Неточные совпадения
Каждый раз, когда он думал о Лютове, — ему вспоминалась сцена ловли несуществующего сома и вставал вопрос: почему Лютов смеялся,
зная, что
мельник обманул его? Было в этой сцене что-то аллегорическое и обидное. И вообще Лютов всегда хитрит. Может быть, сам с собой хитрит? Нельзя понять: чего он хочет?
Я не
знал, что отвечать на ее вопрос. «Арина!» — закричал издали
мельник. Она встала и ушла.
Были приглашены также
мельник Ермилыч и поп Макар. Последний долго не соглашался ехать к староверам, пока писарь не уговорил его. К самому новоселью подоспел и исправник Полуянов, который обладал каким-то чутьем попадать на такие праздники. Одним словом, собралась большая и веселая компания. Как-то все выходило весело, начиная с того, что Харитон Артемьевич никак не мог
узнать зятя-писаря и все спрашивал...
Когда
мельник Ермилыч заслышал о поповской помочи, то сейчас же отправился верхом в Суслон. Он в последнее время вообще сильно волновался и начинал не понимать, что делается кругом. Только и радости, что поговорит с писарем. Этот уж все
знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот как выучил… У Ермилыча было страстное желание еще раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил, и никто ничего не
знает, что дальше будет.
— Да ты почем
знаешь, что он
мельник?
Писарь опешил. Он слыхал, что Ермилыч ссужает под заклады, но не
знал, что это уже целое дело. И кому в башку придет: какой-то дурак
мельник… В конце концов писарь даже обиделся, потому что, очевидно, в дураках оказался один он.
Но и здесь работают главным образом специалисты, которые уже на родине были
мельниками, кузнецами и проч., а не те, которые, живя на родине, не умели работать, ничего не
знали и теперь больше чем кто-либо нуждаются в мельницах и кузницах, где бы их обучили и поставили на ноги.
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают,
знал, что все умрут,
знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть
мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
В одну минуту сбежалась вся дворня, и вскоре
узнали в этих пешеходах старого
мельника Болтуненка и дворового молодого человека, Василья Петрова, возвращающихся от обедни из того же села Неклюдова.
Он с детских лет своих
знал старого
мельника Болтуненка и очень его любил.
— Чего бояться бомбов-то! — отвечал
Мельников, пожимаясь и почесываясь: — меня из бомбы не убьют, я
знаю.
Погубив одного из своих соперников, видя рождающееся вновь расположение к себе Ивана Васильевича и не
зная, что
мельник уже сидит в слободской тюрьме, Басманов сделался еще высокомернее. Он, следуя данным ему наставлениям, смело глядел в очи царя, шутил с ним свободно и дерзко отвечал на его насмешки.
— Я те дам сундук запирать, чертова кочерга! — закричал тот, которого
мельник назвал князем. — Разве ты не
знал, что я буду сегодня! Как смел ты принимать проезжих! Вон их отсюда!
Мельник тотчас смекнул, в чем дело: конь, на котором прискакала Елена, принадлежал Вяземскому. По всем вероятностям, она была боярыня Морозова, та самая, которую он пытался приворожить к князю. Он никогда ее не видал, но много
узнал о ней через Вяземского. Она не любила князя, просила о помощи, стало быть, она, вероятно, спаслась от князя на его же коне.
— Хе-хе! — сказал
мельник, — молись, молись, боярыня, я этого не боюсь… меня молитвой не испугаешь, ладаном не выкуришь… я сам умею причитывать… я не какой-нибудь такой… меня и водяной дед
знает, и лесовой дед… меня
знают русалки… и ведьмы… и кикиморы… меня все
знают… меня… меня… вот хошь, я их позову? Шикалу! Ликалу!
Князь
узнал Басманова, и ревнивое воображение его закипело. Занятый одною мыслью об Елене, он не обратил внимания на речи
мельника, но, услышав свое имя, подумал, что видит в Басманове нового неожиданного соперника.
— Как что, что
мельник? — сказал с жаром Михеич. — Да разве ты не
знаешь, князь, что нет
мельника, которому бы нечистый не приходился сродни? Али ты думаешь, он сумеет без нечистого плотину насыпать? Да, черта с два! Тетка его подкурятина!
— Ну, батюшка Ванюха, я и сам не
знаю, что делать. Авось ты чего не пригадаешь ли? Ведь один-то ум хорош, а два лучше! Вот и
мельник ни к кому другому, а к тебе послал: ступай, говорит, к атаману, он поможет; уж я, говорит, по приметам вижу, что ему от этого будет всякая удача и корысть богатая! Ступай, говорит, к атаману!
