Неточные совпадения
— Ну да, а ум высокий Рябинина может. И ни один купец не
купит не считая, если ему не отдают даром, как ты. Твой лес я знаю. Я каждый год там бываю
на охоте, и твой лес стòит пятьсот рублей чистыми
деньгами, а он тебе дал двести в рассрочку. Значит, ты ему подарил тысяч тридцать.
Только одно требовалось: иметь
деньги в Банке, не спрашивая, откуда они, так, чтобы знать всегда,
на что завтра
купить говядины.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога забыл, и
на те
деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь
купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
— А
на эти
деньги он бы накупил скота или землицу
купил бы за бесценок и мужикам роздал бы внаймы, — с улыбкой докончил Левин, очевидно не раз уже сталкивавшийся с подобными расчетами. — И он составит себе состояние. А вы и я — только дай Бог нам свое удержать и детям оставить.
Логики нет никакой в мертвых душах; как же
покупать мертвые души? где ж дурак такой возьмется? и
на какие слепые
деньги станет он
покупать их? и
на какой конец, к какому делу можно приткнуть эти мертвые души? и зачем вмешалась сюда губернаторская дочка?
А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит, корыто сама, с своею слабенькою-то силой, в комнату втащила, запыхалась, так и упала
на постель; а то мы в ряды еще с ней утром ходили, башмачки Полечке и Лене
купить, потому у них все развалились, только у нас денег-то и недостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькие ботиночки выбрала, потому у ней вкус есть, вы не знаете…
Я подошел к лавочке, где были ситцы и платки, и накупил всем нашим девушкам по платью, кому розовое, кому голубое, а старушкам по малиновому головному платку; и каждый раз, что я опускал руку в карман, чтобы заплатить
деньги, — мой неразменный рубль все был
на своем месте. Потом я
купил для ключницыной дочки, которая должна была выйти замуж, две сердоликовые запонки и, признаться, сробел; но бабушка по-прежнему смотрела хорошо, и мой рубль после этой покупки благополучно оказался в моем кармане.
Когда он,
купив гроб, платил
деньги розовощекому, бритому купцу, который был более похож
на чиновника, успешно проходящего службу и довольного собою, — в магазин, задыхаясь, вбежал юноша с черной повязкой
на щеке и, взмахнув соломенной шляпой, объявил...
— Жулик, — сказала она, кушая мармелад. — Это я не о философе, а о том, кто писал отчет. Помнишь:
на Дуняшином концерте щеголь ораторствовал, сынок уездного предводителя дворянства? Это — он. Перекрасился октябристом. Газету они
покупают, кажется, уже и
купили. У либералов
денег нет. Теперь столыпинскую философию проповедовать будут: «Сначала — успокоение, потом — реформы».
—
На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из своих товарищей передать
деньги, несколько десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и
купил сапоги. Передал
деньги по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил, вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Дико? Правильно! Отличные ребята. Понимали, что революция — дело честное.
Пришел срок присылки
денег из деревни: Обломов отдал ей все. Она
выкупила жемчуг и заплатила проценты за фермуар, серебро и мех, и опять готовила ему спаржу, рябчики, и только для виду пила с ним кофе. Жемчуг опять поступил
на свое место.
Между тем он же впадал в странное противоречие:
на ярмарке он все
деньги истратит
на жену,
купит ей платье, платков, башмаков, серьги какие-нибудь.
На Святую неделю, молча, поведет ее под качели и столько накупит и, молча же, насует ей в руки орехов, пряников, черных стручьев, моченых груш, что она употчует всю дворню.
«Слезами и сердцем, а не пером благодарю вас, милый, милый брат, — получил он ответ с той стороны, — не мне награждать за это: небо наградит за меня! Моя благодарность — пожатие руки и долгий, долгий взгляд признательности! Как обрадовался вашим подаркам бедный изгнанник! он все „смеется“ с радости и оделся в обновки. А из
денег сейчас же заплатил за три месяца долгу хозяйке и отдал за месяц вперед. И только
на три рубля осмелился
купить сигар, которыми не лакомился давно, а это — его страсть…»
Бабушка завязала
на платке узелок. Она любила говорить, что без нее ничего не сделается, хотя, например, веревку мог
купить всякий. Но Боже сохрани, чтоб она поверила кому-нибудь
деньги.
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои
деньги на ветер: за границей он стал
покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать
на Бог знает что большими кушами, даже
на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не
купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Фаддеев, по моему поручению, возьмет
деньги, спустится
на лодки
купить ананасов или что-нибудь другое: вижу, он спорит там, сердится; наконец торг заключается и он приносит, что нужно.
— Землю, по-моему, — сказал он, — нельзя ни продавать ни
покупать, потому что если можно продавать ее, то те, у кого есть
деньги, скупят ее всю и тогда будут брать с тех, у кого нет земли, что хотят, за право пользоваться землею. Будут брать
деньги за то, чтобы стоять
на земле, — прибавил он, пользуясь аргументом Спенсера.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой,
на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил
денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение
купил.
