Неточные совпадения
— И всего только одну неделю быть им дома? — говорила жалостно, со слезами на глазах, худощавая старуха
мать. — И погулять им, бедным, не
удастся; не
удастся и дому родного узнать, и мне не
удастся наглядеться на них!
А к тому времени
мать высохла бы от забот и от горя, и мне все-таки не
удалось бы успокоить ее, а сестра… ну, с сестрой могло бы еще и хуже случиться!..
Теперь прошу особенного внимания: представьте себе, что если б ему
удалось теперь доказать, что Софья Семеновна — воровка, то, во-первых, он доказал бы моей сестре и
матери, что был почти прав в своих подозрениях; что он справедливо рассердился за то, что я поставил на одну доску мою сестру и Софью Семеновну, что, нападая на меня, он защищал, стало быть, и предохранял честь моей сестры, а своей невесты.
Он пробовал также говорить с Лидией, как с девочкой, заблуждения которой ему понятны, хотя он и считает их несколько смешными. При
матери и Варавке ему
удавалось выдержать этот тон, но, оставаясь с нею, он тотчас терял его.
Наконец
удалось ей поднять его на ноги; она умывает его, причесывает головку и ведет к
матери.
— Видите, какой хитрый! — сказала Бережкова, обращаясь к его
матери. — Он знает мою слабость, а мы думали, что он дитя! Не поддели, не
удалось, хоть и проситесь в женихи!
Сам хозяин и его
мать оказались довольно общительными, и потому мне
удалось узнать много интересного о шаманстве и записать несколько сказок.
— Так не хочешь ли потолковать со мною? — говорит Марья Алексевна, тоже неизвестно откуда взявшаяся: — вы, господа,
удалитесь, потому что
мать хочет говорить с дочерью.
В два года она лишилась трех старших сыновей. Один умер блестяще, окруженный признанием врагов, середь успехов, славы, хотя и не за свое дело сложил голову. Это был молодой генерал, убитый черкесами под Дарго. Лавры не лечат сердца
матери… Другим даже не
удалось хорошо погибнуть; тяжелая русская жизнь давила их, давила — пока продавила грудь.
Это «житие» не оканчивается с их смертию. Отец Ивашева, после ссылки сына, передал свое именье незаконному сыну, прося его не забывать бедного брата и помогать ему. У Ивашевых осталось двое детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без отца и
матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять детей к себе; Николай разрешил. Через несколько лет он рискнул другую просьбу, он ходатайствовал о возвращении им имени отца;
удалось и это.
Из кухни прибежала
мать и, успокаивая отца, постаралась освободить волосы Крыжановского из его руки. Когда это
удалось, архивариус еще раз поцеловал отца в плечо и сказал...
— А — а, — протянул офицер с таким видом, как будто он одинаково не одобряет и Мазепу, и Жолкевского, а затем
удалился с отцом в кабинет. Через четверть часа оба вышли оттуда и уселись в коляску.
Мать и тетки осторожно, но с тревогой следили из окон за уезжавшими. Кажется, они боялись, что отца арестовали… А нам казалось странным, что такая красивая, чистенькая и приятная фигура может возбуждать тревогу…
Мне не
удалось дочитать «Соловья» в школе — не хватило времени, а когда я пришел домой,
мать, стоявшая у шестка со сковородником в руках, поджаривая яичницу, спросила меня странным, погашенным голосом...
Ему легко было заметить, что Марья Дмитриевна была против него восстановлена; но ему
удалось несколько умилостивить ее, проиграв ей рублей пятнадцать в пикет, и он провел около получаса почти наедине с Лизой, несмотря на то что
мать ей еще накануне советовала не быть слишком фамильярной с человеком «qui a un si grand ridicule».
Между тем точно плохо
удался нам Павел, потому что юноши его лет, едва знающие грамоту, отсюда уезжают на прииски и имеют место, жалованье и помогают
матерям и отцам.
Мать вела меня за руку, а нянька несла мою сестрицу, которая с необыкновенным любопытством смотрела на невиданное ею зрелище; мне же хотя
удалось видеть нечто подобное в Уфе, но тем не менее я смотрел на него с восхищением.
Прощай, друг мой; пиши, не
удастся ли тебе постигшую грозу от себя отклонить и по-прежнему в любви твоего генерала утвердиться. А как бы это хорошо было! Любящая тебя
мать
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не
удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала
мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди отдают, чтобы хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
Мать молча тянула его за руку к столу, и наконец ей
удалось посадить Андрея на стул. А сама она села рядом с ним плечо к плечу. Павел же стоял перед ним, угрюмо пощипывая бороду.
