Неточные совпадения
Во имя мистической покорности воздвигали люди средневековья готические храмы, устремленные ввысь, шли в крестовый поход освобождать Гроб Господень, пели
песни и писали философские трактаты, создавали чудесный, полный
красоты культ, любили прекрасную даму.
Только
песне нужна
красота,
Красоте же — и
песни не надо…
Она умела одеться так, что ее
красота выигрывала, как доброе вино в стакане хорошего стекла: чем прозрачнее стекло — тем лучше оно показывает душу вина, цвет всегда дополняет запах и вкус, доигрывая до конца ту красную
песню без слов, которую мы пьем для того, чтоб дать душе немножко крови солнца.
— Я не могу понять
красот этой прославленной русской
песни… Что в ней? Волчий вой, голодное что-то, дикое… Э… это собачьи немощи… Нет веселья, нет шика… Вы послушайте, что и как поет француз! Или — итальянец…
Сидел, склонив голову, обеими руками опершись на маузер, и в этой необычности и чудесной
красоте ночного огня, леса и нежного зазыва струн самому себе казался новым, прекрасным, только что сошедшим с неба — только в
песне познает себя и любит человек и теряет злую греховность свою.
Одним словом, в описаниях красавицы в народных
песнях не найдется ни одного признака
красоты, который не был бы выражением цветущего здоровья и равновесия сил в организме, всегдашнего следствия жизни в довольстве при постоянной и нешуточной, но не чрезмерной работе.
Но работа не даст разжиреть: если сельская девушка толста, это род болезненности, знак «рыхлого» сложения, и народ считает большую полноту недостатком; у сельской красавицы не может быть маленьких ручек и ножек, потому что она много работает, — об этих принадлежностях
красоты и не упоминается в наших
песнях.
Она отпечатывается в выражении лица, всего яснее в глазах — потому выражение лица, о котором так мало говорится в народных
песнях, получает огромное значение в понятиях о
красоте, господствующих между образованными людьми; и часто бывает, что человек кажется нам прекрасен только потому, что у него прекрасные, выразительные глаза.
После обеда почти всегда он приглашал меня в кабинет, иногда без Казначеева, и толковал со мною о любимых своих предметах: о тождестве языка русского и славянского, о
красотах священного писания, о русских народных
песнях, о порче языка по милости карамзинской школы и проч. и проч.
Сама
красота, конечно, первее искусства («только
песне нужна
красота,
красоте же и
песни не надо»), но искусство, ее являющее, приобретает тем самым неисследимую глубину.
Вся
красота, вся жизнь для нас, все достоинство — в страдании. Бессмертные
песни спело человечество во славу страдания, вознесло его на такую высоту, что дух радостно бьется и тянется ему навстречу. К счастью же человек недоверчив и стыдлив. Он тайно берет его маленькими порциями для своего личного, домашнего обихода и стыдится счастья, как секретной болезни, и действительно превратил его в секретную болезнь, потерял способность достойно нести счастье.
Остро вспыхивали брильянты в серьгах Аси. И была дурманящая, сладострастно-ластящаяся
красота в ее
песнях. И только мешал шум стекольщика и его чахоточный, как будто намеренно-громкий кашель.
И он лежал в кустах, на земле, чужой всем людям и посторонний для жизни, которая со всею своею
красотою,
песнями и радостью проходила мимо него, — проходила в эту июльскую темную ночь.
Песни эти, его
красота и беззаботная удаль полонили для него сердца старогородских затворниц и добыли ему пылкое сердечко изгнанницы деевского дома.
Минута черного молчания — далекий, тихо сверкающий, загадочный, как зарница, женский смех, — и стихло все, и тяжелая тьма словно придавила идущих. Стало мертвенно-тихо и пусто, как в пустом пространстве, на тысячу верст над землей. Жизнь прошла мимо со всеми ее
песнями, любовью и
красотой — прошла в эту июльскую темную ночь.