Неточные совпадения
В то самое время, когда Чичиков в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь на
диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), — в то время, когда он, как знаток,
покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон и стен, и вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Привычная упрощенность отношения Самгина к женщинам вызвала такую сцену: он вернулся с Тосей из магазина, где
покупали посуду; день был жаркий, полулежа на
диване, Тося, закрыв глаза, расстегнула верхние пуговицы блузки. Клим Иванович подсел к ней и пустил руку свою под блузку. Тося спросила...
Только одно изобретение было нужно:
купить другой
диван, поменьше мужнина.
Купили два
дивана, стол к
дивану, полдюжины кресел, по случаю; заплатили 40 руб., а мебель хорошая, рублей сто надо дать.
Это был счастливейший период жизни Круциферского; тогда он
купил свой домик о трех окнах, а Маргарита Карловна сюрпризом мужу, ко дню Иакова, брата господня, ночью обила старый
диван и креслы ситцем, купленным на деньги, собранные по копейке.
Пришедши в свой небольшой кабинет, женевец запер дверь, вытащил из-под
дивана свой пыльный чемоданчик, обтер его и начал укладывать свои сокровища, с любовью пересматривая их; эти сокровища обличали как-то въявь всю бесконечную нежность этого человека: у него хранился бережно завернутый портфель; портфель этот, криво и косо сделанный, склеил для женевца двенадцатилетний Володя к Новому году, тайком от него, ночью; сверху он налепил выдранный из какой-то книги портрет Вашингтона; далее у него хранился акварельный портрет четырнадцатилетнего Володи: он был нарисован с открытой шеей, загорелый, с пробивающейся мыслию в глазах и с тем видом, полным упования, надежды, который у него сохранился еще лет на пять, а потом мелькал в редкие минуты, как солнце в Петербурге, как что-то прошедшее, не прилаживающееся ко всем прочим чертам; еще были у него серебряные математические инструменты, подаренные ему стариком дядей; его же огромная черепаховая табакерка, на которой было вытиснено изображение праздника при федерализации, принадлежавшая старику и лежавшая всегда возле него, — ее женевец
купил после смерти старика у его камердинера.
Пошли. Отец заставил меня снять кобылку. Я запрятал ее под
диван и вышел в одной рубахе. В магазине готового платья
купил поддевку, но отцу я заплатить не позволил — у меня было около ста рублей денег. Закусив, мы поехали на пароход «Велизарий», который уже дал первый свисток. За полчаса перед тем ушел «Самолет».
На станцию приехали вовремя. Долинский отправился к кассе
купить билеты и сдать в багаж, а Анна Михайловна с Дашею уселись в уголке на
диван в пассажирской комнате. Они обе молчали и обе страдали. На прекрасном лице Анны Михайловны это страдание отражалось спокойно; хорошенькое личико Даши болезненно подергивалось, и она кусала до крови свои губки.
Затем Елена велела поскорее уложить ребенка спать, съела две баранки, которых, ехав дорогой,
купила целый фунт, остальные отдала няне и горничной. Те, скипятив самовар, принялись их кушать с чаем; а Елена, положив себе под голову подушку, улеглась, не раздеваясь, на жестком кожаном
диване и вскоре заснула крепким сном, как будто бы переживаемая ею тревога сделала ее более счастливою и спокойною…
— А разве это не подачка? Разве значительность суммы может изменить дело, разве десять рублей не все равно, что десять тысяч, сто тысяч, миллион даже, разве сумма цены изменяет факт
купли? — взволновано заговорила она и даже отделилась всем корпусом от спинки
дивана.
Мягкая мебель, турецкие
диваны по стенам манили к покою, к кейфу, а громадный письменный стол, стоявший посредине и заваленный массою книг и бумаг указывал, что хозяин
покупал минуты этого покоя усиленным, непрестанным трудом.