Неточные совпадения
Он не верит и в мою
любовь к
сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу
сына, не могу бросить
сына, что без
сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив
сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
― Да, я потерял даже
любовь к
сыну, потому что с ним связано мое отвращение к вам. Но я всё-таки возьму его. Прощайте!
Воспоминание о вас для вашего
сына может повести к вопросам с его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской
любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
— А кто бросит камень? — сказал Алексей Александрович, очевидно довольный своей ролью. — Я всё простил и потому не могу лишать ее того, что есть потребность
любви для нее —
любви к
сыну…
Она болезненно чувствовала прекрасную обособленность
сына; грусть,
любовь и стеснение наполняли ее, когда она прижимала мальчика к груди, где сердце говорило другое, чем язык, привычно отражающий условные формы отношений и помышлений.
Заговорив однажды по поводу близкого освобождения крестьян, о прогрессе, он надеялся возбудить сочувствие своего
сына; но тот равнодушно промолвил: «Вчера я прохожу мимо забора и слышу, здешние крестьянские мальчики, вместо какой-нибудь старой песни горланят: Время верное приходит, сердце чувствует
любовь…Вот тебе и прогресс».
Клим был слаб здоровьем, и это усиливало
любовь матери; отец чувствовал себя виноватым в том, что дал
сыну неудачное имя, бабушка, находя имя «мужицким», считала, что ребенка обидели, а чадолюбивый дед Клима, организатор и почетный попечитель ремесленного училища для сирот, увлекался педагогикой, гигиеной и, явно предпочитая слабенького Клима здоровому Дмитрию, тоже отягчал внука усиленными заботами о нем.
«Я не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это насилие над свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском, тем более убеждался, что
сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении?
Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это — не то».
Вполголоса, скучно повторяя знакомые Климу суждения о Лидии, Макарове и явно опасаясь сказать что-то лишнее, она ходила по ковру гостиной,
сын молча слушал ее речь человека, уверенного, что он говорит всегда самое умное и нужное, и вдруг подумал: а чем отличается
любовь ее и Варавки от
любви, которую знает, которой учит Маргарита?
А коли начал удостоивать, то так тебе,
сыну любви, и надо.
— Тсс… о наследстве говорят! — наконец почти громко возвестил он, —
сыну моему, Гришке Отрепьеву, сто тысяч; дочери моей Анне, за ее ко мне
любовь…
В Бога можно верить лишь в том случае, если есть Бог-Сын, Искупитель и Освободитель, Бог жертвы и
любви.
«Питомцы Минервы (гимназисты) решительно оттеснили
сынов Марса (гарнизонные и стрелковые офицеры), и прелестная богиня
любви, до тех пор благосклонная к усам и эполетам, с стыдливой улыбкой поощрения протянула ручку безусым юношам в синих мундирах».
Любовь Андреевна. Гриша мой… мой мальчик… Гриша…
сын…
Нужно свободное избрание, подвиг
любви, чтоб увидеть в рабьем и униженном образе Христа царственную мощь
Сына Божьего, Единосущного Отцу.
Логос —
Сын Божий есть предвечный носитель соединенности Творца с творением,
любви, соединяющей Божество с человечеством...
Религия Христа есть завет
любви, а не жертвы, религия Спасителя —
Сына Божьего, а не спасителей-человеков.
У Бога есть Сын-Логос, Сын-Любовь, и Он творит мир, осуществляя полноту бытия в
любви и смысле.
Бог Отец потому и творит мир, что у Него есть
Сын, что в Нем пребывает бесконечная
Любовь: во имя
Сына.
Христос был распят тем миром, который ждал своего мирского царя, ждал князя этого мира и не имел той
любви к Отцу, которая помогла бы узнать
Сына.
В мистической диалектике абсолютного бытия заключена неизбежность творения как дело божественной
любви между Отцом и
Сыном.
Она понравилась середнему
сыну асессора, который употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в
любовь; но крестьянка верна пребывала в данном жениху ее обещании, что хотя редко в крестьянстве случается, но возможно.
— Мы откроем себе фирму «Горизонт и
сын». Не правда ли, Сарочка, «и
сын»? И вы, надеюсь, господа, удостоите меня своими почтенными заказами? Как увидите вывеску «Горизонт и
сын», то прямо и вспомните, что вы однажды ехали в вагоне вместе с молодым человеком, который адски оглупел от
любви и от счастья.
«Из
любви и уважения к ней, — продолжала моя мать, — не только никто из семейства и приезжающих гостей, но даже никто из слуг никогда не поскучал, не посмеялся над ее безумным
сыном, хотя он бывает и противен, и смешон.
Он скажет: „Что ж делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты не мой
сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей
любви, то я никогда не оставлю тебя“; и я скажу ему: „Папа, хотя я не имею права называть тебя этим именем, но я теперь произношу его в последний раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда не забуду, что ты мой благодетель, но не могу больше оставаться в твоем доме.
Веселенький деревенский домик полковника, освещенный солнцем, кажется, еще более обыкновенного повеселел. Сам Михайло Поликарпыч, с сияющим лицом, в своем домашнем нанковом сюртуке, ходил по зале: к нему вчера только приехал
сын его, и теперь, пока тот спал еще, потому что всего было семь часов утра, полковник разговаривал с Ванькой, у которого от последней, вероятно,
любви его появилось даже некоторое выражение чувств в лице.
