Неточные совпадения
Шишлин свалился
на бок там, где сидел. Фома
лег на измятой
соломе рядом со мною. Слобода спала, издали доносился свист паровозов, тяжелый гул чугунных колес, звон буферов. В сарае разноголосо храпели. Мне было неловко — я ждал каких-то разговоров, а — ничего нет…
Здесь отдыхал в полдень Борис Петрович с толпою собак, лошадей и слуг; травля была неудачная, две лисы ушли от борзых и один волк отбился; в тороках у стремянного висело только два зайца… и три гончие собаки еще не возвращались из лесу
на звук рогов и протяжный крик ловчего, который, лишив себя обеда из усердия, трусил по островам с тщетными надеждами, — Борис Петрович с горя побил двух охотников, выпил полграфина водки и
лег спать в избе; —
на дворе всё было живо и беспокойно: собаки, разделенные по сворам, лакали в длинных корытах, — лошади валялись
на соломе, а бедные всадники поминутно находились принужденными оставлять котел с кашей, чтоб нагайками подымать их.
И повели меня в карцер — в ямку под конторой; ни встать там, ни
лечь, только сидеть можно.
На полу
солома брошена, мокра от сырости. Тихо, как в могиле, даже мышей нет, и такая тьма, что руки тонут в ней: протянешь руку пред лицом, и — нет её.
Никита (поднимается и садится
на соломе). Эх, увидал я ее, еще тошней стало. Только и было жизни, что с нею. Ни за что про что загубил свой век; погубил я свою голову! (
Ложится.) Куда денусь? Ах! Расступись, мать сыра земля!
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом
на серой земле вышита. Опускается за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой
соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно
ложатся на нас и
на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Таким образом его приводят в столовую, откуда заранее вынесена вся мебель, а пол густо застлан
соломой… Слона привязывают за ногу к кольцу, ввинченному в пол. Кладут перед ним свежей моркови, капусты и репы. Немец располагается рядом,
на диване. Тушат огни, и все
ложатся спать.
В другом углу,
на соломе, постланной просто
на земле, возился Мартышка: то
ложился он, то вставал опять, то, сидя, дремал.
— Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, Господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, Господи Иисус Христос — помилуй и спаси нас! — заключил он, поклонился в землю, встал, вздохнул и сел
на свою
солому. — Вот так-то. Положи, Боже, камушком, подними калачиком, — проговорил он и
лег, натягивая
на себя шинель.