Неточные совпадения
Это от непривычки: если б пароходы существовали несколько тысяч лет, а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии
в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором не
мечется из угла
в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру, а стоит
в бездействии, скрестив руки на
груди, человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
Это меня смущало: трудно было признать, что
в доме всё хорошо; мне казалось,
в нем живется хуже и хуже. Однажды, проходя мимо двери
в комнату дяди Михаила, я видел, как тетка Наталья, вся
в белом, прижав руки ко
груди,
металась по комнате, вскрикивая негромко, но страшно...
Нет, он плохо понимал. Жадно ловил её слова, складывал их ряды
в памяти, но смысл её речи ускользал от него. Сознаться
в этом было стыдно, и не хотелось прерывать её жалобу, но чем более говорила она, тем чаще разрывалась связь между её словами. Вспыхивали вопросы, но не успевал он спросить об одном — являлось другое и тоже настойчиво просило ответа.
В груди у него что-то
металось, стараясь за всем поспеть, всё схватить, и — всё спутывало. Но были сегодня
в её речи некоторые близкие, понятные мысли.
Стала скотинушка
в лес убираться,
Стала рожь-матушка
в колос
метаться,
Бог нам послал урожай!
Нынче солома по
грудь человеку,
Бог нам послал урожай!
Да не продлил тебе веку, —
Хочешь не хочешь, одна поспевай!..
Как будто сразу из вагона выкачали весь воздух: так трудно стало дышать. Выросшее сердце распирало
грудь, становилось поперек горла,
металось безумно — кричало
в ужасе своим кроваво-полным голосом. А глаза смотрели вниз на подрагивающий пол, а уши слушали, как все медленнее вертелись колеса — скользили — опять вертелись — и вдруг стали.
Кузьма спал, раскинувшись, тяжелым и беспокойным сном; он
метался головой из стороны
в сторону и иногда глухо стонал. Его
грудь была раскрыта, и я увидел на ней, на вершок ниже раны, покрытой повязкой, два новых черных пятнышка. Это гангрена проникла дальше под кожу, распространилась под ней и вышла
в двух местах наружу. Хоть я и до этого мало надеялся на выздоровление Кузьмы, но эти новые решительные признаки смерти заставили меня побледнеть.
Егорушка, бледно-зеленый, растрепанный, сильно похудевший, лежал под тяжелым байковым одеялом, тяжело дышал, дрожал и
метался. Голова и руки его ни на минуту не оставались
в покое, двигались и вздрагивали. Из
груди вырывались стоны. На усах висел маленький кусочек чего-то красного, по-видимому крови. Если бы Маруся нагнулась к его лицу, она увидела бы ранку на верхней губе и отсутствие двух зубов на верхней челюсти. От всего тела веяло жаром и спиртным запахом.
Солдаты молча смотрели. Беспалов
метался на земле,
грудь тяжело дышала, как туго работающие мехи. Творилось странное и страшное: красивое, худощавое лицо Беспалова на глазах распухало и раздувалось, распухала и шея и все тело. Как будто кто-то накачивал его изнутри воздухом. На дне окопа
в тоске ерзало теперь чужое, неуклюже-толстое лицо, глаза исчезли, и только узенькие щелки темнели меж беловатых пузырей вздувшихся век.