Неточные совпадения
Присутствие княгини Тверской, и по
воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не
любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо в детскую. В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала, присела и дернула Сережу.
И теперь-то, когда он узнал ее, полюбил, как должно было
любить, он был унижен пред нею и потерял ее навсегда, оставив в ней о себе одно постыдное
воспоминание.
— Нет, отчего? Я скажу, — просто сказала Варенька и, не дожидаясь ответа, продолжала: — да, это
воспоминание, и было тяжелое когда-то. Я
любила одного человека, и эту вещь я пела ему.
― Левин, сюда! ― крикнул несколько дальше добродушный голос. Это был Туровцын. Он сидел с молодым военным, и подле них были два перевернутые стула. Левин с радостью подошел к ним. Он и всегда
любил добродушного кутилу Туровцына, ― с ним соединялось
воспоминание объяснения с Кити, ― но нынче, после всех напряженно умных разговоров, добродушный вид Туровцына был ему особенно приятен.
Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не
любить, не лелеять
воспоминаний о ней?
Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Там был записан старый эпизод, когда он только что расцветал, сближался с жизнью,
любил и его
любили. Он записал его когда-то под влиянием чувства, которым жил, не зная тогда еще, зачем, — может быть, с сентиментальной целью посвятить эти листки памяти своей тогдашней подруги или оставить для себя заметку и
воспоминание в старости о молодой своей любви, а может быть, у него уже тогда бродила мысль о романе, о котором он говорил Аянову, и мелькал сюжет для трогательной повести из собственной жизни.
Но особенно
любил Пахотин уноситься
воспоминаниями в Париж, когда в четырнадцатом году русские явились великодушными победителями, перещеголявшими любезностью тогдашних французов, уже попорченных в этом отношении революцией, и превосходившими безумным мотовством широкую щедрость англичан.
— Живут или
воспоминаниями любви, или
любят, да притворяются…
Она сидела беспечной барыней, в красивой позе, с сосредоточенной будто бы мыслью или каким-то глубоким
воспоминанием и —
любила тогда около себя тишину, оставаясь долго в сумерках одна.
Старик шутил, рассказывал сам направо и налево анекдоты, говорил каламбуры, особенно
любил с сверстниками жить
воспоминаниями минувшей молодости и своего времени. Они с восторгом припоминали, как граф Борис или Денис проигрывал кучи золота; терзались тем, что сами тратили так мало, жили так мизерно; поучали внимательную молодежь великому искусству жить.
— Да, кузина: вы обмануты, и ваши тетки прожили жизнь в страшном обмане и принесли себя в жертву призраку, мечте, пыльному
воспоминанию… Он велел! — говорил он, глядя почти с яростью на портрет, — сам жил обманом, лукавством или силою, мотал, творил ужасы, а другим велел не
любить, не наслаждаться!
Да зачем я непременно должен
любить моего ближнего или ваше там будущее человечество, которое я никогда не увижу, которое обо мне знать не будет и которое в свою очередь истлеет без всякого следа и
воспоминания (время тут ничего не значит), когда Земля обратится в свою очередь в ледяной камень и будет летать в безвоздушном пространстве с бесконечным множеством таких же ледяных камней, то есть бессмысленнее чего нельзя себе и представить!
Не потому, что они стоят так дорого, и даже не потому, что с этими именно заводами срослись наши лучшие семейные
воспоминания, — нет, я
люблю их за тот особенный дух, который вносит эта работа в жизнь.
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не
любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при
воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме. Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв лицо руками. Мальчики, видя, наконец, что отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.
Но он редко кому
любил поверять это
воспоминание.
Вспоминая тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде, с новыми, как бы новые ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более
люблю закат его, длинные косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные
воспоминания, милые образы изо всей долгой и благословенной жизни — а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!
