Неточные совпадения
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще
падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя
медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Щепки и осколки, как дождь, летели ему в лицо и в голову: он мигал мерно и ровно, не торопясь, всякий раз, когда горсть щепок
попадала в глаза, и не думал отворотить головы, также не заботился вынимать осколков, которые
попадали в
медвежью шерсть и там оставались.
Он, например, не умел ни плясать до
упаду в
медвежьей шубе навыворот, ни балагурить и любезничать в непосредственном соседстве расходившихся арапников; выставленный нагишом на двадцатиградусный мороз, он иногда простужался; желудок его не варил ни вина, смешанного с чернилами и прочей дрянью, ни крошеных мухоморов и сыроежек с уксусом.
Предводитель отряда, напившись теплого чаю с ромом, ушел в небольшой сенной сарайчик стражника и
спал там, укрывшись теплою
медвежьей шубой с длиннейшими рукавами.
Уж на третий день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно
медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит,
спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
— Да он
спит, братцы, — пропищал маленький комаришка, подлетевший к самому
медвежьему носу и чуть не втянутый туда, как в форточку.
Через полчаса мы были в юрте. Там все уже
спали, только удэхеец сидел у огня и ожидал нас. Мы с Крыловым согрели воду, поели мороженой рыбы, напились чаю, затем легли на
медвежью шкуру и тотчас заснули как убитые.
Когда я вернулся в юрту, в ней уже все
спали. Мне была постлана
медвежья шкура. Я снял обувь, положил под голову тужурку и, прикрывшись одеялом, заснул.
— А? Да, да, да, все так. Вода
спит слышно. Ходит некто, кто сам с собою говорит, говоря, в ладоши хлопает и, хлопая, пляшет, а за ним идет говорящее, хлопающее и пляшущее. Все речистые глупцы и все умники без рассудка идут на место, о которое скользят ноги. Я слышу, скользят, но у меня
медвежье ухо.
Круглый большой обломок стены, упавший на другой большой отрывок, образовал площадку и лестницу о двух ступенях. Тут на разостланной
медвежьей шкуре лежал, обхватив правою рукою барабан, Семен Иванович Кропотов. Голова его
упала почти на грудь, так что за шляпой с тремя острыми углами ее и густым, черным париком едва заметен был римский облик его. Можно было подумать, что он дремлет; но, когда приподнимал голову, заметна была в глазах скорбь, его преодолевавшая.
В полчаса весь город узнал. Ни единой живой души, ни единого звука, ровно чума прошла, ровно вымер Чубаров…
Спит, плотно пообедавши,
Медвежий Угол. Из города, спящего сном временным, пошел я в город спящих непробудным сном. Там, средь простых крестов и голубцов, виднелись кое-где каменные памятники да обитые жестью столбики, строенные по правилам доморощенного зодчества… Читаю надгробные надписи. Кроме изречений из Священного Писания, встречаются другие.