Клеопатра Петровна уехала из Москвы, очень рассерженная на Павла. Она дала себе слово употребить над собой все старания забыть его совершенно; но скука, больной муж, смерть отца Павла, который, она знала, никогда бы не позволил
сыну жениться на ней, и, наконец, ожидание, что она сама скоро будет вдовою, — все это снова разожгло в ней
любовь к нему и желание снова возвратить его к себе. Для этой цели она написала ему длинное и откровенное письмо...
— Нет, не то, врешь, не то!.. — возразил полковник, грозя Павлу пальцем, и не хотел, кажется, далее продолжать своей мысли. — Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою голову, руби ее, коли надо она тебе! — прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень уж было обидно, что
сын как будто бы совсем не понимает его горячей
любви. — Не пятьсот рублей я тебе дам, а тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.
Тогда и отец стал смотреть на связь
сына с Наташей сквозь пальцы, предоставляя все времени, и надеялся, зная ветреность и легкомыслие Алеши, что
любовь его скоро пройдет.
Вторая причина предполагавшегося брака моего
сына с падчерицею графини Зинаиды Федоровны та, что эта девушка в высшей степени достойна
любви и уважения.
Князь сидел молча и с какой-то торжествующе иронической улыбкой смотрел на Алешу. Точно он рад был, что
сын выказывает себя с такой легкомысленной и даже смешной точки зрения. Весь этот вечер я прилежно наблюдал его и совершенно убедился, что он вовсе не любит
сына, хотя и говорили про слишком горячую отцовскую
любовь его.
«
Сын мой, — писал он мне, — бойся женской
любви, бойся этого счастья, этой отравы…» Матушка после его кончины послала довольно значительную сумму денег в Москву.
Павел видел улыбку на губах матери, внимание на лице,
любовь в ее глазах; ему казалось, что он заставил ее понять свою правду, и юная гордость силою слова возвышала его веру в себя. Охваченный возбуждением, он говорил, то усмехаясь, то хмуря брови, порою в его словах звучала ненависть, и когда мать слышала ее звенящие, жесткие слова, она, пугаясь, качала головой и тихо спрашивала
сына...
Но подо всем этим лежало и медленно разрасталось чувство избытка
любви к
сыну, напряженное желание нравиться ему, быть ближе его сердцу.
В эту минуту во мне сказался
сын моего отца. Он не добился бы от меня иного ответа самыми страшными муками. В моей груди, навстречу его угрозам, подымалось едва сознанное оскорбленное чувство покинутого ребенка и какая-то жгучая
любовь к тем, кто меня пригрел там, в старой часовне.
Единственным же признаком человеческих благородных чувств была в нем неограниченная
любовь к
сыну.
Девушка эта встретилась в Петербурге с студентом Тюриным,
сыном земского начальника Симбирской губернии, и полюбила его, но полюбила она не обыкновенной женской
любовью с желанием стать его женой и матерью его детей, а товарищеской
любовью, питавшейся преимущественно одинаковым возмущением и ненавистью не только к существующему строю, но и к людям, бывшим его представителями, и [сознанием] своего умственного, образовательного и нравственного превосходства над ними.
Он с
любовью следил за успехами
сына, хотя, признаться, многого уже не понимал в его поступках.
Той
любви, которая заставляет видеть в жене,
сыне, дочери нечто ненаглядное, неприкосновенное для обид, не существует для него.
Как же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного —
любви к
сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без
любви.
(Старушка, из
любви к
сыну, готова была покривить душой.)
Она с
любовью посмотрела на
сына.
— Да, вот это вы, нынешняя молодежь. Вы, кроме тела, ничего не видите. В наше время было не так. Чем сильнее я был влюблен, тем бестелеснее становилась для меня она. Вы теперь видите ноги, щиколки и еще что-то, вы раздеваете женщин, в которых влюблены, для меня же, как говорил Alphonse Karr, [Альфонс Карр (франц.).] — хороший был писатель, — на предмете моей
любви были всегда бронзовые одежды. Мы не то что раздевали, а старались прикрыть наготу, как добрый
сын Ноя. Ну, да вы не поймете…
Она скончалась в Париже, быв с ним последние три года в разлуке и оставив ему пятилетнего
сына, «плод первой, радостной и еще не омраченной
любви», как вырвалось раз при мне у грустившего Степана Трофимовича.
А посему божественное слово, собрав все существенные свойства тварей и совокупив их в одну умопостигаемую единицу, как настоящее зерцало всеединого бога, отразилось в сем живом зерцале, и бог-отец, узрев в нем точный образ и подобие возлюбленного
сына, излил в него дух свой, сиречь волю
любви своей, — и создался человек, и почи бог от дел своих.
— Да перейдут, — воскликнули гости, — да перейдут имена ваши к
сыновьям, и ко внукам, и к поздним потомкам, на вечную славу, на
любовь и образец, на молитвы и поучение!
Единственною светлою стороной Малюты казалась горячая
любовь его к
сыну, молодому Максиму Скуратову; но то была
любовь дикого зверя,
любовь бессознательная, хотя и доходившая до самоотвержения.
Ее
любовь к
сыну была подобна безумию, смешила и пугала меня своей силой, которую я не могу назвать иначе, как яростной силой. Бывало, после утренней молитвы, она встанет на приступок печи и, положив локти на крайнюю доску полатей, горячо шипит...
Средство для этого было одно — его семья, и главное — его
сын, к которому, Шамиль знал, что Хаджи-Мурат имел страстную
любовь.
Да и не может быть иначе: люди, верующие в злого и безрассудного бога, — проклявшего род человеческий и обрекшего своего
сына на жертву и часть людей на вечное мучение, — не могут верить в бога
любви.