Но ему уже не
удавалось порой обуздывать свою острую и смешливую наблюдательность. Глядя иногда поочередно на свою богиню и на ее
мать и сравнивая их, он думал про себя: «А ведь очаровательная Юленька все толстеет и толстеет. К двадцати годам ее уже разнесет, совсем как Анну Романовну. Воображаю, каково будет положение ее мужа, если он захочет ласково обнять ее за талию и привлечь к себе на грудь. А руки-то за спиной никак не могут сойтись. Положение!»
Аграфена Васильевна нашла, впрочем, Лябьевых опечаленными другим горем. Они получили от Сусанны Николаевны письмо, коим она уведомляла, что ее бесценный Егор Егорыч скончался на корабле во время плавания около берегов Франции и что теперь она ума не приложит, как ей
удастся довезти до России дорогие останки супруга, который в последние минуты своей жизни просил непременно похоронить его в Кузьмищеве, рядом с могилами отца и
матери.
Как-то ему
удалось высвободить руки, так что у отца и у
матери остались в руках только рукава от его курточки.
Вышло это так. Осенью мне
удалось убить из-под гончих на охоте у Разнатовского
матерого волка.
Как они ни пробовали поправить свое положение в обществе, — это им не
удавалось, и они, наконец, предстали тайком к тому же Якову Львовичу с просьбою возвратить им
мать.
О раннем детстве его не сохранилось преданий: я слыхал только, что он был дитя ласковое, спокойное и веселое: очень любил
мать, няньку, брата с сестрою и имел смешную для ранних лет манеру задумываться,
удаляясь в угол и держа у своего детского лба свой маленький указательный палец, — что, говорят, было очень смешно, и я этому верю, потому что князь Яков и в позднейшее время бывал иногда в серьезные минуты довольно наивен.
Мать хотела ее защитить, но мы ее отстранили, и мне
удалось заглянуть при свете лампы-«молнии» девочке в горло.
На свадебном обеде
мать моя была одною из почетнейших гостей, но мне лично живо помнится этот обед потому, что в ряду тесно сдвинутых стульев пришлось сидеть между большими, и очень хотелось полакомиться прекрасно зарумяненными дупелями; но так как локтей поднять было невозможно, то у меня не хватило силы резать жаркое, и я напрасно щипал вилкой небольшие пряди мяса, которые
удавалось оторвать.
Хотя бы я менее всех решался испрашивать отцовского позволения ездить верхом, тем не менее мне иногда
удавалось выпрашивать у
матери позволение прокатиться поблизости верхом на смирном пегом мерине в сопровождении молодого кучера Тимофея, который на этот конец разыскал на верху каретного сарая небольшое исправное венгерское седло. На этих поездках мы с Тимофеем старались держаться степных и лесных долин для избежания огласки.
Бедная
мать напрягала все усилия, чтобы избегать денежных трат, обходясь по возможности домашними произведениями, что при тогдашнем образе жизни ей
удавалось почти вполне.
И он не открывался ей. Он предпочитал приходить в корпус с пустыми руками и получать жестокие побои от Грузова. Иногда ему
удавалось внести в счет долга гривенник, или пару яблоков, или пяток украденных у
матери папирос. Но долг от этого уменьшался едва заметно, потому что Грузов запутал своего должника сложной системой ростовщичьих процентов.
Молодой Рыжов породою
удался в
мать: он был рослый, плечистый, — почти атлет, необъятной силы и несокрушимого здоровья.
Булычов. Телом — хороша, ловкая, а лицом — не
удалась.
Мать у нее некрасива была. Умная, как черт, а некрасива.
«О, Яшка, — думал я,
удаляясь на ночь в свою камеру, — воистину бесстрашен ты человек, если видал уже „кузькину
мать“ и не убоялся!..»
Окончилось вечернее моление. Феодор пошел к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему о причине приезда и просил дозволения переночевать. Игумен был рад и повел Феодора к себе… Первое лицо, встретившее их, была женщина, стоявшая близ Феодора, дочь игумна, который
удалился от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею дочерью; она приехала гостить к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей
матери.
Дав слово вскорости повторить свое посещение, гости наконец
удалились; приветливые взоры Эмеренции сопровождали их до самой столовой, а Калимон Иваныч вышел даже в переднюю и, посмотрев, как проворный слуга Бориса Андреича закутал господ в шубы, навязал им шарфы и натянул на их ноги теплые сапоги, вернулся в свой кабинет и немедленно заснул, между тем как Поленька, пристыженная своею
матерью, ушла к себе наверх, а две безмолвные женские личности, одна в чепце, другая в темном платочке, поздравляли Эмеренцию с новой победой.