«Теперь уже поздно противиться судьбе моей;
воспоминание об вас, ваш милый, несравненный образ отныне будет мучением и отрадою жизни моей; но мне еще остается исполнить тяжелую обязанность, открыть вам ужасную тайну и положить между нами непреодолимую преграду…» — «Она всегда существовала, — прервала с живостию Марья Гавриловна, — я никогда не могла быть вашею женою…» — «Знаю, — отвечал он ей тихо, — знаю, что некогда вы
любили, но смерть и три года сетований…
Я
любил Париж по прежним
воспоминаниям.
В Буткевиче это вызывало, кажется, некоторую досаду. Он приписал мое упорство «ополячению» и однажды сказал что-то о моей матери «ляшке»… Это было самое худшее, что он мог сказать. Я очень
любил свою мать, а теперь это чувство доходило у меня до обожания. На этом маленьком эпизоде мои
воспоминания о Буткевиче совсем прекращаются.
Когда я стала его спрашивать сама, он мне сказал, что давно уже вас не
любит, что даже
воспоминание о вас ему мучительно, но что ему вас жаль и что когда он припоминает о вас, то его сердце точно «пронзено навеки».
Сергея она
любила еще по детским
воспоминаниям.
—
Любил я его отца и прошу сыновей, в
воспоминание об нем, еще больше со мной сблизиться!
Я, конечно, и прежде знал, видел на каждом шагу, как
любит меня мать; я наслышался и даже помнил, будто сквозь сон, как она ходила за мной, когда я был маленький и такой больной, что каждую минуту ждали моей смерти; я знал, что неусыпные заботы матери спасли мне жизнь, но
воспоминание и рассказы не то, что настоящее, действительно сейчас происходящее дело.
У меня сохранилось неясное, но самое приятное
воспоминание о дороге, которую мой отец очень
любил; его рассказы о ней и еще более о Багрове, обещавшие множество новых, еще неизвестных мне удовольствий, воспламенили мое ребячье воображение.
«Он вас не забудет никогда, — прибавляла Катя, — да и не может забыть никогда, потому что у него не такое сердце;
любит он вас беспредельно, будет всегда
любить, так что если разлюбит вас хоть когда-нибудь, если хоть когда-нибудь перестанет тосковать при
воспоминании о вас, то я сама разлюблю его за это тотчас же…»
— А ведь Азорка-то был прежде маменькин, — сказала вдруг Нелли, улыбаясь какому-то
воспоминанию. — Дедушка очень
любил прежде маменьку, и когда мамаша ушла от него, у него и остался мамашин Азорка. Оттого-то он и
любил так Азорку… Мамашу не простил, а когда собака умерла, так сам умер, — сурово прибавила Нелли, и улыбка исчезла с лица ее.
Мы переехали в город. Не скоро я отделался от прошедшего, не скоро принялся за работу. Рана моя медленно заживала; но собственно против отца у меня не было никакого дурного чувства. Напротив: он как будто еще вырос в моих глазах… пускай психологи объяснят это противоречие, как знают. Однажды я шел по бульвару и, к неописанной моей радости, столкнулся с Лушиным. Я его
любил за его прямой и нелицемерный нрав, да притом он был мне дорог по
воспоминаниям, которые он во мне возбуждал. Я бросился к нему.
В генеральском флигельке наступившая ночь не принесла с собой покоя, потому что Нина Леонтьевна недовольна поведением генерала, который, если бы не она, наверно позволил бы Раисе Павловне разыгрывать совсем неподходящую ей роль. В своей ночной кофточке «чугунная болванка» убийственно походит на затасканную замшевую куклу, но генерал боится этой куклы и боится сказать, о чем он теперь думает. А думает он о своем погибающем друге Прозорове, которого
любил по студенческим
воспоминаниям.
— Вот она этих
воспоминаний не
любит, — кобенится Непомнящий, — а я ничего дороже их не знаю. Поверьте, что когда-нибудь я устрою себе праздник по своему вкусу. Брошу все, уеду в Москву и спрячусь куда-нибудь на Плющиху… непременно на Плющиху!