— Князь! князь! — сказал дрожащим голосом
мельник, — пора за дело. Время уходит, вставай! Теперь темно, не видал я тебя, не
знаю, где ты! Скорей, скорей за дело!
— Федосьева-то Матрешка! Эка невидаль! — возразил молодцу
мельник. — Нет. Глеб Савиныч, не слушай его. Захар этот, как перед богом, не по нраву тебе: такой-то шальной, запивака… и-и,
знаю наперед, не потрафит… самый что ни на есть гулящий!..
Но этим еще не довольствуется Аким: он ведет хозяина по всем закоулкам мельницы, указывает ему, где что плохо, не пропускает ни одной щели и все это обещает исправить в наилучшем виде. Обнадеженный и вполне довольный,
мельник отправляется. Проходят две недели; возвращается хозяин. Подъезжая к дому, он не
узнает его и глазам не верит: на макушке кровли красуется резной деревянный конь; над воротами торчит шест, а на шесте приделана скворечница; под окнами пестреет вычурная резьба…
— Сегодня в охрану не явилось семь человек, — почему? Многие, кажется, думают, что наступили какие-то праздники? Глупости не потерплю, лени — тоже… Так и
знайте… Я теперь заведу порядки серьёзные, я — не Филипп! Кто говорил, что
Мельников ходит с красным флагом?
— Пойдём, всё равно! — сказал
Мельников и, взяв его за руку, повёл за собой, говоря: — Мне одному скучно будет. И боязлив я стал… Не того боюсь, что убьют, коли
узнают сыщика, а так, просто — жутко.
Васса. А
знаешь — Мельников-то в «Союз русского народа» вписался.
Мельник, по прозванью Болтуненок, очень меня любивший, приготовил мне неожиданную потеху: он расставил в травах несколько жерлиц на щук и нарочно не смотрел их до моего прихода; он
знал, что я приду непременно; он посадил меня с Евсеичем в лодку и повез полоями до травы; вода была очень мелка, и тут я не боялся.
В толпе раздался хохот. В это время к Антону подошли два мужика: мука, обсыпавшая их шапки и кафтаны, давала тотчас же
знать, что это были
мельники.
На этот раз, однако, встреча, казалось, не порадовала нашего мужичка; он круто осадил пегашку, смутился, сделал даже движение, ясно выражавшее намерение кинуться в сторону, но тотчас же остановился; было поздно — Антон
узнал в синем кафтане троскинского
мельника, которого так усердно избегал несколько месяцев сряду.
С тех пор я стал таить все, что слышал от
мельника, и зато
узнал так много интересного, что начал бояться не только ночью, когда все домовые, лешие и кикиморы становятся очень дерзновенны и наглы, но даже стал бояться и днем.
Все молодшие люди подтверждали мне, что между дедушкою Ильею и «водяным дедкой» действительно существовали описанные отношения, но только они держались вовсе не на том, что водяной Илью любил, а на том, что дедушка Илья, как настоящий, заправский
мельник,
знал настоящее, заправское мельницкое слово, которому водяной и все его чертенята повиновались так же беспрекословно, как ужи и жабы, жившие под скрынями и на плотине.
— Не
знаю, как ты, а я из всякого переулка выеду. — Да ведь я у вас спрашиваю: хороший
мельник человек или нет, а вы куда меня завезли?
— А что мне и
знать всякий жидовский праздник! — ответил
мельник с досадой. — Разве я у них служу или что?
— А вы почем
знаете? — огрызнулся еврей и продолжал голосить, обращаясь уже прямо к
мельнику: — Пан
мельник, ой, пан
мельник! Серебряный, золотой, бриллиантовый! Пожалуйста, выйдите сюда на одну, самую коротенькую секунду и скажите только три слова, три самых маленьких слова. Я бы вам за это подарил половину долга.
— Не стану молчать, мамо, не стану, не стану! — ответила девушка, точно в мельнице опять пошли ворочаться все колеса. — Вот же не стану молчать, а коли хотите вы
знать, то еще и очи ему выцарапаю, чтобы не смел на меня славу напрасно наводить, да в окна стучать, да целоваться!.. Зачем стучал, говори, а то как хвачу за чуприну, то не погляжу, что ты
мельник и богатырь. Небось, прежде не гордился, сам женихался да ласковыми словами сыпал. А теперь уж нос задрал, что и шапка на макушке не удержится!