Хитры были, догадливы келейные
матери. В те самые дни, как народ справлял братчины, они завели по обителям годовые праздники. После торжественной службы стали угощать званых и незваных, гости охотно сходились праздновать на даровщину. То же пиво, то же вино, та же брага сыченая, те же ватрушки, пироги и сочовки, и все даровое. Молёного барашка нет, а зато рыбы — ешь не хочу. А рыба такая, что серому люду не всегда
удается и поглядеть на такую… Годы за годами — братчин по Керженцу не стало.
Провожаемая низкими поклонами и громкими благодарностями сирот,
мать Манефа медленно
удалилась из келарни.
«Соловецких сидельцев» в кандалах перевезли на
матерую землю, и здесь Арсению
удалось бежать из-под царского караула в леса.
Наезжие отцы,
матери, отстояв часы и отпев молебный канон двенадцати апостолам [На другой день Петрова дня, 30 июня, празднуется двенадцати апостолам.], плотно на дорожку пообедали и потом каждый к своим местам отправились. Остались в Комарове Юдифа улангерская да
мать Маргарита оленевская со своими девицами. Хотели до третьего дня погостить у Манефы, да Маргарите того не
удалось.
Местными дознаниями было открыто, что Павлушкина
мать была когда-то дьячихою, а потом ходила в городе по стиркам, а иногда просила милостыни. Павел был ею воспитан в тяжкой доле и мог бы, кажется, постичь жизнь, но не
удался — «все клонил к легкомысленности» и за то был исключен из третьего класса и долго болтался «без приделения», и теперь он еще не был совсем определен «во место Аллилуя», а пока только был еще временно приукажен, что выходило вроде испытания.
— Ты сойдись с Лопатиным, Володя… Он, кажется, прекрасный молодой человек… В нем что-то прямое и открытое, — говорила сыну
мать, когда, посидев в кают-компании, они вышли все наверх и уединились на юте, у самой кормы, а юный мичман, не желая мешать семейному разговору, деликатно
удалился и уже весело болтал с какой-то молоденькой барышней…
Мать… Любимая, милая
мать… Будущая мастерская… Сладкая мечта успокоить старость родимой… Не
удастся все это ей, Дорушке? Не
удастся ни за что. Впереди — смерть!
Я, впрочем, не помню, как шли все эти переговоры и сделки, потому что едва ли не первым делом моей
матери после того, как она овдовела, было отвезти меня в Петербург, где, при содействии некоторых доброжелателей, ей
удалось приютить меня в существовавшее тогда отделение малолетних, откуда детей по достижении ими известного возраста переводили в кадетские корпуса.
Ничего он не желал ни купить, ни разузнавать по торговой части. Если б он что и завел в Кладенце, то в память той, кому не
удалось при жизни оделить свой родной город детской лечебницей… Ее деньги пойдут теперь на шляпки Серафимы и на изуверство ее
матери.
— Доктор! — начал он, задыхаясь. — Представьте мою радость! На ваше счастье, нам
удалось приобрести пару для вашего канделябра!.. Мамаша так счастлива… Я единственный сын у
матери… вы спасли мне жизнь…
Имя Магна принадлежало самой прекрасной, именитой и несчастной женщине в Дамаске. Я знал ее еще в детстве, но не видал ее с тех пор, как Магна
удалилась от нас с византийцем Руфином, за которого вышла замуж по воле своего отца и своей
матери, гордой Альбины.
Этот год был для него тем мучительнее, что он видел княжну Людмилу Васильевну почти всегда окруженную роем поклонников и мог по пальцам пересчитать не только часы, но и минуты, когда ему
удавалось переговорить с ней наедине. Она относилась к нему всегда приветливо и радушно… но и только. Не того, конечно, мог ожидать ее жених, объявленный и благословленный ее
матерью.
Сын был безусловно отдан отцу, и тот с неумолимой жестокостью не позволял
матери даже приближаться к нему. Станиславе Феликсовне ни разу не
удалось видеть сына.
После обеда, повидавшись со своею
матерью и получив от нее благословение на великий подвиг, Николай Павлович
удалился в свой кабинет со своим адъютантом Адлербергом, которому быстро продиктовал заметки, назначенные служить основанием манифесту по поводу своего восшествия на престол — в нем были подробно изложены все обстоятельства, предшествовавшие этому важному политическому акту и обусловившие его.
Ей, видимо, не
удавалось подавить в себе досаду. Долинский с почтительным поклоном вышел из гостиной. Любовь Аркадьевна схватила руку
матери и хотела сказать что-то, но та перебила ее и холодно проговорила...