Тут он вспомнил про 12 р., которые был должен Михайлову, вспомнил еще про один долг в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером, пришел ему в голову; женщина, которую он
любил, явилась ему в воображении, в чепце с лиловыми лентами; человек, которым он был оскорблен 5 лет тому назад, и которому не отплатил за оскорбленье, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и тысячами других
воспоминаний, чувство настоящего — ожидания смерти и ужаса — ни на мгновение не покидало его.
Кроме того, сегодня был день ее именин — семнадцатое сентября. По милым, отдаленным
воспоминаниям детства она всегда
любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.
— Нет, она его уважала, но
любила другого! — объяснила Сусанна и поспешила переменить тяжелый для нее, по семейным
воспоминаниям, разговор. — И этим кончилось ваше посвящение?
Он
любил париться до отупения, до бесчувственности, и каждый раз, когда случается мне теперь, перебирая старые
воспоминания, вспомнить и о нашей каторжной бане (которая стоит того, чтоб об ней не забыть), то на первый план картины тотчас же выступает передо мною лицо блаженнейшего и незабвенного Исая Фомича, товарища моей каторги и сожителя по казарме.
— Да, прошу тебя, пожалуй усни, — и с этими словами отец протопоп, оседлав свой гордый римский нос большими серебряными очками, начал медленно перелистывать свою синюю книгу. Он не читал, а только перелистывал эту книгу и при том останавливался не на том, что в ней было напечатано, а лишь просматривал его собственной рукой исписанные прокладные страницы. Все эти записки были сделаны разновременно и воскрешали пред старым протопопом целый мир
воспоминаний, к которым он
любил по временам обращаться.
Женился в очень молодых годах,
любил свою жену без памяти; но она умерла, оставив в его сердце неизгладимое, благодарное
воспоминание.
Да и как было не жалеть этих старых друзей, с которыми было связано столько дорогих
воспоминаний: вон на этом стуле, который волокет теперь по улице какая-то шустрая бабенка в кумачном платке, батюшка-покойник
любил сидеть, а вот те две чашки, которые достались жене плотинного, были подарены покойным кумом…
Моя сестра благодарит вас за поклон. Она часто вспоминает, как когда-то возила Костю Кочевого отдавать в приготовительный класс, и до сих пор еще называет вас бедный, так как у нее сохранилось
воспоминание о вас как о сироте-мальчике. Итак, бедный сирота, я
люблю. Пока это секрет, ничего не говорите там известной вам «особе». Это, я думаю, само собой уладится, или, как говорит лакей у Толстого, образуется…»
"А не то послушаться ее? — мелькнуло в его голове. — Она меня
любит, она моя, и в самом нашем влечении друг к другу, в этой страсти, которая, после стольких лет, с такой силой пробилась и вырвалась наружу, нет ли чего — то неизбежного, неотразимого, как закон природы? Жить в Петербурге… да разве я первый буду находиться в таком положении? Да и где бы мы приютились с ней. эх И он задумался, и образ Ирины в том виде, в каком он навек напечатлелся в его последних
воспоминаниях, тихо предстал перед ним…
Что вижу я? Латинские стихи!
Стократ священ союз меча и лиры,
Единый лавр их дружно обвивает.
Родился я под небом полунощным,
Но мне знаком латинской музы голос,
И я
люблю парнасские цветы.
Я верую в пророчества пиитов.
Нет, не вотще в их пламенной груди
Кипит восторг: благословится подвиг,
Его ж они прославили заране!
Приближься, друг. В мое
воспоминаньеПрими сей дар.
