Неточные совпадения
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы
льются с зеленой
головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос
на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Закрыв глаза, я вижу, как из жерла каменки, с ее серых булыжников густым потоком
льются мохнатые пестрые твари, наполняют маленькую баню, дуют
на свечу, высовывают озорниковато розовые языки. Это тоже смешно, но и жутко. Бабушка, качая
головою, молчит минуту и вдруг снова точно вспыхнет вся.
Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы
на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой песок,
льется из его глаз.
Хаджи-Мурат так задумался, что не заметил, как нагнул кувшин, и вода
лилась из него. Он покачал
на себя
головой и вошел в свою комнату.
Он пробовал больше заниматься, но ему наука не шла в
голову, книга не читалась, или пока глаза его читали, воображение вызывало светлые воспоминания былого, и часто слезы
лились градом
на листы какого-нибудь ученого трактата.
У ней самой так волновалась кровь, так смутно было в
голове и так хорошо, так богато чувствами
на сердце, что она в каком-то безотчетном порыве бросилась в его объятия, и ее слезы градом
лились на пестрый парижский жилет Владимира Петровича.
Из арки улицы, как из трубы, светлыми ручьями радостно
льются песни пастухов; без шляп, горбоносые и в своих плащах похожие
на огромных птиц, они идут играя, окруженные толпою детей с фонарями
на высоких древках, десятки огней качаются в воздухе, освещая маленькую круглую фигурку старика Паолино, ого серебряную
голову, ясли в его руках и в яслях, полных цветами, — розовое тело Младенца, с улыбкою поднявшего вверх благословляющие ручки.
Целые снопы огней
льются на улицу, испещренную движущимися фонарями фиакров, а над
головой темное, звездное небо, и кругом — теплая, влажная сентябрьская ночь.
— Пальцем в небе… Э, ну их ко всем чертям! Куда уж нам лаптем щи хлебать!.. Я, брат, теперь всем корпусом сел
на мель. Ни искры в
голове, — ни искорки! Всё про неё думаю… Работаю — паять начну — всё
льются в
голову, подобно олову, мечты о ней… Вот тебе и стихи… ха-ха!.. Положим, — тому и честь, кто во всём — весь… Н-да, тяжело ей…
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц
на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как
льются по земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то
голова, прыгая между ветвей, как мяч.
Рассказывает она мне жизнь свою: дочь слесаря, дядя у неё помощник машиниста, пьяный и суровый человек. Летом он
на пароходе, зимою в затоне, а ей — негде жить. Отец с матерью потонули во время пожара
на пароходе; тринадцати лет осталась сиротой, а в семнадцать родила от какого-то барчонка.
Льётся её тихий голос в душу мне, рука её тёплая
на шее у меня,
голова на плече моём лежит; слушаю я, а сердце сосёт подлый червяк — сомневаюсь.
Пред ним, по пояс в воде, стояла Варенька, наклонив
голову, выжимая руками мокрые волосы. Её тело — розовое от холода и лучей солнца, и
на нём блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно стекая по её плечам и груди, падали в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго блестела
на солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из волос её
лилась вода, проходя между розовых пальцев девушки,
лилась с нежным, ласкающим ухо звуком.
Иногда Алексей Петрович останавливался у окна; холодный пар
лился ему
на разгоряченную
голову,
на открытую шею и грудь.
— Ш-ш-ш! — змеёй зашипел безрукий, вскинув кверху
голову и обводя публику широко раскрытыми глазами с выражением в них и просьбы, и какой-то боязни, и удовольствия. Публика сразу притихла, уставилась
на Костю, сидевшего
на диване с бледным лицом и судорожно открытыми губами, из которых, взвиваясь всё выше,
лились красивые, печальные звуки…
Проснулся он, разбуженный странными звуками, колебавшимися в воздухе, уже посвежевшем от близости вечера. Кто-то плакал неподалёку от него. Плакали по-детски — задорно и неугомонно. Звуки рыданий замирали в тонкой минорной ноте и вдруг снова и с новой силой вспыхивали и
лились, всё приближаясь к нему. Он поднял
голову и через бурьян поглядел
на дорогу.
— Нет, теперь. Теперь горячий, после холодный. — Она ухватила кофейник за ручку и, высоко приподняв его, стала лить в обе чашки. Кофе падал тонкою, как бы перекрученною струей; Колибри положила
голову на плечо и смотрела, как он
лился. — Вот, клади сахару… пей… и я буду!
Вся палуба полна теперь
голыми телами,
на которые
льются струи воды из двух брандспойтов, шланги которых опущены за борт. Раздается смех и фырканье. Каждый старается попасть под струю теплой (23—24°С) океанской воды.
— А тебе, Василий Борисыч, — обратился к свету-родителю удельный
голова, — пошли Господь столько сынков, сколько в поле пеньков, да столько дочек, сколько
на болоте кочек, и всем вам дай Господи, чтоб добро у вас этак
лилось.
И с этим девочка погасила свечу, чему Синтянина была, впрочем, несказанно рада, потому что щеки ее алели предательским, ярким румянцем, и она была так сконфужена и взволнована, что не в силах была сделать ничего иного, как добрести до кровати, и, упав
головой на подушки, заплакала слезами беспричинными, безотчетными, в которых и радость, и горе были смешаны вместе, и вместе
лились на свободу.
И ушел. Васильев лег
на кровать и, спрятав
голову под подушку, стал плакать от боли, и чем обильней
лились слезы, тем ужаснее становилась душевная боль. Когда потемнело, он вспомнил о той мучительной ночи, которая ожидает его, и страшное отчаяние овладело им. Он быстро оделся, выбежал из номера и, оставив свою дверь настежь, без всякой надобности и цели вышел
на улицу. Не спрашивая себя, куда идти, он быстро пошел по Садовой улице.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную
голову сидевшего
лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную
голову сидевшего
лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.