
Менотти не мог ехать с нами, он с братом отправлялся в Виндзор.
Говорят, что
королева, которой хотелось видеть Гарибальди, но которая одна во всей Великобритании не имела на то права, желала нечаянно встретиться с его сыновьями. В этом дележе львиная часть досталась не
королеве…
Брюхачев стоял за женою и по временам целовал ее ручки, а Белоярцев, стоя рядом с Брюхачевым, не целовал рук его жены, но далеко запускал свои черные глаза под ажурную косынку, закрывавшую трепещущие, еще почти девственные груди Марьи Маревны, Киперской
королевы. Сахаров все старался залепить вырванный попугаем клочок сапога, в то время как Завулонов, ударяя себя в грудь,
говорил ему...
«Маменька,
говорит, так и так, тятенька по ночам ходит!» Но
королева, братец ты мой, вольным духом это приняла.
Мне страшно нравилось слушать девочку, — она рассказывала о мире, незнакомом мне. Про мать свою она
говорила всегда охотно и много, — предо мною тихонько открывалась новая жизнь, снова я вспоминал
королеву Марго, это еще более углубляло доверие к книгам, а также интерес к жизни.
И соседи и вся челядь нашего двора, — а мои хозяева в особенности, — все
говорили о
Королеве Марго так же плохо и злобно, как о закройщице, но
говорили более осторожно, понижая голоса и оглядываясь.
Даже благожелательная улыбка ее была, в моих глазах, только снисходительной улыбкой
королевы. Она
говорила густым ласкающим голосом, и мне казалось, что она
говорит всегда одно...
Ко мне подозрительно ласково относится буфетчица, — утром я должен подавать ей умываться, хотя это обязанность второклассной горничной Луши, чистенькой и веселой девушки. Когда я стою в тесной каюте, около буфетчицы, по пояс голой, и вижу ее желтое тело, дряблое, как перекисшее тесто, вспоминается литое, смуглое тело
Королевы Марго, и — мне противно. А буфетчица все
говорит о чем-то, то жалобно и ворчливо, то сердито и насмешливо.
Я был здоров, силен, хорошо знал тайны отношений мужчины к женщине, но люди
говорили при мне об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою хозяина ее тела. Я был уверен, что любовь кухонь и чуланов неведома
Королеве Марго, она знает какие-то иные, высшие радости, иную любовь.
Когда о
Королеве Марго
говорили пакостно, я переживал судорожные припадки чувств не детских, сердце мое набухало ненавистью к сплетникам, мною овладевало неукротимое желание злить всех, озорничать, а иногда я испытывал мучительные приливы жалости к себе и ко всем людям, — эта немая жалость была еще тяжелее ненависти.
Приходила бабушка, я с восторгом рассказывал ей о
Королеве Марго, — бабушка, вкусно понюхивая табачок,
говорила уверенно...
Я рассказываю теми краткими словами, как рассказывала мне
Королева Марго. Яков слушает, потом спокойно
говорит...
Я не хочу верить, что «все врут в этом деле», — как же тогда
Королева Марго? И Жихарев не врет, конечно. Я знаю, что Ситанов полюбил «гулящую» девицу, а она заразила его постыдной болезнью, но он не бьет ее за это, как советуют ему товарищи, а нанял ей комнату, лечит девицу и всегда
говорит о ней как-то особенно ласково, смущенно.
Когда же всё это совсем и всем сделается вполне ясным, естественно будет людям спросить себя: «Да зачем же нам кормить и содержать всех этих королей, императоров, президентов и членов разных палат и министерств, ежели от всех их свиданий и разговоров ничего не выходит? Не лучше ли, как
говорил какой-то шутник, сделать
королеву из гуттаперчи?
— Ну, все-таки это, верно, не тот. Этот, например, как забрал себе в голову, что в Англии была
королева Елисавета, а нынче
королева Виктория, так и твердит, что «в Англии женщинам лучше, потому что там
королевы царствуют». Сотрудники хотели его в этом разуверить, — не дается: «вы,
говорит, меня подводите на смех». А «абсолютная» честность есть.
Двоеточие. И что
говорит!.. Будучи женат на такой, можно сказать,
королеве…
— Это она прислала булки. Смешная, право, к чему скрываться? Я тоже была смешной и глупой, а вот ушла оттуда и уже никого не боюсь, думаю и
говорю вслух, что хочу, — и стала счастливой. Когда жила дома, и понятия не имела о счастье, а теперь я не поменялась бы с
королевой.
Это собственно и было, впрочем, нужно. Держась редкого, медленного темпа музыки, Истомин без всякого мазурного ухарства начал словно репрезентовать под музыку свою прекрасную
королеву, словно
говорил: а нуте-ка — каковы мы вот так? а нуте-ка посмотрите нас еще вот этак? да еще вот этак?
