Неточные совпадения
«А вы что ж не танцуете? —
Сказал Последыш барыням
И молодым сынам. —
Танцуйте!» Делать нечего!
Прошлись они под музыку.
Старик их осмеял!
Качаясь, как на палубе
В погоду непокойную,
Представил он, как тешились
В его-то времена!
«Спой,
Люба!» Не хотелося
Петь белокурой барыне,
Да старый так пристал!
— Наивно не верить. Вы, вероятно, притворяетесь, фальшивите. А
представьте, что среди солдат, которых офицер ведет на врага, четверо были выпороты этим офицером в 907 году. И почти в
любой роте возможны родственники мужиков или рабочих, выпоротых или расстрелянных в годы революции.
— То-то «
представьте»! Там не посмотрят на то, что ты барин, — так-то отшпарят, что
люба с два! Племянничек нашелся!.. Милости просим! Ты бы чем бунтовать, лучше бы в церковь ходил да Богу молился.
Местечко, где мы жили, называлось Княжье-Вено, или, проще, Княж-городок. Оно принадлежало одному захудалому, но гордому польскому роду и
представляло все типические черты
любого из мелких городов Юго-западного края, где, среди тихо струящейся жизни тяжелого труда и мелко-суетливого еврейского гешефта, доживают свои печальные дни жалкие останки гордого панского величия.
Женщина, выхоленная, выдрессированная, сама по себе уже
представляет для глаз неисчерпаемый источник наслаждений, а на
любом рауте перед вами дефилируют десятки таких женщин.
— Я очень рад, что после вашего раскаяния могу все это
представить в самом мягком свете и, Бог даст, не допущу до дурной развязки. Извольте за это сами выбирать себе
любой полк; вы где хотите служить: в пехоте или в кавалерии?
Я не предполагаю писать роман, хотя похождения
любого из ташкентцев могут
представлять много запутанного, сложного и даже поразительного.
«Ничего больше, — говорит граф, — но поскорей возвращайся актрис убирать.
Люба нынче в трех положениях должна быть убрана, а после театра
представь мне ее святой Цецилией».
Наташа с быстрою, немного сконфуженною усмешкою ответила на его пожатие и взошла на террасу. От кофточки падал розовый отблеск на бледное лицо, и от этого Наташа казалась свежее и здоровее, чем тогда, когда Сергей Андреевич видел ее в первый раз. Она поцеловалась с
Любой, Сергей Андреевич
представил ей Киселева и Даева.
Так бы и стал ему
представлять дело
любой парижанин. И он может точно так же все объяснить, но не хочет. Жить он хочет по-другому, — это он знал и чувствовал, не смущаясь тем, что ему пошел сорок пятый год…
Вот, ручаюсь вам, изберите теперь
любого из нынешних академистов и спросите: «Сколько було?», так иной и сам инспектор не ответит или возьмет да сбрешет; а наш Вековечкин все это знал вразнобивку на память по месяцам и нам предал это так, что я о сию пору хоть патриарху могу ответить, что в сентябре 1 100 святых, а в октябре 2 543, а в ноябре аж 6 500, а в декабре: еще больше — 14 400; а в генваре уже даже 70 400; а в феврале убывает — всего 1 072, а в марте даже 535, а в июне всего 130, но в общей-то сложности:
представьте же, какая убежденность, или что можно подумать против таковой области таковых-то свидетелей!
И минутами, когда мне хочется посмеяться, я
представляю себе дьявола, который, со всем великим запасом адской лжи, хитрости и лукавства, явился на землю в тщеславной надежде гениально солгать, — и вдруг оказывается, что там просто-напросто не знают разницы между правдою и ложью, какую знают и в аду, и
любая женщина,
любой ребенок в невинности глаз своих искусно водит за нос самого маститого артиста!