Неточные совпадения
Девочка
говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная
кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Это было очень обидно слышать, возбуждало неприязнь к дедушке и робость пред ним. Клим верил отцу: все хорошее выдумано — игрушки, конфеты, книги с картинками, стихи — все. Заказывая обед, бабушка часто
говорит кухарке...
Хозяйка
поговорила с братцем, и на другой день из кухни Обломова все было перетаскано на кухню Пшеницыной; серебро его и посуда поступили в ее буфет, а Акулина была разжалована из
кухарок в птичницы и в огородницы.
— А ваша хозяйка все плачет по муже, —
говорил кухарке лавочник на рынке, у которого брали в дом провизию.
— А что, в самом деле, можно! — отвечал Мухояров задумчиво. — Ты неглуп на выдумки, только в дело не годишься, и Затертый тоже. Да я найду, постой! —
говорил он, оживляясь. — Я им дам! Я
кухарку свою на кухню к сестре подошлю: она подружится с Анисьей, все выведает, а там… Выпьем, кум!
Речь товарища прокурора, по его мнению, должна была иметь общественное значение, подобно тем знаменитым речам, которые
говорили сделавшиеся знаменитыми адвокаты. Правда, что в числе зрителей сидели только три женщины: швея,
кухарка и сестра Симона и один кучер, но это ничего не значило. И те знаменитости так же начинали. Правило же товарища прокурора было в том, чтобы быть всегда на высоте своего положения, т. е. проникать вглубь психологического значения преступления и обнажать язвы общества.
— Что Липка с кузовком — это верно; и про солдата правду
говорили: Сережка от Великановых. Кирюшка-столяр вчера ночью именины справлял, пьян напился и Марфу-кухарку напоил. Песни пели, барыню толстомясой честили…
А если сверху крикнут: «Первый!» — это значит закрытый пожар: дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится в указанное часовым место для проверки, где именно пожар, — летит и трубит. Народ шарахается во все стороны, а тот, прельщая сердца обывательниц, летит и трубит! И горничная с завистью
говорит кухарке, указывая в окно...
Ввиду этого он нанял себе в услужение мальчика Петрика, сына хозяйской
кухарки.
Кухарка, «пани Рымашевская», по прозванию баба Люба, была женщина очень толстая и крикливая. Про нее
говорили вообще, что это не баба, а Ирод. А сын у нее был смирный мальчик с бледным лицом, изрытым оспой, страдавший притом же изнурительной лихорадкой. Скупой, как кащей, Уляницкий дешево уговорился с нею, и мальчик поступил в «суторыны».
— Возьми меня, Галактион, в
кухарки, —
говорила она, усаживаясь в экипаж. — Я умею отличные щи варить.
Но вот, среди разговора молодых женщин с
кухаркой, раздается маленький шум за сценой;
кухарка пугливо прислушивается и
говорит: «Никак, матушка, сам приехал»…
— Я вам сейчас принесу. У нас всей прислуги
кухарка да Матрена, так что и я помогаю. Варя над всем надсматривает и сердится. Ганя
говорит, вы сегодня из Швейцарии?
Впрочем, верила порче одна
кухарка, женщина, недавно пришедшая из села; горничная же, девушка, давно обжившаяся в городе и насмотревшаяся на разные супружеские трагикомедии, только не спорила об этом при Розанове, но в кухне
говорила: «Точно ее, барыню-то нашу, надо отчитывать: разложить, хорошенько пороть, да и отчитывать ей: живи, мол, с мужем, не срамничай, не бегай по чужим дворам.
Нелли просилась хоть в горничные, хоть в
кухарки,
говорила, что будет пол мести и научится белье стирать.
Вместо того чтобы встать пораньше да на базар сходить, а она до сих пор в постели валяется! я,
говорит, не
кухарка тебе далась, вот и разговаривай с ней.
Маленькая закройщица считалась во дворе полоумной,
говорили, что она потеряла разум в книгах, дошла до того, что не может заниматься хозяйством, ее муж сам ходит на базар за провизией, сам заказывает обед и ужин
кухарке, огромной нерусской бабе, угрюмой, с одним красным глазом, всегда мокрым, и узенькой розовой щелью вместо другого. Сама же барыня —
говорили о ней — не умеет отличить буженину от телятины и однажды позорно купила вместо петрушки — хрен! Вы подумайте, какой ужас!
