Неточные совпадения
— Социализм, по его идее, древняя, варварская форма угнетения
личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем падали на уши, на щеки, лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел в этой
маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
И за все за это, за ту
маленькую часть серединной выгоды, которую мне обеспечит ваша разумность, за кусок и тепло, вы берете взамен всю мою
личность!
Извне, из объекта человеческая
личность есть лишь
малая часть общества, изнутри, из субъекта общество есть часть человеческой
личности, ее социальная сторона, подобно тому, как космос есть часть человеческой
личности, как
малой вселенной, заключающей в себе все.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой
личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно
малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Природа с своими вечными уловками и экономическими хитростями дает юность человеку, но человека сложившегося берет для себя, она его втягивает, впутывает в ткань общественных и семейных отношений, в три четверти не зависящих от него, он, разумеется, дает своим действиям свой личный характер, но он гораздо
меньше принадлежит себе, лирический элемент
личности ослаблен, а потому и чувства и наслаждение — все слабее, кроме ума и воли.
К тому же Платон Богданович принадлежал, и по родству и по богатству к
малому числу признанных моим отцом
личностей, и мое близкое знакомство с его домом ему нравилось, Оно нравилось бы еще больше, если б у Платона Богдановича не было сына.
Эта
маленькая прогулка ярко запала мне в память, быть может потому, что рядом с нею легло смутное, но глубокое впечатление от
личности моего приятеля.
Таким образом, мы скоро сжились, свыклись. Образовалась товарищеская семья; в этой семье — свои кружки; в этих кружках начали обозначаться, больше или
меньше,
личности каждого; близко узнали мы друг друга, никогда не разлучаясь; тут образовались связи на всю жизнь.
Две заспанные
личности уныло слонялись между диванами и от времени до времени вопияли: «Господа! в табельку! по
маленькой!» Наконец, тут же сидели: педагог и адвокат.
Какое-нибудь тихо-отрадное воспоминание вдруг блеснет в вашем воображении; собственная ваша
личность начнет занимать вас больше, чем наблюдения; у вас станет
меньше внимания ко всему окружающему, и какое-то неприятное чувство нерешимости вдруг овладеет вами.
Я заметил тут несколько
личностей чуть не в прорванных сюртуках, в самых сомнительных, слишком не в бальных костюмах, очевидно вытрезвленных с непомерным трудом и на
малое время, и бог знает откуда взятых, каких-то иногородних.
Возьмем еще в соображение, что почти всякое самовольное проявление
личности в арестанте считается преступлением; а в таком случае ему естественно все равно что большое, что
малое проявление.
В самом простом виде дело происходило так: люди жили племенами, семьями, родами и враждовали, насиловали, разоряли, убивали друг друга. Насилия эти происходили в
малых и больших размерах:
личность боролась с
личностью, племя с племенем, семья с семьей, род с родом, народ с народом. Бòльшие, сильнейшие совокупности завладевали слабейшими, и чем больше и сильнее становилась совокупность людей, тем
меньше происходило в ней внутренних насилий и тем обеспеченнее казалась продолжительность жизни совокупности.
Чем более уменьшалось стремление к насилию
личностей, чем более смягчались нравы и чем более развращалась власть вследствие своей нестесненности, тем преимущество это становилось всё
меньше и
меньше.
Если и было время, что при известном низком уровне нравственности и при всеобщем расположении людей к насилию друг над другом существование власти, ограничивающей эти насилия, было выгодно, т. е. что насилие государственное было
меньше насилия
личностей друг над другом, то нельзя не видеть того, что такое преимущество государственности над отсутствием ее не могло быть постоянно.
Но стоит раз обратиться истории на этот путь, стоит раз сознать, что в общем ходе истории самое большое участие приходится на долю народа и только весьма
малая Доля остается для отдельных
личностей, — и тогда исторические сведения о явлениях внутренней жизни народа будут иметь гораздо более цены для исследователей и, может быть, изменят многие из доселе господствовавших исторических воззрений.
Молодой тайный советник Стрекоза, который ожидал к празднику Белого Орла, а получил корону на святыя Анны и в знак фрондерства отправлялся вояжировать; адвокат, который был обижен тем, что его не пригласили по овсянниковскому делу ни для судоговорения, ни даже на побегушки; седенький старичок с Владимиром на шее,
маленький, съёженный, подергивающийся, с необыкновенно густыми и черными бровями, которые, при каждом душевном движении, становились дыбом, и должно быть, очень злой; наконец, какая-то таинственная
личность в восточном костюме, вроде халата из термаламы, и с ермолкой на голове.
