Неточные совпадения
А жених
с невестой, обежав раз пять сад и рощу, ушли в деревню. Викентьев нес за Марфенькой целый узел, который, пока они шли по полю, он кидал вверх и
ловил на
лету.
С Новым
годом! Как вы проводили старый и встретили Новый
год? Как всегда: собрались, по обыкновению, танцевали, шумели, играли в карты, потом зевнули не раз, ожидая боя полночи,
поймали наконец вожделенную минуту и взялись за бокалы — все одно, как пять, десять
лет назад?
Низший класс тоже
с завистью и удивлением поглядывает на наши суда, на людей, просит у нас вина, пьет жадно водку, хватает брошенный кусок хлеба,
с детским любопытством вглядывается в безделки,
ловит на
лету в своих лодках какую-нибудь тряпку, прячет.
Превосходное имение его находилось сейчас же на выезде из нашего городка и граничило
с землей нашего знаменитого монастыря,
с которым Петр Александрович, еще в самых молодых
летах, как только получил наследство, мигом начал нескончаемый процесс за право каких-то
ловель в реке или порубок в лесу, доподлинно не знаю, но начать процесс
с «клерикалами» почел даже своею гражданскою и просвещенною обязанностью.
— Я тебя
поймал! — вскричал Иван
с какою-то почти детскою радостью, как бы уже окончательно что-то припомнив, — этот анекдот о квадриллионе
лет — это я сам сочинил!
Спустившись
с Сихотэ-Алиня в долину Сицы, мы заночевали в зверовой фанзочке Чан Лина, где он за два
года поймал 86 соболей.
Чьи это куры, чьи это куры?» Наконец одному дворовому человеку удалось
поймать хохлатую курицу, придавив ее грудью к земле, и в то же самое время через плетень сада,
с улицы, перескочила девочка
лет одиннадцати, вся растрепанная и
с хворостиной в руке.
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18…
года июня 9 дня взошел в сей суд
с прошением в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17…
году августа 14 дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою,
с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными
ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая в тот же день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
С ними приходили дети
с светло-палевыми волосами; босые и запачканные, они всё совались вперед, старухи всё их дергали назад; дети кричали, старухи кричали на них,
ловили меня при всяком случае и всякий
год удивлялись, что я так вырос.
Дама,
с своей стороны, бросала ему платок, который он
ловил на
лету, и, быстро вставши
с колен, делал новый круг по зале, размахивая левой рукой, в которой держал свой трофей.
Что касается до нас, то мы знакомились
с природою случайно и урывками — только во время переездов на долгих в Москву или из одного имения в другое. Остальное время все кругом нас было темно и безмолвно. Ни о какой охоте никто и понятия не имел, даже ружья, кажется, в целом доме не было. Раза два-три в
год матушка позволяла себе нечто вроде partie de plaisir [пикник (фр.).] и отправлялась всей семьей в лес по грибы или в соседнюю деревню, где был большой пруд, и происходила
ловля карасей.
Много
лет спустя Пастухов, по секрету, на рыбной
ловле, рассказал мне об этом факте, а потом подтвердил его мне известный в свое время картежник Н. В. Попов, близко знавший почти всех членов шайки «червонных валетов»,
с которыми якшался, и добавил ряд подробностей, неизвестных даже Пастухову.
Полтора месяца ярмарки не могли накормить на весь
год, и очень много почтенных домохозяев «прирабатывали на реке» —
ловили дрова и бревна, унесенные половодьем, перевозили на дощаниках мелкий груз, но главным образом занимались воровством
с барж и вообще — «мартышничали» на Волге и Оке, хватая всё, что было плохо положено.
Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был сыном солдата, дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость
с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и родился мой отец. Жилось ему плохо, уже
с малых
лет он стал бегать из дома; однажды дедушка искал его по лесу
с собаками, как зайца; другой раз,
поймав, стал так бить, что соседи отняли ребенка и спрятали его.
