Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный
купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди
города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Проснулся: пять станций убежало назад; луна, неведомый
город, церкви с старинными деревянными
куполами и чернеющими остроконечьями, темные бревенчатые и белые каменные дома.
Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот. Садилось солнце,
купола блестели,
город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу.
Вдали, в розовом праздничном тумане вечерней зари, сияли золотые
купола и кресты. Высоко на горе белые стройные церкви, казалось, плавали в этом цветистом волшебном мареве. Курчавые леса и кустарники сбежали сверху и надвинулись над самым оврагом. А отвесный белый обрыв, купавший свое подножье в синей реке, весь, точно зелеными жилками и бородавками, был изборожден случайными порослями. Сказочно прекрасный древний
город точно сам шел навстречу поезду.
Потом о больших
городах и дворцах, о высокой церкви с
куполом, который весь вдруг иллюминовался разноцветными огнями; потом об жарком, южном
городе с голубыми небесами и с голубым морем…
На секунду — все глубже падая в какую-то воронку, все кругом сжималось — выпуклый сине-ледяной чертеж
города, круглые пузырьки
куполов, одинокий свинцовый палец аккумуляторной башни.
Сама г-жа Розелли была уроженка «старинного и прекрасного
города Пармы, где находится такой чудный
купол, расписанный бессмертным Корреджио!» Но от давнего пребывания в Германии она почти совсем онемечилась.
Вот как это было: пировал Тимур-бек в прекрасной долине Канигула, покрытой облаками роз и жасмина, в долине, которую поэты Самарканда назвали «Любовь цветов» и откуда видны голубые минареты великого
города, голубые
купола мечетей.
К тому, что я стал рабочим, уже привыкли и не видят ничего странного в том, что я, дворянин, ношу ведра с краской и вставляю стекла; напротив, мне охотно дают заказы, и я считаюсь уже хорошим мастером и лучшим подрядчиком, после Редьки, который хотя и выздоровел и хотя по-прежнему красит без подмостков
купола на колокольнях, но уже не в силах управляться с ребятами; вместо него я теперь бегаю по
городу и ищу заказов, я нанимаю и рассчитываю ребят, я беру деньги взаймы под большие проценты.
Поздним вечером возвращалась шумная компания русских офицеров на корвет. Ночь была восхитительная. На бархатном высоком
куполе томно светилась луна, обливая своим мягким, нежным светом и белые дома, и виллы маленького Фунчаля, и кудрявые леса гор.
Город спал. Изредка встречались прохожие. Волшебная тишина чудной ночи нарушалась по временам звуками фортепиано, доносившимися из-за опущенных жалюзи.
Отпуском меня отсюда не торопились: денег, за которыми я приехал, не было в сборе, — их свозили в губернский
город из разных уездов; все это шло довольно медленно, и я этим временем свел здесь несколько очень приятных знакомств; во главе их было семейство хозяина, у которого я пристал с моими двумя присяжными солдатами, и потом чрезвычайно живой и веселый живописец Лаптев, который занимался в это время роспискою стен и
купола местного собора и жил тут же, рядом со мною, в комнате у того же самого небогатого дворянина Нестерова.
Мастерская Коромыслова. В большое, во всю стену, окно видны крыши
города, покрытые снегом, вдали сквозь дым и легкий низкий туман тускло блестит
купол Исаакия — морозный день погож и ясен.
Светлело все больше. Справа из-за сопок выплыло солнце, в воздухе потянуло теплом. Тело отдохнуло, на душе стало свежо и бодро. Впереди, в сверкающей голубой дымке, виднелся далекий
город, изящно рисовались
купола кумирен и изогнутые края крыш.
Очертания неказистого
города с убогою слободою на первом плане, кое-где выделяющимися крышами каменных зданий и
куполами двух-трех церквей в отдалении, имели какой-то фантастический, даже красивый вид.
Сорок сороков церквей московских с их на все музыкальные тона звучащими колоколами, с их золотыми и пестрыми
куполами, указывают на набожность коренного московского населения, и, действительно, полные всегда молящимися храмы Божии до сих пор удовлетворяют эту беспримерную для других русских
городов набожность московских обывателей.