Расправив бороду желтой рукой, обнажив масленые губы, старик рассказывает о жизни богатых купцов: о торговых удачах, о кутежах, о болезнях, свадьбах, об изменах жен и мужей. Он печет эти жирные рассказы быстро и ловко, как хорошая
кухарка блины, и поливает их шипящим смехом. Кругленькое лицо приказчика буреет от зависти и восторга, глаза подернуты мечтательной дымкой; вздыхая, он жалобно
говорит...
— Никаких «но». Я не позволю тебе водить ни любовников, ни там двоюродных братьев. Вперед тебе
говорю: я строгая. Из-за того и беру тебя, что не желаю иметь американскую барыню в
кухарках. Шведки тоже уже испорчены… Слышишь? Ну, а пока до свидания. А паспорт есть?
Софи
поговорила с немкой и наняла этот будуар; в этом будуаре было грязно, черно, сыро и чадно; дверь отворялась в холодный коридор, по которому ползали какие-то дети, жалкие, оборванные, бледные, рыжие, с глазами, заплывшими золотухой; кругом все было битком набито пьяными мастеровыми; лучшую квартиру в этом этаже занимали швеи; никогда не было, по крайней мере днем, заметно, чтоб они работали, но по образу жизни видно было, что они далеки от крайности;
кухарка, жившая у них, ежедневно раз пять бегала в полпивную с кувшином, у которого был отбит нос…
Ах, Алла Вадимовна, ну что же сделаешь? Я ведь сама в очень неважном положении. Ну что ж, не плакать же? Нельзя же все время
говорить о деньгах. Мне приятно показать вам, ведь эти нэпманши хуже
кухарок. А вы одна из очень немногих женщин в Москве с огромным вкусом. Гляньте, ведь это прелесть. Открывает зеркальный шкаф, в нем ослепительная гамма туалетов. Смотрите, вечернее…
Сказать «дай» или «принеси» ему трудно; когда ему хочется есть, он нерешительно покашливает и
говорит кухарке: «Как бы мне чаю…», или: «Как бы мне пообедать».
— А как попала?.. жила я в ту пору у купца у древнего в
кухарках, а Домнушке шестнадцатый годок пошел. Только стал это старик на нее поглядывать, зазовет к себе в комнату да все рукой гладит. Смотрела я, смотрела и
говорю: ну
говорю, Домашка, ежели да ты… А она мне: неужто ж я, маменька, себя не понимаю? И точно, сударь! прошло ли с месяц времени, как уж она это сделала, только он ей разом десять тысяч отвалил. Ну, мы сейчас от него и отошли.
— Скоро уже девочка взрастёт. Я спрашивала которых знакомых
кухарок и других баб — нет ли места где для девочки? Нет ей места,
говорят…
Говорят — продай!.. Так ей будет лучше… дадут ей денег и оденут… дадут и квартиру… Это бывает, бывает… Иной богатый, когда он уже станет хилым на тело да поганеньким и уже не любят его бабы даром… то вот такой мерзюга покупает себе девочку… Может, это и хорошо ей… а всё же противно должно быть сначала… Лучше бы без этого… Лучше уж жить ей голодной, да чистой, чем…
— Сво-олочи! — протянула
кухарка. — Вчера, на базаре, тоже какой-то насчёт японцев проповедь
говорил… Старичок один послушал его, да как начал сам — и про генералов и про министров, — без стеснения! Нет, народ не обманешь!
Речи
кухарки были слишком крикливы, бойки, сразу чувствовалось, что она
говорит не от себя, а чужое; горе Маши не трогало его.
— Сегодня часовщик
говорил скорняковой
кухарке, что вы краденое принимаете…
— Дядя прислал ей письмо, —
говорила кухарка, бегая от плиты к столу и обратно.
Маша толкнула ногой дверь в кухню, и Евсей остался один с
кухаркой. Она покосилась на дверь и ворчливо
говорила...
— Никак нет-с; они только спросили, что могут ли вас видеть? Я им сказала, что вы уехали, а потом переговорила с
кухаркой, та и
говорит: «Съезди за барыней!»
— Вот отличное угощенье мухам! —
говорила кухарка Паша, расставляя тарелочки на самых видных местах.
Маша. Мой здесь? Так когда-то наша
кухарка Марфа
говорила про своего городового: мой. Мой здесь?
Оно
говорило с визгливою песнью русской
кухарки; с косящимся на солнце ощипанным орлом, которого напоказ зевакам таскал летом по острову ощипанный и полуголодный мальчик;
говорило оно и с умными глазами остриженного пуделя, танцующего в красном фраке под звуки разбитой шарманки, — со всеми и со всем умело
говорить это маленькое чуткое сердечко, и унять его говорливость, научить его молчанию не смог даже сам пастор Абель, который, по просьбе Софьи Карловны Норк, со всех решительно сторон, глубокомысленно обсудил душевную болезнь Мани и снабдил ее книгами особенного выбора.