Досказав всю историю и всю гадость ее и еще с особенным удовольствием историю о том, как украдены разными высокопоставленными людьми
деньги, собранные
на тот всё недостраивающийся памятник, мимо которого они проехали сегодня утром, и еще про то, как любовница такого-то нажила миллионы
на бирже, и такой-то продал, а такой-то
купил жену, адвокат начал еще новое повествование о мошенничествах и всякого рода преступлениях высших чинов государства, сидевших не в остроге, а
на председательских креслах в равных учреждениях.
— Покойник Игнатий Львович много
денег загребал
на этой Ирбитской — и ведь около каких пустяков: пенечки партию
купит, сальца там, — а глядишь, в результате и обсмаковал целый куш.
Гольд рассказывал мне о том, как в верховьях реки Санда-Ваку зимой он поймал двух соболей, которых выменял у китайцев
на одеяло, топор, котелок и чайник, а
на оставшиеся
деньги купил китайской дрели, из которой сшил себе новую палатку.
Иные помещики вздумали было
покупать сами косы
на наличные
деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?» Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их.
Фельдшер
купил на свои
деньги шесть кроватей и пустился, благословясь, лечить народ Божий.
Он бы легко мог
на деньги, вырученные им за проданную дичь,
купить себе патронташ и суму, но ни разу даже не подумал о подобной покупке и продолжал заряжать свое ружье по-прежнему, возбуждая изумление зрителей искусством, с каким он избегал опасности просыпать или смешать дробь и порох.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся
на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую неделю, пропил все
деньги и вернулся пеший, — а поехал
на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог
купить у него лошадь
на место охромевшего коренника.
По дороге я спросил гольда, что он думает делать с женьшенем. Дерсу сказал, что он хочет его продать и
на вырученные
деньги купить патронов. Тогда я решил
купить у него женьшень и дать ему
денег больше, чем дали бы китайцы. Я высказал ему свои соображения, но результат получился совсем неожиданный. Дерсу тотчас полез за пазуху и, подавая мне корень, сказал, что отдает его даром. Я отказался, но он начал настаивать. Мой отказ и удивил и обидел его.
На другой день он принес мне кисеи
на платье, других вещей мне
на эти
деньги купил.
Понятно, что и в расходах
на их жизнь много сбережений. Они
покупают все большими количествами, расплачиваются наличными
деньгами, поэтому вещи достаются им дешевле, чем при покупке в долг и по мелочи; вещи выбираются внимательно, с знанием толку в них, со справками, поэтому все покупается не только дешевле, но и лучше, нежели вообще приходится
покупать бедным людям.
— И о чем еще просила бы я тебя:
купи себе фотографий, или лучше, я тебе
куплю на свои
деньги и цветов, и фотографий.
На свои
деньги он не
покупал ничего подобного; «не имею права тратить
деньги на прихоть, без которой могу обойтись», — а ведь он воспитан был
на роскошном столе и имел тонкий вкус, как видно было по его замечаниям о блюдах; когда он обедал у кого-нибудь за чужим столом, он ел с удовольствием многие из блюд, от которых отказывал себе в своем столе, других не ел и за чужим столом.
В Вятке он уже
купил не одну, а трех лошадей, из которых одна принадлежала ему самому, хотя тоже была куплена
на деньги моего отца.
Мы ему
купим остальную часть Капреры, мы ему
купим удивительную яхту — он так любит кататься по морю, — а чтобы он не бросил
на вздор
деньги (под вздором разумеется освобождение Италии), мы сделаем майорат, мы предоставим ему пользоваться рентой. [Как будто Гарибальди просил
денег для себя. Разумеется, он отказался от приданого английской аристократии, данного
на таких нелепых условиях, к крайнему огорчению полицейских журналов, рассчитавших грош в грош, сколько он увезет
на Капреру. (Прим. А. И. Герцена.)]
В последний торг наш о цене и расходах хозяин дома сказал, что он делает уступку и возьмет
на себя весьма значительные расходы по купчей, если я немедленно заплачу ему самому всю сумму; я не понял его, потому что с самого начала объявил, что
покупаю на чистые
деньги.
Услышит, где раб стонет, — он его вызволит: либо совсем
на волю
выкупит, либо сердца начальников
деньгами умилостивит, заступу для раба найдет.
Делалось это под видом сбора
на «погорелые места». Погорельцы, настоящие и фальшивые, приходили и приезжали в Москву семьями. Бабы с ребятишками ездили в санях собирать подаяние
деньгами и барахлом, предъявляя удостоверения с гербовой печатью о том, что предъявители сего едут по сбору пожертвований в пользу сгоревшей деревни или села. Некоторые из них
покупали особые сани, с обожженными концами оглоблей, уверяя, что они только сани и успели вырвать из огня.