— Спасибо, что похвалил. Пел я об
мельнике, что вот тут на мельнице живет, а что хороша ли песня, или нет, то лучше мне
знать, потому что я себе сам пою. Может, кто от той песни скачет, а кто и плачет, вот что… Цоб, цоб, цоб-бе! Да ты все еще стоишь?
Но вместо этого, сам не
знает уж как, он изо всех ног побежал с плотины и спрятался под густыми яворами, что мочили свои зеленые ветви, как русалки, в темной воде мельничного затора. Тут, под деревьями, было темно, как в бочке, и
мельник был уверен, что никто его не увидит. А у него в это время уж и зуб не попадал на зуб, а руки и ноги тряслись так, как мельничный рукав во время работы. Однако брала-таки охота посмотреть, что будет дальше.
Все может случиться. Вот с знакомым моим, ново-каменским
мельником, тоже раз приключилась история… Если вам еще никто не рассказывал, так я, пожалуй, расскажу, только уж вы не требуйте, чтобы я побожился, что это все правда. Ни за что не побожусь, потому что хоть слыхал я ее от самого
мельника, а все-таки и до сих пор не
знаю: было это на самом деле или не было…
А надо вам сказать, что наш
мельник уже давно
узнал, кого это приволок из города жидовский Хапун. А
узнавши — обрадовался и повеселел: «А слава ж тебе, господи, — сказал он про себя, — таки это не кто иной, только наш ново-каменский шинкарь! Ну, что-то будет дальше, а только кажется мне так, что в это дело мне мешаться не следует, потому что две собаки грызутся, третьей приставать незачем… Опять же моя хата с краю, я ничего не
знаю… А если б меня тут не было!.. Не обязан же я жида караулить…»
— То-то вот и оно. А как тут оженишься, когда дело не выходит, с какой стороны за него ни ухватись? Я уж скажу тебе правду: как был я еще не
мельник, а только подсыпка, то любился тут на селе с Галей вдовиной, может
знаешь… И если б дядько не утоп, то был бы я уже женатый. А теперь сам ты рассуди: ведь я ей не ровня.
— А
знаешь ты, старая, зачем я это пришел? — говорит
мельник старухе.
— Ну, я не говорю, что этого мало, а только я говорю, что вы не
знаете своего собственного дела. Вы думаете,
мельник не берет проценты, вы думаете,
мельник не кормится людским потом и кровью?..
«Тьфу, — плюнул
мельник. — Вот сороки проклятые! О чем их не спрашивают, и то им нужно рассказать… И как только
узнали? То дело было сегодня на селе, а они уж на покосе все дочиста
знают… Ну и бабы, зачем только их бог на свет божий выпускает?..»
Все
знали, что больше не от кого ему и идти, но
мельнику это было приятно, и он отвечал не без гордости и не задерживая шагу...
Мельник скажет иной раз: «не
знаю», а наймит тотчас: «а я так
знаю».
Он
знал, что всё село ненавидит и боится
мельника Назарова и что часть этой ненависти отражённо падает и на него. Фаддея Назарова не любили за богатство, за то, что он давал деньги в рост, за удачу во всех делах и распутство.
— Я всё с тобой могу говорить, — стукнув себя в грудь ладонью и вставая со стула, с сознанием собственного достоинства заявил
мельник: — Я — лицо в округе… Меня на сто вёрст кругом
знают и уважают, а тебе вся цена восемнадцать рублей в месяц.
Мой
мельник с ума,
знать, спятил.
Представим себе человека, которого единственным средством к жизни была бы мельница. Человек этот — сын и внук
мельника и по преданию твердо
знает, как надо во всех частях ее обращаться с мельницей, чтобы она хорошо молола. Человек этот, не
зная механики, прилаживал, как умел, все части мельницы так, чтобы размол был спорый, хороший, и человек жил и кормился.
На все доказательства неправильности его рассуждений, такой
мельник будет отвечать: никакая мельница не мелет без воды; следовательно, чтоб
знать мельницу, надо
знать, как пускать воду, надо
знать силу ее движения и откуда она берется, — следовательно, чтобы
знать мельницу, надо познать реку.
— Мои сказки, не так, как у иных, длятся тысячу и одну ночь, — того и смотри, как сон в руку. Нет, я скорей отгадчик. Давно известно, что
мельник и коновал ученики нечистого. Вот, например, с позволения вашего молвить, господин оберст-вахтмейстер, я
знаю, зачем вы идете по этой дороге со мною.