— Да вот поделиться с нами твоими
воспоминаниями, рассказать l'histoire intime de ton coeur… [твою интимную сердечную историю… (франц.)] Ведь ты
любил — да? Ну, и опиши нам, как это произошло… Comment cela t'est venu [Как это случилось с тобой (франц.)] и что потом было… И я тогда, вместе с другими, прочту… До сих пор, я, признаюсь, ничего твоего не читала, но ежели ты про любовь… Да! чтоб не забыть! давно я хотела у тебя спросить: отчего это нам, дамам, так нравится, когда писатели про любовь пишут?
Но вот в воздухе запахло гнилью, прелым навозом. Илья перестал петь: этот запах пробудил в нём хорошие
воспоминания. Он пришёл к месту городских свалок, к оврагу, где рылся с дедушкой Еремеем. Образ старого тряпичника встал в памяти. Илья оглянулся вокруг, стараясь узнать во тьме то место, где старик
любил отдыхать с ним. Но этого места не было: должно быть, его завалили мусором. Илья вздохнул, чувствуя, что и в его душе тоже что-то завалено мусором…
Кручинина. Ничего, иногда и поплакать хорошо; я теперь не часто плачу. Я еще вам благодарна, что вы вызвали во мне
воспоминания о прошлом; в них много горького, но и в самой этой горечи есть приятное для меня. Я не бегу от
воспоминаний, я их нарочно возбуждаю в себе; а что поплачу, это не беда: женщины
любят поплакать. Я вчера объезжала ваш город: он мало изменился; я много нашла знакомых зданий и даже деревьев и многое припомнила из своей прежней жизни и хорошего и дурного.
Болтаясь по колена в холодной грязи, надсаживая грудь, я хотел заглушить
воспоминания и точно мстил себе за все те сыры и консервы, которыми меня угощали у инженера; но все же, едва я ложился в постель, голодный и мокрый, как мое грешное воображение тотчас же начинало рисовать мне чудные, обольстительные картины, и я с изумлением сознавался себе, что я
люблю, страстно
люблю, и засыпал крепко и здорово, чувствуя, что от этой каторжной жизни мое тело становится только сильнее и моложе.
Хотетова, набожность которой развилась под влиянием одного тяжелого семейного
воспоминания,
любила казаться отчужденною от всех дел мира, в которых она, как говорили, ничего не понимает.
Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч ушел от нее, то лицо Елены приняло почти отчаянное выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное
воспоминание о князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени князь
любил ее, и к вящему ужасу своему сознала, что и сама еще
любила его.
В Россию дальный путь ведет,
В страну, где пламенную младость
Он гордо начал без забот;
Где первую познал он радость,
Где много милого
любил,
Где обнял грозное страданье,
Где бурной жизнью погубил
Надежду, радость и желанье
И лучших дней
воспоминаньеВ увядшем сердце заключил. //………………………………………… //…………………………………………
Прибыв к Аделаиде Ивановне, князь начал с того, что поцеловал ее в плечо, а затем, слегка упомянув об ее письме, перешел к
воспоминаниям о том, как покойная мать его
любила Аделаиду Ивановну и как, умирая, просила ее позаботиться об оставляемых ею сиротах, а в том числе и о нем — князе.
Смешно сказать, но и теперь слова: «
Люби меня, я добр, Фанни!» или: «Месяцы, блаженные месяцы пролетали над этими счастливыми смертными», слова, сами по себе ничтожные и пошлые, заставляют сердце мое биться скорее, по одному
воспоминанию того восторга, того упоения, в которое приводили они пятнадцатилетнего юношу!
Этот человек так искренно меня
любил, так охотно занимался со мною, что время, проведенное в его классах, осталось одним из приятных
воспоминаний моей юности.
Надежда Федоровна вообразила, как, прощаясь с Лаевским, она крепко обнимет его, поцелует ему руку и поклянется, что будет
любить его всю, всю жизнь, а потом, живя в глуши, среди чужих людей, она будет каждый день думать о том, что где-то у нее есть друг, любимый человек, чистый, благородный и возвышенный, который хранит о ней чистое
воспоминание.