Неточные совпадения
— Cher, cher enfant! — восклицал он, целуя меня и обнимая (признаюсь, я сам было заплакал черт знает с чего, хоть мигом воздержался, и даже теперь, как пишу, у меня
краска в лице), — милый друг, ты мне теперь как родной; ты мне в этот месяц стал как
кусок моего собственного сердца!
В двенадцатом часу ночи подали ужин, состоявший из
куска старого, сухого сыру и каких-то холодных пирожков с рубленой ветчиной, которые мне показались вкуснее всяких паштетов; вина была всего одна бутылка, и та какая-то странная: темная, с раздутым горлышком, и вино в ней отдавало розовой
краской: впрочем, его никто не пил.
Моя обязанности в мастерской были несложны: утром, когда еще все спят, я должен был приготовить мастерам самовар, а пока они пили чай в кухне, мы с Павлом прибирали мастерскую, отделяли для
красок желтки от белков, затем я отправлялся в лавку. Вечером меня заставляли растирать
краски и «присматриваться» к мастерству. Сначала я «присматривался» с большим интересом, но скоро понял, что почти все, занятые этим раздробленным на
куски мастерством, не любят его и страдают мучительней скукой.
Пред ним на
куске картона изображены синей
краской двое широкоплечих парней, они сидят плечо с плечом и весело улыбаются, кудрявые, большеголовые, как сам старик Чекко, а над головами их крупно и четко напечатано...
На каждой из серых дверей этих маленьких конурок грязноватою желтою
краскою написаны подряд свои нумера, а на некоторых есть и другие надписи, сделанные просто
куском мела.
Одрик стоял тут же. Это была небольшая старая кроватка, плотно засыпанная по углам клоповыми яйцами; на кроватке лежал сноп соломы и
кусок редкого миткалю с грубо выведенным
красками крестом, копием и тростию. Проводник ловкою рукою распушил соломку, чтобы на все стороны с краев свешивалась, положили на нее желтого расслабленного, покрыли миткалем и понесли.
Небольшие ручные чемоданы были пропущены без осмотра, и стая шоколадных людей, голых до чресл, с яркими цветными поясами и в зеленых тюрбанах на головах, бросилась на чемоданы, чтобы отнести к коляске, которая была запряжена парой маленьких лошадок, и на козлах которой с ленивой важностью восседал старый коричневый метис, в шляпе в виде гриба, покрытой золоченой желтой
краской, в полосатой кобайо (нечто вроде кофточки) и соронго (
кусок материи, обмотанный вокруг бедер).
До сих пор та же дверь с половиком; зеленая, побуревшая
краска, узкие два окна, где положены для"вида"
куски ситцев, но совсем не для привлечения покупателей, как в зеркальных витринах Кузнецкого. Так полагалось спокон веку для"городового покупателя".