Неточные совпадения
Я знал, что
мама ничего не понимает в науках, может быть, даже писать не
умеет, но тут-то моя роль мне и нравилась.
— Не
умею я,
мама! Надо тебе привыкнуть к этому.
И надобно видеть, как он принимается иногда поучать меня — ну, точь-в-точь он патриарх, а я малый ребенок, который, кроме «папы» да «
мамы», говорить ничего не
умеет… так, знаешь, благосклонно, не сердясь.
Яков (не сразу). Я не
умею ответить тебе… Всё это случилось так вдруг и раздавило меня. Я жил один, точно крот, с моей тоской и любовью к
маме… Есть люди, которые обречены судьбою любить всю жизнь одну женщину… как есть люди, которые всю жизнь пишут одну книгу…
— Нравится она вам? — спросил он, улыбаясь. — Она
умеет закрывать глазки и говорит «папа» и «
мама».
Мама из коры
умеет делать лодочки, и даже с парусом, я же
умею только есть смолу и обнимать сосну. В этих соснах никто не живет. В этих соснах, в таких же соснах, живет пушкинская няня. «Ты под окном своей светлицы» — у нее очень светлое окно, она его все время протирает (как мы в зале, когда ждем дедушкиного экипажа) — чтобы видеть, не едет ли Пушкин. А он все не едет. Не приедет никогда.
Эта неожиданная ласка и этот добрый голосок странно напомнили маленькой Тасе что-то милое, родное — напомнили ей её
маму, прежнюю, добрую, ласковую
маму, a не строгую и взыскательную, какой она казалась Тасе со дня падения Леночки в пруд. Что-то екнуло в сердечке Таси. Какая-то теплая волна прихлынула к горлу девочки и сдавила его. Ей захотелось плакать. Дуся
сумела пробудить в ней и затронуть лучшие струны её далеко не испорченного, но взбалмошного сердечка.
Мамино рождение!.. Приятный сюрприз!.. A она, Тася, совсем из головы выпустила, что сегодня день маминого рождения. Совсем даже и позабыла об этом и не подумала приготовить подарка милой мамусе. A Леночка и Павлик наверное уже приготовили и будут гордиться этим перед ней, Тасей! Нет! Нет! Никогда! Ни за что! Она не оставит без подарка милую
маму, которая одна только и
умеет прощать все шалости и проделки своей любимицы.
— Ты думала, помер отец, так на тебя и управы не будет?
Мама, дескать, добрая, она пожалеет… Нет, милая, я тебя тоже
сумею укротить, ты у меня будешь знать! Ты бегаешь, балуешься, а
мама твоя с утра до вечера работает; придет домой, хочется отдохнуть, а нет: сиди, платье тебе чини. Вот порви еще раз, ей-богу, не стану зашивать! Ходи голая, пускай все смотрят. Что это, скажут, какая бесстыдница идет!..
— Ну и это хорошо, что не можете обещать, не соразмерив своих сил, — подхватила Саня. — Так вот что: когда вас потянет в дурную компанию, Федя, приезжайте к нам. Вы знаете мою старушку-маму. Она пережила много горя и
умеет влиять на людей. Она вас успокоит, развлечет и приголубит. А мои братья постараются вас занять, и вы почувствуете себя, как в родной семье, как дома. Придете, Федя, да?
(Почерк Нинки.) — Вчера были с Лелькой у
мамы. Как всегда, она очень нам обрадовалась, стала варить кофе, готовить яичницу. Делать она ничего не
умеет: кофе у нее всегда убегает, яичница выходит, как гуттаперча. А через два часа, тоже как всегда, мы разругались и ушли. Конечно, о большевиках и советской власти.
— Ну, начались капризы, — сказал отец. — Я ведь не
умею, пусть
мама разденет.
—
Мама, можно поговорить, да? — сказала Наташа. — Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. — И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда
умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.