Неточные совпадения
Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой, точно в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и времен года; других
перемен, особенно
крупных случайностей, возмущающих со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало.
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса висели, фрегат только качался почти на одном месте, иногда довольно сильно, от
крупной зыби, предвещавшей, по-видимому, ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то, в счастливом месте, пронесшегося ветра. Появлявшиеся на горизонте тучки, казалось, несли дождь и
перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а ветра не было.
Неизменными посетителями этого трактира были все московские сибиряки. Повар, специально выписанный Лопашовым из Сибири, делал пельмени и строганину. И вот как-то в восьмидесятых годах съехались из Сибири золотопромышленники самые
крупные и обедали по-сибирски у Лопашова в этой самой «избе», а на меню стояло: «Обед в стане Ермака Тимофеевича», и в нем значилось только две
перемены: первое — закуска и второе-«сибирские пельмени».
Я употреблял их целый год и должен сказать, что сначала они удивительно крепки и могут выдержать самую
крупную рыбу, но месяца в четыре, при ежедневном уженье, перегнивают и требуют
перемены.
Крупные дождевые капли стучали в окна почтового двора села Завидова, в котором Рославлев уже более двух часов дожидался
перемены лошадей.
Из нее, не подвергая себя резкой
перемене воздуха, можно было прямо пройти в уборную, выстланную также ковром, но обшитую в нижней ее части клеенкой: с одной стороны находился большой умывальный мраморный стол, уставленный
крупным английским фаянсом; дальше блистали белизною две ванны с медными кранами, изображавшими лебединые головки; подле возвышалась голландская печь с изразцовым шкапом, постоянно наполненным согревающимися полотенцами.
Ничего не было бы удивительного в том, что человек, обладающий большим состоянием, пожелал променять свою прежнюю «собачью жизнь» на жизнь, соответствующую его громадным средствам, тем более, что эта
перемена жизни была далеко не безвыгодна для одержимого манией наживы богача, так как банкирское дело и другие финансовые и биржевые операции расширили круг деятельности петербургского «паука», и в его паутину стали попадаться
крупные трутни великосветского мира.
И он должен был сознаться, что такбудет лучше. Настеньки он не мог же отнимать у матери, а оставить при себе… где было ручательство, что он обеспечит ей и добрый уход, и довольство? Ему хотелось верить
перемене своего положения. — Сбудутся его мечты, прочно усядется он на каком-нибудь
крупном заработке — тем лучше!.. Всегда будет у него возможность дать средства на солидное образование Настеньки. Да полно, хорошо ли еще превращать ее в барышню, хотя бы и «педагогичку», хотя бы и с испанским языком?..