Неточные совпадения
—
Помилуй! в сорок четыре года человек, pater familias, [Отец
семейства (лат.).] в…м уезде — играет на виолончели!
А мужчина говорит, и этот мужчина Дмитрий Сергеич: «это все для нас еще пустяки,
милая маменька, Марья Алексевна! а настоящая-то важность вот у меня в кармане: вот,
милая маменька, посмотрите, бумажник, какой толстый и набит все одними 100–рублевыми бумажками, и этот бумажник я вам, мамаша, дарю, потому что и это для нас пустяки! а вот этого бумажника, который еще толще,
милая маменька, я вам не подарю, потому что в нем бумажек нет, а в нем все банковые билеты да векселя, и каждый билет и вексель дороже стоит, чем весь бумажник, который я вам подарил,
милая маменька, Марья Алексевна!» — Умели вы,
милый сын, Дмитрий Сергеич, составить счастье моей дочери и всего нашего
семейства; только откуда же,
милый сын, вы такое богатство получили?
— Ах, мой
милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, — я говорю не про свою семью: она такая особенная, — но ведь у меня есть же подруги, я же бывала в их
семействах; боже мой, сколько неприятностей между мужьями и женами — ты не можешь себе вообразить, мой
милый!
Но согласись,
милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава
семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Лет пять спустя, однажды, Афанасий Иванович, проездом, вздумал заглянуть в свое поместье и вдруг заметил в деревенском своем доме, в
семействе своего немца, прелестного ребенка, девочку лет двенадцати, резвую,
милую, умненькую и обещавшую необыкновенную красоту; в этом отношении Афанасий Иванович был знаток безошибочный.
— Как же-с, как же-с. Как мне не знать-с всего, что до вашего
семейства относится? Помилуйте-с.
Верно, молва прежде меня уже известила вас о несчастии в
семействе Ивашева — он лишился доброй и
милой Камиллы Петровны.
—
Помилуйте, да мало ли чего на свете не бывает, нельзя же все так прямо и рассказывать. Журнал читается в
семействах, где есть и женщины, и девушки, нельзя же нимало не щадить их стыдливости.
— Я, маменька… позвольте мне,
милый друг мой, маменька, поздравить вас с днем ангела и пожелать провести оный среди любящего вас
семейства в совершенном спокойствии, которого вы вполне достойны…
Она никогда не оставалась праздною, и всякому движению своему умела придать тот
милый оттенок заботливости, который женщине, а особенно матери
семейства, придает какую-то особенную привлекательность.
— La liberte et l'independance — je ne connais que ca! [Свобода и независимость — ничего, кроме этого! (франц.)] — говорит он в ответ на родственные увещания, и старики грустно покачивали головами и уж почти отчаялись когда-нибудь видеть
милого Serge'a во главе
семейства.
— Видите ли,
милый мой, эта мера от вас никогда не уйдет, — с легкой наглостью продолжал Николай Николаевич. — Врываться в чужое
семейство…
— Вот что я сделаю, я вас теперь, моя
милая, с собой возьму, а от меня вас уже отвезут к вашему
семейству; хотите ехать со мной?
— Ах, в очень многом,
помилуйте! Иначе я бы и не просил. Я уже сказал вам, что имею в виду одно почтенное, но бедное
семейство. Вы же мне можете помочь и здесь, и там, и, наконец, как свидетель. Признаюсь, без вашей помощи я буду как без рук.
Дедушка, сообразно духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием — тоже; разлучить с
семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу — тоже, и еще хуже, ибо отлучка от
семейства — несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже
помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом, как по мертвом, а наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим.
— Что ты, мой батюшка? — спрашивала иногда тетка Анна, единственное существо из всего
семейства рыбака, с которым дядя Аким сохранял прежние отношения. — Что невесел ходишь? Уж не хвороба ли какая,
помилуй бог? Недужится, може статься… скажи, родимый!
Юсов. Что ж, дядюшка-то глупее вас? А, глупее? Меньше вас понимает в жизни? Да ведь это курам на смех. Ведь этак вы когда-нибудь уморите со смеху.