Потом стали просить позволения переселиться в Южно-Уссурийский край; ожидали они разрешения, как особой милости,
с нетерпением, десять
лет, а пока кормились охотой на соболя и рыбною
ловлей.
Сегодня откликаю тебе, любезный друг Николай, на твой листок от 2 марта, который привез мне 22-го числа Зиночкин жених. Он пробыл
с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые на
лету ловили добрых людей. Странное дело — ты до сих пор ни слова не говоришь на письма
с Кобелевой…
Ванька-Встанька чисто
поймал на
лету брошенный пятиалтынный, сделал комический реверанс и, нахлобучив набекрень форменную фуражку
с зелеными кантами, исчез.
На каждой клади стояло по четыре человека, они принимали снопы, которые подавались на вилах, а когда кладь становилась высока, — вскидывались по воздуху ловко и проворно; еще
с большею ловкостью и проворством
ловили снопы на
лету стоявшие на кладях крестьяне.
Хвалиться, после долгих
лет разлуки, перед приятелем, сколько стоило труда и искусства, чтобы
поймать, уличить и вообще довести,
с грехом пополам, какого-нибудь воришку-станового до вожделенного 3-го пункта, — право, не стоило.
Я начинал приходить в раздраженное состояние духа, каждый взгляд Ивина
ловил на
лету и, когда он встречался
с глазами Фроста, переводил его вопросом: «И зачем он приехал к нам?»
Александров провел остаток
лета вместе
с мамой у своего шурина, мужа сестры Зины, в его чернореченском лесничестве, находящемся под Коломной. Там он много охотился,
ловил рыбу и шлялся по лесам за ягодами и грибами.
Вспоминались ему какие-то несвязные вещи, ни к чему не подходящие: то он думал, например, о старых стенных часах, которые были у него
лет пятнадцать назад в Петербурге и от которых отвалилась минутная стрелка; то о развеселом чиновнике Мильбуа и как они
с ним в Александровском парке
поймали раз воробья, а
поймав, вспомнили, смеясь на весь парк, что один из них уже коллежский асессор.
— В прошлом
годе Вздошников купец объявил: коли кто сицилиста ему предоставит — двадцать пять рублей тому человеку награды! Ну, и наловили. В ту пору у нас всякий друг дружку
ловил. Только он что же, мерзавец, изделал! Видит, что дело к расплате, — сейчас и на попятный: это, говорит, сицилисты ненастоящие! Так никто и не попользовался; только народу, человек, никак,
с тридцать, попортили.
Все эти бегуны, если не найдут себе в продолжение
лета какого-нибудь случайного, необыкновенного места, где бы перезимовать, — если, например, не наткнутся на какого-нибудь укрывателя беглых, которому в этом выгода; если, наконец, не добудут себе, иногда через убийство, какого-нибудь паспорта,
с которым можно везде прожить, — все они к осени, если их не
изловят предварительно, большею частию сами являются густыми толпами в города и в остроги, в качестве бродяг, и садятся в тюрьмы зимовать, конечно не без надежды бежать опять
летом.
Его просили неотступно: дамы брали его за руки, целовали его в лоб; он
ловил на
лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло о пол, именинница, стоявшая в эту минуту пред креслом карлика, в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный,
с воздетыми кверху руками, дьякон Ахилла.
— Этот будет своей судьбе командиром! Он —
с пяти
годов темноты не боится, ночью куда хошь один пойдёт, и никакие жуки-буканы не страшны ему;
поймает, крылышки оборвёт и говорит: «Теперь овца стала! Большая вырастет — стричь будем!» Это я — шучу!
«
С нынешнего 1821
года, по дозволению высшего начальства, в первый раз начали казаки рыбную
ловлю в Чалкажском озере или по здешнему морце, за 80 верст от Уральска в Киргизской степи находящемся.
