Неточные совпадения
С первой молодости он держал себя так, как будто готовился занять то блестящее
место в свете, на которое впоследствии поставила его судьба; поэтому, хотя в его блестящей и несколько тщеславной жизни, как и во всех других, встречались неудачи, разочарования и огорчения, он ни разу не изменил ни своему всегда спокойному характеру, ни возвышенному образу мыслей, ни основным правилам
религии и нравственности и приобрел общее уважение не столько на основании своего блестящего положения, сколько на основании своей последовательности и твердости.
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи и даже
религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства и, кажется, могли бы выбрать сами себе
место жительства и промысл.
Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые
места, дикари возводятся в чин человека,
религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы.
На днях священник Запольский получил поручение ехать на юг, по радиусу тысячи в полторы верст или и больше: тут еще никто не измерял расстояний; это новое
место. Он едет разведать, кто там живет, или, лучше сказать, живет ли там кто-нибудь, и если живет, то исповедует ли какую-нибудь
религию...
Михаил Иваныч медленно прочел: «О
религии, сочинение Людвига» — Людовика — четырнадцатого, Марья Алексевна, сочинение Людовика XIV; это был, Марья Алексевна, французский король, отец тому королю, на
место которого нынешний Наполеон сел.
Мы, разумеется, не сидели с ним на одном
месте, лета брали свое, мы хохотали и дурачились, дразнили Зонненберга и стреляли на нашем дворе из лука; но основа всего была очень далека от пустого товарищества; нас связывала, сверх равенства лет, сверх нашего «химического» сродства, наша общая
религия.
Те, для которых эта
религия не составляла в самом деле жизненного вопроса, мало-помалу отдалялись, на их
место являлись другие, а мысль и круг крепли при этой свободной игре избирательного сродства и общего, связующего убеждения.
Элемент садизма занимает большое
место в истории
религии, он силен и в истории христианства.
Православие и есть по преимуществу
религия литургическая, в нем меньшее занимает
место элемент дидактический.
Для того, чтобы ясно было, как невозможно при таком взгляде понять христианское учение, необходимо составить себе понятие о том
месте, которое в действительности занимали и занимают
религии вообще и, в частности, христианская в жизни человечества, и о том значении, которое приписывается им наукой.
Он легкомысленно перебегает от одного признака к другому; он упоминает и о географических границах, и о расовых отличиях, и о равной для всех обязательности законов, и о присяге, и об окраинах, и о необходимости обязательного употребления в присутственных
местах русского языка, и о господствующей
религии, и об армии и флотах, и, в конце концов, все-таки сводит вопрос к Грацианову.
Это была эстафета от полковника Пшецыньского, который объяснял, что, вследствие возникших недоразумений и волнений между крестьянами деревни Пчелихи и села Коршаны, невзирая на недавний пример энергического укрощения в селе Высокие Снежки, он, Пшецыньский, немедленно, по получении совместного с губернатором донесения местной власти о сем происшествии, самолично отправился на
место и убедился в довольно широких размерах новых беспорядков, причем с его стороны истощены уже все меры кротости, приложены все старания вселить благоразумие, но ни голос совести, ни внушения власти, ни слова святой
религии на мятежных пчелихинских и коршанских крестьян не оказывают достодолжного воздействия, — «а посему, — писал он, — ощущается необходимая и настоятельнейшая надобность в немедленной присылке военной силы; иначе невозможно будет через день уже поручиться за спокойствие и безопасность целого края».
Религиозный опыт каждого отдельного человека не дает ощутить всю полноту
религии, однако обычно бывает достаточно живого касания к религиозной реальности, которое дается верою, в одном только
месте, и тогда принимается, как постулат, как надежда, как путь, и все остальное содержание
религии, все ее обетования.
Но тем самым совершенно теряется, так сказать,
место морали в
религии, она получает подчиненное значение.
«Спором об атеизме» завершается ранний, так называемый «иенский период» философского творчества Фихте.] и Гегеля, которые одинаково низводят
религию с принадлежащего ей
места и отдают в подчинение этике [Мораль и
религия образуют абсолютное единство: обе устремлены к сверхъестественному, первая — через образ действий, вторая — через образ мыслей…
Не, гуманизмом создано это мощное тело общественности, занявшей столь исключительное
место в гуманистической
религии человекобожия, но им придана проблеме общественности специфическая религиозная острота, и нельзя отрицать, что она требует для себя религиозного разрешения.
Интеллектуалистически истолковывая
религию, Гегель берет ее лишь как вид мышления, как плохое, недостаточное философствование, и в этом качестве, конечно, отводит ей низшее
место за то, что она сознает истину лишь в виде «представления», т. е. дуалистического противопоставления субъекта и объекта, человека и божества.
«Ревностное и доставляющее наслаждение занятие христианским искусством не только не говорит о положительном отношении к религиозному его содержанию, напротив, свидетельствует о таком отчуждении и отдалении от его живого религиозного содержания, что уже исчезла склонность к оппозиции против связанного с ним искусства и уступила
место объективному историко-эстетическому отношению» (41). «Поэтому эстетическое религиозное чувство не есть подлинное и серьезное религиозное чувство» (39), хотя, конечно, этим не отрицается вспомогательная роль искусства для
религии.
Практическое устремление
религии Abgeschiedenheit есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из мира, который возникает чрез раздвоение твари и Бога, в изначальное божественное ничто. Очевидно, это воззрение не дает
места идее истории, мирового процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс, есть здесь голое отрицание мира.
Чтобы была возможна
религия не только как жажда и вопрос, но и как утоление и ответ, необходимо, чтобы эта полярность, эта напряженность иногда уступала
место насыщенности, чтобы трансцендентное делалось ощутимым, а не только искомым, приобщало собой имманентную действительность.
Религия дает
место этике и ее обосновывает, но сама не исчерпывается ею и даже не определяется ею (не «ориентируется» по ней).
И однако, если мы всюду применяем генетическое и трансцендентальное рассмотрение и от факта отличаем его смысл и значение, то совершенно то же самое должно иметь
место и в
религии.
Совсем другое
место занимает вопрос о боге в жизнеотношении дионисическом, — в
религии орфиков, большинства представителей средневекового христианства, Гюисманса, Достоевского.
Философии вечно угрожает рабство то со стороны
религии, то со стороны науки, и трудно ей удержаться в своем собственном
месте, отстоять свой собственный путь.
Он сам посещал школы, беседовал с учениками, объяснял им, что не нужно стыдиться физического труда, что
религия — это частное дело каждого, что предметам одного религиозного культа не
место в школах, где для совместного обучения сходятся люди самых разнообразных вероисповеданий.
История
религии, связанной с социальной средой, с социальными внушениями и интересами, всегда занимала больше
места и была сильнее, чем история
религии, связанной с откровением и духовной жизнью.
В советской антирелигиозной литературе — очень обширной, ибо антирелигиозной пропаганде отведено почетное
место — Плеханова укоряют именно за то, что он боролся с
религией, как просветитель, и потому имел насмешливо-добродушное отношение к
религии.
Так как в марксизме и в социализме перестали видеть
религию, целостное миросозерцание, отвечающее на все вопросы жизни, то освободилось
место для религиозных исканий, для духовного творчества.
Религия в новое время тоже стала дифференциальной частью культуры, ей было отведено отдельное и очень небольшое
место.