Неточные совпадения
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою
лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов, в слезах повалился
на землю!..
В тот год зима запоздала, лишь во второй половине ноября сухой, свирепый ветер сковал реку сизым льдом и расцарапал не одетую снегом
землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе белое солнце торопливо описывало короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца
на землю льется безжалостный холод.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов
на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь,
льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о
земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
То клячонка его, — он ездил
на своей лошади в Тифлис и в Редут-Кале, — падала неподалеку
Земли донских казаков, то у него крали половину груза, то его двухколесная таратайка падала, причем французские духи
лились, никем не оцененные, у подножия Эльбруса
на сломанное колесо; то он терял что-нибудь, и когда нечего было терять, терял свой пасс.
Зато
на другой день, когда я часов в шесть утра отворил окно, Англия напомнила о себе: вместо моря и неба,
земли и дали была одна сплошная масса неровного серого цвета, из которой
лился частый, мелкий дождь, с той британской настойчивостью, которая вперед говорит: «Если ты думаешь, что я перестану, ты ошибаешься, я не перестану». В семь часов поехал я под этой душей в Брук Гауз.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы
льются с зеленой головы
на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос
на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
— Ну, так вот. Депеш, конечно, фальшивый; продал Гришук товар по цене, воротился домой и — зажил по своей воле. Женился
на бедненькой, запер её в дому, а сам волком по губернии рыщет,
землю у башкирья скупает за чай, за сахар, за водку, деньга к нему ручьями
льётся. И прошло ещё тридцать лет…
В синем небе полудня тает солнце, обливая воду и
землю жаркими лучами разных красок. Море дремлет и дышит опаловым туманом, синеватая вода блестит сталью, крепкий запах морской соли густо
льется на берег.
Шел дождь, по стеклам
лились потоки воды, было слышно, как она течет с крыши
на землю и всхлипывает.
Теперь, в декабре, подземная галерея представляет совсем иной вид. Работы окончены, и из-под
земли широким столбом из железной трубы
льется чистая, прозрачная, как кристалл, вода и по желобам стекает в Яузу. Количество воды не только оправдало, но даже превзошло ожидания: из недр
земли ежедневно вытекает
на божий свет двести шестьдесят тысяч ведер.
Татьяна(читает). «Взошла луна. И было странно видеть, что от нее, такой маленькой и грустной,
на землю так много
льется серебристо-голубого, ласкового света»… (Бросает книгу
на колени себе.) Темно.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц
на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся
земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как
льются по
земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то голова, прыгая между ветвей, как мяч.
В синем куполе неба таяло огненное солнце, потоки лучей
лились на зелень парка,
земля была покрыта золотыми узорами — и двое людей, тихо шагая по дорожке, были смешно и странно пёстрыми.
Льётся беда, как Волги вода,
на тысячи вёрст по всей
земле.
В раскрытое окно
лился из сада, вместе с тихим и тёплым ночным ветром, шелест листьев, запах
земли и сырой кожи, сегодня утром содранной с Гнедка и распяленной
на стене амбара.
Говорил о бывшем землетрясенье
на горе Араратской, как вершина ее сизыми тучами облеклась, как из туч
лились ярые молнии потоками, как стонала
земля и возгремели до той поры не слыханные никогда громы.
Пришла весна. По мокрым улицам города, между навозными льдинками, журчали торопливые ручьи; цвета одежд и звуки говора движущегося народа были ярки. В садиках за заборами пухнули почки дерев, и ветви их чуть слышно покачивались от свежего ветра. Везде
лились и капали прозрачные капли… Воробьи нескладно подпискивали и подпархивали
на своих маленьких крыльях.
На солнечной стороне,
на заборах, домах и деревьях, все двигалось и блестело. Радостно, молодо было и
на небе, и
на земле, и в сердце человека.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего
лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Императрица часто, как мы знаем, от увеселения переходила к посту и молитвам. Начинались угрызения совести и плач о грехах. Она требовала к себе духовника. И являлся он, важный, степенный, холодный, и тихо и плавно
лились из уст его слова утешения. Мало-помалу успокаивалась его державная духовная дочь и в виде благодарности награждала его
землями, крестьянами и угодьями. Одно его имение
на Неве стоило больших денег.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего
лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.