Помилуйте, пощадите, у меня
семейство.
— Вы не сердитесь, пожалуйста, Павел Иванович (так «его» звали), сказал я, — но я считаю своим долгом вам выразить, что давно не проводил так приятно время, как в вашем
милом, образованном
семействе.
«Почтеннюющая Илисавета Васильевна, ни магу выразить, скаким нетерпенем спишу ваз уведомить, што я, пожеланию вашому, вчерас была у В.А., зделала предложение насчет вашаго браца к Юли Владимировны, оне поблагородству собственной души незахотят мне зделать неприятности и непреставять миня лгуньею прид таким прекрасным
семейством, сегодняшнего числа в двенацат часов поедут кним знакомитца, там они все узнают, принося мое почтение и цолуя ваших
милых детачек остаюсь покорная к услугам
— Господи
помилуй! Мало что знакома: я, можно сказать, дружна, близка к этому
семейству.
«Какое
милое существо, а в каком дурацком
семействе родилось!» — подумал про себя Сергей Петрович, глядя на хорошенькую Мари, танцующую с третьим офицером. Осмотрев внимательно ее роскошный стан, ее пухленькие ручки и, наконец, заметив довольно таинственные и много говорящие взгляды, он не выдержал, подошел к ней и позвал ее на кадриль.
Фернандо! до меня доходят слухи,
Что ищешь ты войти в мое
семейство!..
Безумец ты! — клянусь святою девой! —
И мысль одна, мой
милый, быть мне зятем,
Должна казаться смертною обидой.
Бурмистр. Да как же, судырь, не баловать,
помилуйте! Дворня теперь тоже: то папенькин камердинер, значит, и все
семейство его палец о палец не ударит, то маменькина ключница, и той семья на том же положеньи. Я сам, господи, одному старому господину моему служил без году пятьдесят годов, да что ж из того?.. Должен, сколько только сил наших хватает, служить: и сам я, и жена-старуха, и сын али дочь, в какую только должность назначат! Верный раб, и по святому писанию, не жалеет живота своего для господина.
— В сущности, как все это было хорошо, — вздохнула она. — Но мы и здесь живем не скучно. У нас есть много знакомых, мой
милый, мой хороший! Завтра я представлю вас здесь одному русскому
семейству. Только, пожалуйста, купите себе другую шляпу. — Она оглядела меня и поморщилась. — Аббация не деревня, — сказала она. — Тут надо быть комильфо.
— Чересчур уж, — говорю, — легковерен. В его лета и при его
семействе это, пожалуй, и непростительно. Я давно, — говорю, —
милая племяненка, хотел поговорить с вами и спросить вас: скажите мне откровенно, богаты вы или нет?
—
Помилуй, — отвечал Сафроныч, — какое тут счастье, во всякий час всему
семейству через чужой забор лазить?
— Еще бы! — вскрикнула она, и зрачки у нее совсем закатились. —
Помилуйте, он был как свой в нашем
семействе и Кудрявцев тоже; Кудрявцев учил меня истории. Какое время! Я его никогда не забуду. Бывало, сойдется Тимофей Николаевич у нас с Алексеем Степанычем…
Я определился бы при немецкой церкви пастором; стал бы проповедовать слово Божие, как здесь делаю; основал бы академию, scholam illustrem [Знаменитую школу (лат.).]; а ты, моя
милая Кетхен, была бы украшением почтенного
семейства какого-нибудь боярина…
Они далеки от хитроумных ухищрений наших русских «матерей
семейств», дозволяющих своим дочкам объявлять себя невестами всех состоятельных людей, не исключая и женатых, принимать в этой роли подарки и вещами, и деньгами, чтобы, в конце концов, выдать их за первого встречного, обладающего возможностью совершить с их
милой, чуть не справившей свой юбилей в роли невесты, дочкой заграничный вояж.
—
Помилуйте, ваше сиятельство, — отвечал Кржижановский, — прежде чем думать о себе, я, конечно, подумаю о вас, о моем друге и благодетеле, и о всем вашем, драгоценном для меня,
семействе…