Отец, мать, все родные, подчиненные крепостной власти, свыкшиеся с своим положением и изведавшие, может быть, собственным [горьким] опытом [все] неудобства самостоятельных проявлений своей
личности, — все стараются, из желания добра мальчику, с
малых лет внушить ему [беспрекословную покорность чужому приказу,] отречение от собственного разума и воли.
Из плохого ничего хорошего выйти не может, и в борьбе, которая ведется оружием, победителем всегда будет не тот, который лучше, а тот, который хуже, то есть который жесточе,
меньше жалеет и уважает человеческую
личность, неразборчив в средствах, одним словом, иезуит.
И вот, в силу таковых-то побуждений, заманчиво щекочущих самолюбьице, и восточным Малгоржанам, и
маленьким Анцыфрикам, и Моисеям Фрумкиным, и даже князю Сапово ужасно как хотелось быть арестованными, и притом не иначе как ночью, и не иначе как с жандармами, с каретой, с казематами, — словом, со всеми эффектными атрибутами, которые придают ореол мученичества и политический интерес
личности каждого плюгавенького Анцыфрика.
Двери Покровской церкви были открыты. Кучка народу из разряда «публики» стояла на паперти. Частный пристав уже раза четыре успел как-то озабоченно прокатиться мимо церкви на своих кругленьких, сытых вяточках. Вот взошли на паперть и затерялись в «публике» три-четыре
личности, как будто переодетые не в свои костюмы. Вот на щегольской пролетке подкатил
маленький черненький Шписс, а через несколько времени показался в церкви и прелестный Анатоль де-Воляй.
Титулярный советник Семен Алексеич Нянин, служивший когда-то в одном из провинциальных коммерческих судов, и сын его Гриша, отставной поручик —
личность бесцветная, живущая на хлебах у папаши и мамаши, сидят в одной из своих
маленьких комнаток и обедают. Гриша, по обыкновению, пьет рюмку за рюмкой и без умолку говорит; папаша, бледный, вечно встревоженный и удивленный, робко заглядывает в его лицо и замирает от какого-то неопределенного чувства, похожего на страх.
Лишь извне с социологической точки зрения
личность представляется подчиненной частью общества, и притом очень
малой частью по сравнению с массивностью общества.
С Некрасовым вы могли о чем угодно говорить, и если он не проявлял особой сердечности, то все-таки отзывался на всякое проявление вашей
личности. С Салтыковым слишком трудно было взять тон задушевной беседы. При другом редакционном компаньоне Некрасова в редакции было бы, вероятно,
меньше той сухости, какая на первых порах меня неприятно коробила.
Если родители его в нужде, он узнает от них, что цель жизни — приобретение побольше хлеба и денег и как можно
меньше работы, для того, чтобы животной
личности было как можно лучше. Если он родился в роскоши, он узнает, что цель жизни — богатство и почести, чтобы как можно приятнее и веселее проводить время.
Я воспользовался первой
маленькой паузой, чтобы задать тот чисто литературный вопрос, с каким ехал еще из Москвы. В романе «Страница романа», как читатель припомнит, кроме длиннот и повторений в описаниях Парижа, есть еще одна странная черта для такого даровитого и сильного писателя, как Золя. Это
личность доктора Деберля. В начале вы думаете, что автор сделает из него если не тип, то своеобразный характер. Но ожидание не оправдывается. Я и указал на такое противоречие самому Золя.
Если человек может отказывать требованиям самой
малой любви настоящего во имя требования самой большой любви будущего, то разве не ясно, что такой человек, если бы он всеми силами и желал этого, никогда не будет в состоянии взвесить, на сколько он может отказывать требованиям настоящего во имя будущего, и потому, не будучи в силах решить этого вопроса, всегда выберет то проявление любви, которое будет приятно для него, т. е. будет действовать не во имя любви, а во имя своей
личности.
Светлою чертою в
личности Николая Ильича была его любовь к семье, состоящей из знакомой нам жены и двух детей, сына и дочери, из которых первый учился в гимназии. У него же жила свояченица, сестра жены, старая дева, заведывающая его
маленьким хозяйством, так как его жена была болезненной женщиной, постоянно лечившейся.
Кому я нужен теперь? Какое имею я право на существование? Что есть за мною оправдывающего, кроме труда? Пока я трудился и давал людям
малым и беспомощным кров и пропитание, я все же был человеком,
личностью, которая имеет право на уважение и даже заботы, а что я теперь?