С самого 1762
года стороны Логиновской яицкие казаки начали жаловаться на различные притеснения, ими претерпеваемые от членов канцелярии, учрежденной в войске правительством: на удержание определенного жалованья, самовольные налоги и нарушение старинных прав и обычаев рыбной
ловли.
Оказалось, что
с перепугу, что его
ловят и преследуют на суровом севере, он ударился удирать на чужбину через наш теплый юг, но здесь
с ним тоже случилась маленькая неприятность, не совсем удобная в его почтенные
годы: на сих днях я получил уведомление, что его какой-то армейский капитан невзначай выпорол на улице, в Одессе, во время недавних сражений греков
с жидами, и добродетельный Орест Маркович Ватажков столь удивился этой странной неожиданности, что, возвратясь выпоротый к себе в номер, благополучно скончался «естественною смертью», оставив на столе билет на пароход,
с которым должен был уехать за границу вечером того самого дня, когда пехотный капитан высек его на тротуаре, неподалеку от здания новой судебной палаты.
Говорят и пишут, что щуки живут до трехсот
лет, а карпии — более ста, чему, как уверяют печатно, были деланы несомненные опыты, ибо в пруды, которые никогда не сходят, но освежаются проточною водою или внутренними родниками, пускали маленьких щук и карпий
с золотыми или серебряными кольцами, продетыми сквозь щечную кость,
с означением на кольцах
года: таких рыб
ловили впоследствии (разумеется, уже потомки) и убедились по надписям
годов в их долговечности.
С весны надобно удить на червей,
летом — на раковые шейки и линючих раков и особенно на большие линючие раковые клешни, которые окуни очень любят; к осени же, до самой зимы, всего лучше удить на маленьких рыбок; если же их нет, что часто случается, то надобно
поймать плотичку или какую-нибудь нехищную рыбку, изрезать ее на кусочки, крупные или мелкие, смотря по рыбе, какая берет, и по величине удочки, и насаживать ими крючки.
пошла богу помолиться, у него защиты попросить… Так отец,
с сонных-то глаз, по мачехину наученью, давеча поутру велел городничему
изловить ее да на веревке,
с солдатом по городу провести для страму; да в чулан дома запрут ее на полгода, а то и на
год.
В течение двух
лет мы исходили
с мережкой всю Утку и Шайтанку
с переменным счастьем. Иногда приходилось возвращаться чуть не
с пустыми руками, и можно было наловить гораздо больше удочкой, хотя последнего способа рыбной
ловли Николай Матвеич и не признавал.
И, только метнув в сторону точно случайный взгляд и
поймав на
лету горящий лукавством и весельем глаз, улыбнется коротко, отрывисто и
с пониманием, и к небу поднимет сверхравнодушное лицо: а луна-то и пляшет! — стыдно смотреть на ее отдаленное веселье.
Отчаянным мазуром летал он, тормоша и подбрасывая за руку свою легкую даму; становился перед нею, не теряя такта, на колени, вскакивал, снова несся, глядел ей
с удалью в ее голубиные глазки, отрывался и,
ловя на
лету ее руки, увлекал ее снова и, наконец, опустившись на колено, перенес через свою голову ее руку, раболепно поцеловал концы ее пальцев и, не поворачиваясь к дамам спиною, задом отошел на свое место.
Около нее целая детская группа: один у нее лежит на коленах и весело греется; старшие трое теснятся у теткиных плеч и
с жадностью
ловят ее каждое слово, а пятый, кудрявый мальчишка по пятому
году, постоянно любит дремать, как котенок, у нее за спиною.
Быстро взглядывали,
ловили на
лету какое-нибудь слово, более интересное, чем другие, — и снова продолжали думать,
с того же места, на каком остановилась мысли.
Молодой Апостолиди, не выпуская изо рта папироски,
с таким видом, точно он сегодня проделывает это в сотый раз,
поймал конец на
лету и тут же небрежно, но уверенно замотал его вокруг одной из двух чугунных пушек, которые
с незапамятных времен стоят на набережной, врытые стоймя в землю.