— А то мы в театр тоже играем, — заметила Надя, обращаясь к нему. — Вот видите это толстое дерево, около которого скамьей обведено: там, за деревом, будто бы кулисы и там актеры сидят, ну там король,
королева, принцесса, молодой человек — как кто захочет; каждый выходит, когда ему вздумается, и
говорит, что на ум придет, ну что-нибудь и выходит.
Барабошев. Одно слово: баба-орел; из себя
королева, одевается в бархат, ходит отважно,
говорит с жаром, так даже, что крылья у чепчика трясутся, точно он куда лететь хочет.
Королева Виктория пожелала
говорить с Овэном и узнать его систему; через посредство лорда Мельбурна он был ей представлен.
Афанасий Власьич,
Тебе со мной ломаться не расчет.
Ты думный дьяк, да только ведь и мы
Не из простых. Иным словечком нашим
Тебе не след бы брезгать. В гору может
Оно поднять, да и с горы содвинуть!
Ну,
говори ж, да не утаи, дружок:
Ведь до рожденья этого Хрестьяна
В совете быть король уж перестал
С своею
королевой?
— Ей-богу! «Здравствуй, —
говорит, — мерзавка!» Хотела я ей тут-то было сказать: не мерзавь, мол, матушка, сама ты нынче мерзавка, да подумала, что лакей-то этот за нею, и зонтик у него большой в руках, так уж проходи, думаю, налево, французская
королева.
— Милая! милая! —
говорила тетя, вскрикивая, как в истерике. — Приехала наша настоящая хозяйка! Пойми, ведь ты наша хозяйка, наша
королева! Тут все твое! Милая, красавица, я не тетка, а твоя послушная раба!
Вот грянула мазурка. — Я гляжу,
Как
королева средневековая,
Вся в бархате, туда, где я сижу,
Сама идет поспешно молодая
И
говорит: «Пойдемте, я прошу
Вас на мазурку». Голову склоняя,
Я подал руку. Входим, — стульев шум,
И музыка гремит свое рум-рум.
То-то дядя-адмирал удивится разнице, происшедшей в 35 лет: к нему на шлюпке подплывала голая
королева, а теперь
королева была одета и, как
говорят, очень хорошенькая каначка, щеголявшая в платьях из С.-Франциско.
Капитан, не любивший пить, занимал больше
королеву, предоставив его величество в распоряжение старшего офицера, Андрея Николаевича, который находил время и
говорить и подливать вина и его величеству, и соседу с другой стороны — дяде-губернатору, и самому себе.
— И я бы ждала своего сына, если бы он ушел от меня… Но он ушел так далеко, что я его никогда не дождусь! —
говорила королева, не особенно заботясь о правильном построении речи и не стесняясь дополнять речь пантомимами.
Недаром же темная
королева подарила Володе розу и так задушевно
говорит.
Королева — стройная молодая женщина маленького роста, с выразительным, приятным лицом, цвет кожи которого был несколько светлее, чем у супруга (
говорили, что она была не чистокровная каначка), и с большими черными глазами, в которых светилась скорбь, — была положительно недурна и вызывала невольную симпатию.
— Слышно, —
говорит он однажды, — про тебя, князь Алексей, что матушка-государыня хочет тебя в цесарскую землю к венгерской
королеве резидентом послать.
Как пристали к баронессе темный галстучек, амазонское платье а la reine de Suede [Как у
королевы Швеции (фр.).], отважная верховая езда по следам гончих, ученые словопрения с профессорами и даже чернильные пятна на пальчиках ее и манжетах! Настоящая Христина! — так
говорили ее поклонники; а последних было у ней довольно, потому что желание владычествовать и обязывать заставляли ее быть великодушною, очень часто к собственному вреду.
— Все равно, Катечка ли, Манечка ли. Ей-Богу, все равно, — это
говорю тебе я, Павел Рыбаков, пьяница и развратник. Ведь ты меня любишь, моя гордая
королева?
— А ты, высокопочтенный прусский барабанщик, если боишься замерзнуть, то все-таки постарайся
говорить с уважением о моем носе, — отвечал хриплым голосом жандарм. — Я остановился и стою потому, что хочу издали налюбоваться великим дипломатом, нашим тонким политиком, паном Целестином, которого я видел сегодня на заре, как он сидел, глядя на копец
королевы Боны.
Официально в больших обществах все
говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale, [ангины,] но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le médecin intime de la Reine d’Espagne [Лейб-медик
королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого-то лекарства, для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь.