Неточные совпадения
— Представьте, он —
спит! — сказала она, пожимая плечами. — Хотел переодеться, но свалился на кушетку и — уснул, точно
кот. Вы, пожалуйста; не думайте, что это от неуважения к вам! Просто: он всю ночь играл в карты, явился домой в десять утра, пьяный, хотел лечь
спать, но вспомнил про вас, звонил в гостиницу, к вам, в больницу… затем отправился на кладбище.
Через несколько дней, около полуночи, когда Варвара уже легла
спать, а Самгин работал у себя в кабинете, горничная Груша сердито сказала, точно о
коте или о собаке...
Речь Жадаева
попала в газеты, насмешила Москву, и тут принялись за очистку Охотного ряда. Первым делом было приказано иметь во всех лавках кошек. Но кошки и так были в большинстве лавок. Это был род спорта — у кого
кот толще. Сытые, огромные
коты сидели на прилавках, но крысы обращали на них мало внимания. В надворные сараи
котов на ночь не пускали после того, как одного из них в сарае ночью крысы сожрали.
Он попрежнему стучал по ночам в свою чугунную доску, а целые дни
спал в караушке, как старый
кот.
Вслед за тем каждое послеобеда почтенный аптекарь укладывался
спать, пани же Вибель выходила в сад, к ней являлся Аггей Никитич, и они отправлялись в беседку изучать исторические факты масонства; к чаю неофиты возвращались в дом, где их уже ожидал Вибель, сидя за самоваром с трубкой в зубах и держа на коленях
кота.
Было раннее утро; заря едва занялась; город
спал; пустынные улицы смотрели мертво. Ни единого звука, кроме нерешительного чириканья кое-где просыпающихся воробьев; ни единого живого существа, кроме боязливо озирающихся
котов, возвращающихся по домам после ночных похождений (как он завидовал им!). Даже собаки — и те
спали у ворот, свернувшись калачиком и вздрагивая под влиянием утреннего холода. Над городом вился туман; тротуары были влажны; деревья в садах заснули, словно повитые волшебной дремой.
Кот неподвижно сидел на матрасике и делал вид, что
спит.
Он
упал животом на песок, схватил
кота и Тетку и принялся обнимать их. Тетка, пока он тискал ее в своих объятиях, мельком оглядела тот мир, в который занесла ее судьба, и, пораженная его грандиозностью, на минуту застыла от удивления и восторга, потом вырвалась из объятий хозяина и от остроты впечатления, как волчок, закружилась на одном месте. Новый мир был велик и полон яркого света; куда ни взглянешь, всюду, от пола до потолка, видны были одни только лица, лица, лица и больше ничего.
Спи, Аленушка,
спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский
кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
Когда вернулась с рынка кухарка и хватилась молока, горшочек был пуст.
Кот Мурка
спал у самой печки сладким сном как ни в чем не бывало.
Зовет
кот кошурку в печурку
спать.
Только Катерина Львовна задула свечу и совсем раздетая улеглась на мягкий пуховик, сон так и окутал ее голову. Заснула Катерина Львовна, наигравшись и натешившись, так крепко, что и нога ее
спит и рука
спит; но опять слышит она сквозь сон, будто опять дверь отворилась и на постель тяжелым осметком,
упал давишний
кот.
— Спасите! — заревел Кальсонер, меняя тонкий голос на первый свой медный бас. Оступившись, он с громом
упал вниз затылком. Удар не прошел ему даром. Обернувшись в черного
кота с фосфорными глазами, он вылетел обратно, стремительно и бархатно пересек площадку, сжался в комок и, прыгнув на подоконник, исчез в разбитом стекле и паутине. Белая пелена на миг заволокла коротковский мозг, но тотчас свалилась, и наступило необыкновенное прояснение.
Маша с каждым днем начала более и более соглашаться с матерью, — тем более, что Сергей Петрович действительно день ото дня становился к ней холоднее: кроме того, что часто уходил на целые дни из дому, но даже когда бывал дома, то или молчал, или
спал, и никогда уже с ней не играл — ни в ладошки, ни в рыжего
кота, и вместе с тем беспрестанно настаивал, чтобы она требовала от матери имения.
