Неточные совпадения
После ужина
люди начали устраиваться на ночь. Некоторые из них поленились ставить комарники и легли спать на открытом воздухе, покрывшись одеялами. Они долго ворочались, охали,
ахали, кутались с головой, но это не спасало их от гнуса. Мелкие насекомые пробирались в каждую маленькую складку. Наконец один из них не выдержал.
— Вот так фунт! —
ахнул Харитон Артемьич, не вполне доверяя словам странного
человека. — Слыхивал я про твои чудеса, Михей Зотыч, а все-таки оно тово…
— Ахав-то Ахавом, а прежде старинные
люди так говорили: доносчику первый кнут… Ты это слыхивал?
Стало тихо, чутко. Знамя поднялось, качнулось и, задумчиво рея над головами
людей, плавно двинулось к серой стене солдат. Мать вздрогнула, закрыла глаза и
ахнула — Павел, Андрей, Самойлов и Мазин только четверо оторвались от толпы.
Я так и
ахнул и кинулся: где же Груша? а про нее никто и не ведает; и люди-то в прислуге все новые, наемные и прегордые, так что и доступу мне прежнего к князю нет.
Взглянет на меня,
ахнет и промолвит: «Бессчастный ты
человек, душе своей ты погубитель!» Только у нас и разговору.
Все товарищи
ахнули, а у меня волосы стали дыбом, и тут я в первый раз постигнул, как
люди проигрывают все свое состояние!
Люди внесли ужин, и, полчаса спустя, все разъехались и разошлись. Дарья Михайловна упросила Рудина остаться ночевать. Александра Павловна, возвращаясь с братом домой в карете, несколько раз принималась
ахать и удивляться необыкновенному уму Рудина. Волынцев соглашался с ней, однако заметил, что он иногда выражается немного темно… то есть не совсем вразумительно, прибавил он, желая, вероятно, пояснить свою мысль; но лицо его омрачилось, и взгляд, устремленный в угол кареты, казался еще грустнее.
Он ушёл от неё на рассвете лёгкой походкой, чувствуя себя
человеком, который в опасной игре выиграл нечто ценное. Тихий праздник в его душе усиливало ещё и то, что когда он, уходя, попросил у Полины спрятанный ею револьвер, а она не захотела отдать его, Яков принужден был сказать, что без револьвера боится идти, и сообщил ей историю с Носковым. Его очень обрадовал испуг Полины, волнение её убедило его, что он действительно дорог ей, любим ею.
Ахая, всплескивая руками, она стала упрекать его...
Итак, Анне жилось изрядно; но прошел год, другой, и вдруг, совершенно опять неожиданно, объявила она, что выходит замуж. «Как? Что? За кого?..» — послышалось с разных сторон. На этот раз жених оказался подмастерьем из портных. Каким образом, где сделано было знакомство, — никто не знал. Все окончательно только
ахнули, увидев жениха —
человека ростом с наперсток, съеженного, с лицом желтым, как испеченная луковица, притом еще прихрамывающего на левую ногу, — ну, словом, как говорится, совершенного михрютку.
— Себя-то, себя-то… Не от всякой искры пожар может быть, иная и так, зря сгорит. Себя-то… Мне — всего сорок с годом, а я скоро помру от пьянства, а пьянство — от беспокойства жизни, а беспокойство… разве я для такого дела? Я — для дела в десять тысяч
человек! Я могу так ворочать — губернаторы
ахнут!
Матрена. Ну, матушка, мудреное ли это колдовство:
человек умный, богатый да лукавый! В те поры, как с злодейкой-то моей это приключилось, он приходит ко мне. «Матрена, говорит, у тебя баба без мужа понесла; мотри, чтобы она над собой али над ребенком чего не сделала, — ты за то отвечать будешь». Я так, мать, и
ахнула, ничего того не думаючи и не ведаючи; а она, псовка, и входит на эти слова. Я было накинулась на нее, а он на меня затопал. «Не трожь, говорит, ее; сам барин про то знает и простил ее».
Привести разве мнение его сожителей во время его болезни: «Все охали и
ахали; всем было и жалко и горько, и все меж тем дивились, что вот как же это таким образом мог совсем заробеть
человек?
Когда все
ахали и охали, а Маша сказывала, что ее совсем было задавили, да, спасибо, добрый
человек выручил, он и подошел к Залетовым.
Все охали и
ахали, всем было и жалко и горько, и все меж тем дивились, что вот как же это таким образом мог совсем заробеть
человек?
Тетушка так и
ахнула: все, говорит, ему явлено! И стала она приставать к живописцу, чтобы он поисповедался; а тому все трынь-трава! Ко всему легко относился… даже по постам скоромное ел… и притом, слышат они стороною, будто он и червей и устриц вкушает. А жили они все в одном доме и часто сокрушались, что есть в ихнем купеческом родстве такой
человек без веры.
Тут, узнав этакую вещь от Аллилуевой жены,
ахнуло и все приходское христианство, и были такие мнения, что бабу-дулебу надлежит убить за то, что она «в елтарь сунулась»; но дулеба, к счастию, скоро об этом услыхала и хорошо собою распорядилася, потому что пристала к беглым, проходившим «в вольный Николаев град», бывший тогда для многих русских
людей «градом убежища».
— Подкрадется, ваше превосходительство, клянусь святым Патриком, подкрадется, — прогнусил в ответ Акатову, немножко задыхаясь, дремучий семинарист Феоктист Меридианов, которого Акатов едва ли когда видел, не знал по имени и не пустил бы к себе на порог ни в дом, ни в департамент, но бог Морфей ничем этим не стесняется и сводит
людей в такие компании, что только
ахнешь проснувшись, и Акатов
ахнул, и совсем позабыл и о Подозерове, и о его письме, и вот причина, почему Подозеров ждет дружеского ответа «разумеется» очень нетерпеливо, «но совершенно напрасно».
Толпа всё увеличивалась и увеличивалась… Бог знает, до каких бы размеров она выросла, если бы в трактире Грешкина не вздумали пробовать полученный на днях из Москвы новый орган. Заслышав «Стрелочка», толпа
ахнула и повалила к трактиру. Так никто и не узнал, почему собралась толпа, а Оптимов и Почешихин уже забыли о скворцах, истинных виновниках происшествия. Через час город был уже недвижим и тих, и виден был только один-единственный
человек — это пожарный, ходивший на каланче…
Оглушительно
ахнуло у спуска к мосту. Из дыма вылетела лошадь с сломанными оглоблями. Мчался артиллерийский парк, задевая и опрокидывая повозки. Мелькнул
человек, сброшенный с козел на землю, вывернувшаяся рука замоталась под колесами, он кувыркнулся в пыли, поднялся на колени и, сбитый мчавшимися лошадьми, опять повалился под колеса.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и
люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и
ахали.