— Сегодня на зорьке матушка скончалась, —
говорила она, поводив сперва кругом своими темными, выразительными глазами, а там вперив их в землю, —
кухарка взялась гроб подешевле купить; да она у нас ненадежная: пожалуй, еще деньги пропьет. Ты бы пришел, посмотрел, Давыдушко: тебя она побоится.
Со стоном добрался до кухни, где ночует
кухарка с мужем своим, Власом. Власа отправил к Анне Кирилловне. Та ночью пришла ко мне и вынуждена была впрыснуть мне морфий.
Говорит, что я был совершенно зеленый. Отчего?
Наконец
кухарка подошла и в дверь постучала: «Самовар, —
говорит, — под яблонью глохнет».
— Заспалась я, —
говорила Аксинье Катерина Львовна и уселась на ковре под цветущею яблонью чай пить. — И что это такое, Аксиньюшка, значит? — пытала она
кухарку, вытирая сама чайным полотенцем блюдечко.
— Ах, Сергей Петрович! — вскрикнула хозяйка, бросившись убирать некоторые не весьма благовидные принадлежности ее туалета. — Ступай и делай так, как я тебе
говорила, — прибавила она
кухарке.
Да и шалили же мы и проказничали во весь льготный год! Сколько окон в людских перебили! сколько у
кухарок горшков переколотили! сколько жалоб собиралось на нас за разные пакости! Но маменька запрещали людям доносить батеньке на нас."Не долго им уже погулять! —
говорили они. — Пойдут в школу, — перестанут. Пусть будет им чем вспомнить жизнь в родительском доме".
И зажили мы,
говорит, день ото дня хуже: переехали в одну комнатку, прислугу всю он распустил, а там уж и
кухарку сослал.
— Бывает, — подтвердил дьякон Тарас. — Я привык дьяконицу свою по воскресеньям после обедни бить; так, знаете, когда, умерла она — такая тоска на меня по воскресеньям нападала, что даже невероятно. Одно воскресенье прожил — вижу, плохо! Другое — стерпел. Третье —
кухарку ударил раз… Обиделась она… Подам,
говорит, мировому. Представьте себе мое положение! На четвертое воскресенье — вздул ее, как жену! Потом заплатил ей десять целковых и уж бил по заведенному порядку, пока опять не женился…
Кухарка. Да что и
говорить! Горница особая, стирка на него вся от господ, чай, сахар — это все господское, и пища со стола.
Те же, входит
кухарка, заглядывает на печку, делает туда знаки и тотчас же начинает оживленно
говорить с Федором Иванычем.
Кухарка.
Говорю, полезай на печь.
Старый повар.
Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради,
говорю, понимаешь ты — Христом прошу!
Как и отчего это произошло: обстоятельства ли жизни, или некоторая идеальность миросозерцания и прирожденные чувства целомудрия и стыдливости были тому причиной, но только, не
говоря уже о гимназии, но и в училище, живя в сотовариществе таких повес, как студенты, Иосаф никогда не участвовал в их разных любовных похождениях и даже избегал разговора с ними об этом; а потом, состоя уже столько времени на службе, он только раз во все это время, пришедши домой несколько подгулявши, вдруг толкнул свою
кухарку, очень еще не старую крестьянскую бабу, на диван.
Жили они в слободе, версты за четыре от гимназии, в маленьком, развалившемся домике, и мальчик,
говорят, даже стряпал у отца за
кухарку.
— У вас тоже Акулька месяц в
кухарках жила, но… я ничего не
говорю.
У тети каждую неделю менялись
кухарки и горничные; то она рассчитывала их за безнравственность, то они сами уходили,
говоря, что замучились.
Он
говорил на всех языках — и это он тогда возвратил вещи от нашей
кухарки!
— Да я ничего, помилуйте, как благородный человек, я вам все расскажу: сначала жена сюда ходила одна; она им родня; я и не подозревал; вчера встречаю его превосходительство:
говорит, что уж три недели как переехал отсюда на другую квартиру, а же… то есть не жена, а чужая жена (на Вознесенском мосту), эта дама
говорила, что еще третьего дня была у них, то есть на этой квартире… А кухарка-то мне рассказала, что квартиру его превосходительства снял молодой человек Бобыницын…