Когда он пришел домой, Маня была в постели. Она ровно дышала и улыбалась и, по-видимому,
спала с большим удовольствием. Возле нее, свернувшись клубочком, лежал белый
кот и мурлыкал. Пока Никитин зажигал свечу и закуривал, Маня проснулась и с жадностью выпила стакан воды.
Для игры собирались у Прокопия Васильевича, так как во всей обширной квартире жили только они вдвоем с сестрой — существовал еще большой белый
кот, но он всегда
спал на кресле, — а в комнатах царила необходимая для занятий тишина.
Чистая камедь… Как развязка-то развязалась, — барин в густых дураках оказался, на коленки
пал. А Алешка Гусаков в бюстах себе рюшку поправляет, сам в публику подмигивает, — прямо к полковому командиру рыло поворотил, — смелый-то какой, сукин
кот… Расхлебали, стало быть, всю кашу, занавеску с обоих сторон стянули, — плеск, грохот, полное удовольствие.
Только это серая мгла по низу по стволам пробилась, вскочил ротный, будто и не
спал. Глянул округ себя, да так по невидимой фуражке себя и хлопнул. Вся его команда не то чтобы львы, будто
коты мокрые стоят в одну шеренгу во всей своей натуральности… Даже смотреть тошно. Веревочка между ими обвисла, сами в землю потупились, а Каблуков всех кислее, чисто как конокрад подшибленный.
Раскипятился мужик, хватил в
кота поленом, да, спасибо, не
попал. Пошел с бабой в избу, да так, и не ужинавши, огня не вздувши, и взобрались на полати… Спиной друг к дружке, двуглавым орлом сонные пузыри пускать.
Эта возня так беспокоила жильцов, обитавших в квартирах, имевших один выход, что то из одного, то из другого жилья среди ночи отворялись двери, и оттуда или кто-нибудь манул домой своего
кота, или же чья-нибудь негодующая рука швыряла что
попало, чтобы испугать и разогнать полунощников.
Зато и мышиную свою команду уж он не выдавал, — ни одного
кота в дом нипочем не допустит. Чуть который мурло из-за ободранной доски покажет, чичас его домовик кочергой по усам,
кот так и вскинется.
Попал шар в лузу, да и выскочил.
— Что вы, солдатик!
Кот королю заместо грелки, всегда с ним
спит.
— Что за пустяки, — говорю. — Какое тебе до
котов дело! Бiльше сего щоб не було!
Спи!
Вскочила княжна на резвые ноги, туда-сюда глянула.
Кот под лавкой урчит — ходит, о подол трется, над головой князь Удал в расстройстве чувств шагает, а боле никого и не слыхать. Выскочила она на крыльцо, — Терек под горой поигрывает, собачка на цепу хвостом машет, княжне голос подает: «Не
сплю, мол, не тревожься»… Кто ж в фортку, однако, пел?
И стал я об этом думать и до того себя изнурил, что у меня вид в лице моем переменился, як у пограничной стражи, и стали у меня, як у тых, очи як свещи потухлы, а зубы обнаженны… Тпфу, какое препоганьство! А до того еще Христя що ночь не
спит, як собака, и все возится… А стану спрашивать — говорит, що ей все представляется, будто везде
коты мяукают да скребощут.
— Не знаю. Сначала дремота, и
спать хочу, а потом вдруг как
кот… и от
кота бурктта…
Отдельного помещения у Пизонского не имели только два серые
кота, или «котбшки», но и то опять потому, что они были в некотором роде номады, не нуждались в отдельном помещении и
спали там, где им казалось теплее: зимой на жаркой печке, а летом перед солнышком на завалинке.
Задавались чрезвычайно беспокойные ночи, когда
коты совсем не знали покоя сами и не хотели позволять
спать людям: они мяукали, скреблись, прыгали,
падали с высот вниз, и опять царапались вверх, и, настигая друг друга, дрались так, что сыпалась шерсть, и затем вновь падение и вновь беготня.