Конечно, от этого страдал больше всего небогатый люд, а надуть покупателя благодаря «зазывалам» было легко.
На последние
деньги купит он сапоги, наденет, пройдет две-три улицы по лужам в дождливую погоду — глядь, подошва отстала и вместо кожи бумага из сапога торчит. Он обратно в лавку… «Зазывалы» уж узнали зачем и
на его жалобы закидают словами и его же выставят мошенником: пришел, мол, халтуру сорвать,
купил на базаре сапоги, а лезешь к нам…
Крыштанович уверенным шагом повел меня мимо прежней нашей квартиры. Мы прошли мимо старой «фигуры»
на шоссе и пошли прямо. В какой-то маленькой лавочке Крыштанович
купил две булки и кусок колбасы. Уверенность, с какой он делал эту покупку и расплачивался за нее серебряными
деньгами, тоже импонировала мне: у меня только раз в жизни было пятнадцать копеек, и когда я шел с ними по улице, то мне казалось, что все знают об этой огромной сумме и кто-нибудь непременно затевает меня ограбить…
Лачуги, заборы, землянки. Убогая лавочка, где когда-то Крыштанович
на сомнительные
деньги покупал булки… Шоссе с пешеходами, возами, балагулами, странниками… гулкий мост. Речка, где мы купались с моим приятелем. Врангелевская роща. Ощущение особенной приятной боли мелькнуло в душе. Как будто отрывалась и уплывала назад в первый еще раз так резко отграниченная полоска жизни.
—
На свои
деньги веревку
куплю, только пусть повесится!..
— Вот ращу дочь, а у самого кошки
на душе скребут, — заметил Тарас Семеныч, провожая глазами убегавшую девочку. — Сам-то стар становлюсь, а с кем она жить-то будет?.. Вот нынче какой народ пошел: козырь
на козыре. Конечно, капитал будет, а только
деньгами зятя не
купишь, и через золото большие слезы льются.
Я бы ему
на свои
деньги веревку
купил, только бы повесился…
— Послушай, да тебя расстрелять мало!..
На свои
деньги веревку
куплю, чтобы повесить тебя. Вот так кусочек хлеба с маслом! Проклятый ты человек, вот что. Где
деньги взял?
Любовь Андреевна. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы
купить имение
на ее имя, — нам она не верит, — а этих
денег не хватило бы даже проценты заплатить. (Закрывает лицо руками.) Сегодня судьба моя решается, судьба…
— Хитрят всё, богу
на смех! Ну, а дедушка хитрости эти видит да нарочно дразнит Яшу с Мишей: «
Куплю, говорит, Ивану рекрутскую квитанцию, чтобы его в солдаты не забрали: мне он самому нужен!» А они сердятся, им этого не хочется, и
денег жаль, — квитанция-то дорогая!
Я тоже начал зарабатывать
деньги: по праздникам, рано утром, брал мешок и отправлялся по дворам, по улицам собирать говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди. Пуд тряпок и бумаги ветошники
покупали по двугривенному, железо — тоже, пуд костей по гривеннику, по восемь копеек. Занимался я этим делом и в будни после школы, продавая каждую субботу разных товаров копеек
на тридцать,
на полтинник, а при удаче и больше. Бабушка брала у меня
деньги, торопливо совала их в карман юбки и похваливала меня, опустив глаза...
Всё в доме строго делилось: один день обед готовила бабушка из провизии, купленной
на ее
деньги,
на другой день провизию и хлеб
покупал дед, и всегда в его дни обеды бывали хуже: бабушка брала хорошее мясо, а он — требуху, печенку, легкие, сычуг. Чай и сахар хранился у каждого отдельно, но заваривали чай в одном чайнике, и дед тревожно говорил...
Я Максима — по лбу, я Варвару — за косу, а он мне разумно говорит: «Боем дела не исправишь!» И она тоже: «Вы, говорит, сначала подумали бы, что делать, а драться — после!» Спрашиваю его: «Деньги-то у тебя есть?» — «Были, говорит, да я
на них Варе кольцо
купил».
— Даст ему дед пятишницу, он
на три рубля
купит, а
на десять украдет, — невесело говорила она. — Любит воровать, баловник! Раз попробовал, — ладно вышло, а дома посмеялись, похвалили за удачу, он и взял воровство в обычай. А дедушка смолоду бедности-горя до́сыта отведал — под старость жаден стал, ему
деньги дороже детей кровных, он рад даровщине! А Михайло с Яковом…
Лошади остались зимовать в Николаевске, но так как кормы были дороги, то их продали с аукциона и
на вырученные
деньги купили новых в Забайкалье, но эти лошади оказались хуже прежних, и крестьяне забраковали нескольких.
Они еще в разряде испытуемых и поэтому не имеют права иметь при себе
деньги, и один из них жаловался, что ему не
на что
купить табаку, а от курения, ему кажется, кашель у него становится легче.