Неточные совпадения
— А я, брат, — говорил Ноздрев, — такая мерзость
лезла всю ночь, что гнусно рассказывать, и во рту после вчерашнего точно эскадрон переночевал. Представь: снилось, что меня высекли, ей-ей! и, вообрази, кто? Вот ни за что не угадаешь: штабс-ротмистр
Поцелуев вместе
с Кувшинниковым.
«Земской барышней» оказалась Устенька, которая приехала
с какими-то молодыми людьми устраивать в Суслоне столовую для голодающих. Мельник Ермилыч в качестве земского гласного помогал. Он уже
целое трехлетие «служил» в земстве и
лез из кожи, чтобы чем-нибудь выдвинуться. Конечно, он поступал во всем, руководствуясь советами Замараева.
— Э, противный какой! — сморщилась Манька и отплюнулась. —
Лезет с разговорами. Спрашивает: ты чувствуешь, когда я тебя
целую? Чувствуешь приятное волнение? Старый пес. На содержание, говорит, возьму.
Теперь же он
с тоской думал, что впереди —
целый день одиночества, и в голову ему
лезли все такие странные, и неудобные и ненужные мысли.
Мужик, конечно, не понимает, что бывают же на свете такие вещи, которые сами себе
целью служат, сами собою удовлетворяются; он смотрит на это
с своей материяльной, узенькой, так сказать, навозной точки зрения, он думает, что тут речь идет об его беспорядочных поползновениях, а не о рабочей силе — ну, и
лезет…
Смешай-ка его
с массой других"молодцов" — он обидится, будет мстить; а попробуй каждого останавливать, перед каждым изъясняться — ей-богу, спина переломится, язык перемелется. Да, пожалуй, еще скажут: вот, мол, сума переметная, ко всякому
лезет, у всех ручку
целует! должно быть, в уме какое-нибудь предательство засело, коли он так лебезит!
Ручку
поцелуй даме, а в губы не
лезь. (Уходит
с Херувимом.)
Он будет надоедать мне, преследовать меня по пятам
с нелепыми требованиями, будет
лезть ко мне
с поцелуями, истязать меня дружелюбием, а я должен говорить ему слогом Песни Песней: лоно твое — как чаша благовонная, и нос твой — как кедр ливанский!
Ему хотелось громко, во всю силу кричать, он едва мог сдерживать в себе это бешеное желание. Пред ним стояло маленькое, ехидное лицо Полуэктова, сердитая лысая голова Строганого
с рыжими бровями, самодовольная рожа Петрухи, глупый Кирик, седой Хренов, курносый,
с маленькими глазками, —
целая вереница знакомых. В ушах у него шумело, и казалось ему, что все эти люди окружают, теснят его,
лезут на него непоколебимо прямо.
— Говорит, что все они — эти несчастные декабристы, которые были вместе, иначе ее и не звали, как матерью: идем, говорит, бывало, на работу из казармы — зимою, в поле темно еще, а она сидит на снежку
с корзиной и лепешки нам раздает — всякому по лепешке. А мы, бывало: мама, мама, мама, наша родная, кричим и
лезем хоть на лету ручку ее
поцеловать.
Целый рой привидений встает перед часовым: и жид-знахарь
с землистыми руками и зелеными глазами оскаливает белые, длинные, как у старого кабана, клыки, и фигура расстрелянного солдатика в белом саване
лезет из-под земли, и какие-то звери
с лицами взводного офицера Копьева.
Он обладал счастливой способностью
с совершенно спокойной совестью ничего не делать по
целым месяцам и просто
лез на стену, когда наваливалась работа.
У церкви стоял, как и утром, городовой в тулупе и огромных валенках. Все — и площадка, и здание, и небо, было точь в точь как и утром, и это возбуждало досаду. Все как будто нарочно
лезло в глаза, чтобы напомнить, что
с того утреннего часа не прошло и суток. Между тем, я знал про себя, что
с тех пор прошла
целая вечность…
Иногда привяжется к хороводу только что воротившийся
с базара пьяный мужичонко и туда же
лезет целоваться
с девками, которые покрасивее; но этакого срамного кто уж
поцелует?
— Не сделали, так сделают. Вчера я прогуливаюсь по Невскому, вдруг из магазина Черкесова выходит одна стриженая. На носу очки, подол у платья приподнят, на голове мужская шапка; поравнялась со мной и дерзко-предерзко усмехнулась мне прямо в глаза. Веришь ты,
с досады я даже плюнул в срамницу… И вдруг эдакие дряни и
лезут изучать медицину, в доктора готовятся! Я полагаю, что главная их
цель заключается в том, чтобы мужские голые тела рассматривать...
Несмотря на утомление после прошлой ночи, проведенной в дороге, Виктор не мог заснуть
целую ночь: мысли, одна другой несообразнее,
лезли ему в голову; лишь под утро он задремал, но поминутно просыпался от тяжелых грез: то он видел себя убитым рукою мстительной Александрины, то ее — убитую им и плавающую в крови.
С тяжелой головой,
с разбитыми нервами встал он
с постели около полудня.
Встало солнце.
Целый день Гриша отплевывался, вспоминая, что сталось
с ним. Хочет молитву читать, но бес, во образе Дуни, так и
лезет ему в душевные очи. Все-то мерещится Грише — ракитовый кустик над сонной речкой, белоснежная грудь, чуть прикрытая миткалевой сорочкой.
По мутным волнам неслись опрокинутые челноки, плыли хижины и
целые пальмы, вывороченные
с корнями, а у самой подошвы горы множество человеческих существ боролись и
лезли один на плечи другого, как раки в глиняном горшке…