Позади — скучное
лето с крикливыми, заносчивыми, требовательными дачниками, впереди — суровая зима, свирепые норд-осты,
ловля белуги за тридцать — сорок верст от берега, то среди непроглядного тумана, то в бурю, когда смерть висит каждую минуту над головой и никто в баркасе не знает, куда их несут зыбь, течение и ветер!
Охота
с острогою может доставить много удовольствия особенно потому, что производится в позднюю осень, когда рыба уже перестала клевать, следственно первой, лучшей из рыболовных охот, уже не существует, да и другими способами в это время
года ловить рыбу неудобно.
Я несколько усумнился и говорил об этом
с самым опытным звероловом, который тридцать
лет ловит норок капканами и знает наизусть образ их жизни.
Тургенева, вовсе не охотника до рыбной
ловли, который на ту пору был у меня в деревне. В исходе мая 1854
года были поставлены на ночь обыкновенные удочки
с крепкими лесами и крючками, насаженными рыбкою или земляными червями: ибо днем окуни брали мало, а по ночам попадались довольно крупные.
вдруг опускается на землю. В книге: «Урядник сокольничья пути» царя Алексея Михайловича, которую всякий охотник должен читать
с умилением, между прочим сказано: «Добровидна же и копцова добыча и
лет. По сих доброутешна и приветлива правленных (то есть выношенных) ястребов и челигов (то есть чегликов; иногда называются они там же чеглоками) ястребьих
ловля; к водам рыщение, ко птицам же доступаиие». Из сих немногих строк следует заключить...
Я помню у одного охотника ястреба шести осеней; это была чудная птица, брал все что ни попало, даже грачей; в разное время
поймал более десяти вальдшнепов; один раз вцепился в серую дикую утку (полукрякву) и долго плавал
с ней по пруду, несмотря на то, что утка ныряла и погружала его в воду; наконец, она бросилась в камыш, и ястреб отцепился; уток-чирят
ловил при всяком удобном случае; в шестое
лето он стал не так резов и умер на седьмую зиму внезапно, от какой-то болезни.
Галкина
поймала его на этом и пристроила к богатой купчихе
лет сорока, сын ее был уже студент на третьем курсе, дочь — кончала учиться в гимназии. Купчиха была женщина тощая, плоская, прямая, как солдат, сухое лицо монахини-аскетки, большие серые глаза, скрытые в темных ямах, одета она в черное платье, в шелковую старомодную головку, в ее ушах дрожат серьги
с камнями ядовито-зеленого цвета.
Его просили неотступно, дамы его брали за руки, целовали его в лоб; он
ловил на
лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его и долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло об пол; именинница, стоявшая в эту минуту пред креслом карлика, в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный,
с воздетыми кверху руками дьякон Ахилла.
Но уж опоздал он — мне в ту пору было
лет двенадцать, и обиды я чувствовал крепко. Потянуло меня в сторону от людей, снова стал я ближе к дьячку, целую зиму мы
с ним по лесу лазили, птиц
ловили, а учиться я хуже пошёл.
Летом, когда и комар богат, мы
с Ларионом днюем и ночуем в лесу, за охотой на птиц, или на реке, рыбу
ловя. Случалось — вдруг треба какая-нибудь, а дьячка нет, и где найти его — неведомо. Всех мальчишек из села разгонят искать его; бегают они, как зайчата, и кричат...
— Он-то? Он — конокрад… Три
года прошло
с той поры, как я видела его. Семнадцать
лет тогда было мне… Его однажды
поймали, избили и привезли к нам на двор. Он лежал в телеге, скрученный верёвками, и молчал, глядя на меня… я стояла на крыльце. Помню, утро было такое ясное — это было рано утром, и все у нас ещё спали…
Мальчик возит в салазках девочку
с ребенком, другой мальчик,
лет трех,
с окутанной по-бабьи головой и
с громадными рукавицами, хочет
поймать языком летающие снежинки и смеется.