Бедный крестьянин! На него обрушиваются все возможные несправедливости. Император преследует его рекрутскими наборами, помещик крадет у него труд, чиновник — последний рубль.
Крестьянин молчит, терпит, по не отчаивается, у него остается община. Вырвут ли из нее член, община сдвигается еще теснее; кажется, эта участь достойна сожаления; а между тем она никого не трогает. Вместо того, чтобы заступаться за крестьянина, его обвиняют.
Неточные совпадения
Крестьяне позамялися.
Молчат — и поп
молчит…
Вежливо улыбаясь, Самгин
молчал и не верил старику, думая, что эти волнения
крестьян, вероятно, так же убоги и мало значительны, как памятный грабеж хлебного магазина. А Суслов, натягивая рукава пиджака до кистей рук, точно подросток, которому костюм уже короток и неудобен, звенел...
Матушка даже повернулась на стуле при одной мысли, как бы оно хорошо вышло. Некоторое время она
молчала; вероятно, в голове ее уже роились мечты. Купить земли — да побольше — да
крестьян без земли на своз душ пятьсот, тоже недорого, от сорока до пятидесяти рублей за душу, да и поселить их там. Земля-то новая — сколько она приплода даст! Лошадей развести, овец…
Приказчик и староста были, с своей стороны, довольны барином; о
крестьянах не знаю, они
молчали.
При этом грозном имени
крестьянин снял шапку, поклонился в пояс проезжим и
молча показал налево.
— Они ходили по полям густыми толпами, точно овцы, но —
молча, грозно, деловито, мы разгоняли их, показывая штыки, иногда — толкая прикладами, они, не пугаясь и не торопясь, разбегались, собирались снова. Это было скучно, как обедня, и тянулось изо дня в день, точно лихорадка. Луото, наш унтер, славный парень, абруцезец, [Абруцезец — житель Абруцци, горной области Италии, расположенной к Востоку от столичной области Лацио.] тоже
крестьянин, мучился: пожелтел, похудел и не однажды говорил нам...
Ни один голос не отозвался на вопрос сотника. Все
крестьяне поглядывали
молча друг на друга, и на многих лицах ясно изображались недоумение и робость…
Мельник
молчал, думая про батюшку Алексея. Очень жадный поп; много раз он подставлял ногу мельнику в его операциях с окрестными
крестьянами…
Русский народ говорит своим старым языком; судьи и подьячие пишут новым бюрократическим языком, уродливым и едва понятным, — они наполняют целые in-folio грамматическими несообразностями и скороговоркой отчитывают
крестьянину эту чепуху. Понимай как знаешь и выпутывайся как умеешь.
Крестьянин видит, к чему это клонится, и держит себя осторожно. Он не скажет лишнего слова, он скрывает свою тревогу и стоит
молча, прикидываясь дураком.
Поехали по деревне. «Бразды пушистые взрывая…», — думал вяло следователь, глядя, как пристяжная работала ногами. Во всех избах светились огни, точно был канун большого праздника: это
крестьяне не спали, боялись покойника. Кучер
молчал угрюмо; должно быть, соскучился, пока стоял около земской избы, и теперь тоже думал о покойнике.
Двенадцать прибывших крестьян-работников и четверо садовников
молча выслушали приказания и все, точно по команде, обратили свои взоры на отца Николая, стоявшего рядом с князем Сергеем Сергеевичем.
Таня
молчала. Никита стал спускаться с крыльца. Молодая девушка не тронулась с места. Страх у нее пропал. Никита был теперь далеко не так страшен, как в первый день появления в Зиновьеве. Он даже несколько пополнел и стал похож на обыкновенного
крестьянина, каких было много в Зиновьеве.
Рассказ на всех произвел довольно сильное впечатление; все
молчали. Анфалов вытащил носовой платок, обтер им лицо и стал смотреть в сторону на мелкий кустарник, росший с боку дороги. Головинщинский
крестьянин, опершись рукою о задок козел, покачивался и вопросительно глядел в глаза то купцу, то мне, то приказчику. Купец первый перервал молчание.