Неточные совпадения
Марья Ивановна принята была моими
родителями с тем искренним радушием, которое отличало людей старого века. Они видели благодать божию в том, что имели случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они к ней искренно привязались, потому что нельзя было ее узнать и не полюбить. Моя любовь уже не казалась батюшке пустою блажью; а матушка только того и желала, чтоб ее Петруша женился на
милой капитанской дочке.
Больше же всех была приятна Нехлюдову
милая молодая чета дочери генерала с ее мужем. Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы с
родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и старался спасти от вымирания.
— Как же это нет-с? Следовало, напротив, за такие мои тогдашние слова вам, сыну
родителя вашего, меня первым делом в часть представить и выдрать-с… по крайности по мордасам тут же на месте отколотить, а вы, помилуйте-с, напротив, нимало не рассердимшись, тотчас дружелюбно исполняете в точности по моему весьма глупому слову-с и едете, что было вовсе нелепо-с, ибо вам следовало оставаться, чтобы хранить жизнь
родителя… Как же мне было не заключить?
— И нравственности по Домострою [«Домострой» — русский письменный памятник XVI века, содержащий свод правил религиозного, семейно-бытового и общественного поведения. «Домострой» стал символом домашнего деспотизма
родителей, темных и отсталых понятий.], вы думаете? Как бы не так, — возразил Салов, — вы знаете ли, что у многих из сих
милых особ почти за правило взято: любить мужа по закону, офицера — для чувств, кучера — для удовольствия.
«
Родитель мой,
милый, бесценный!» — шептал он.
Павел опять предался при этом горестным мыслям и воспоминаниям. «
Милый, дорогой
родитель, — шептал он сам с собой. — Вся твоя жизнь была заботой обо мне, чтобы как-нибудь устроить мою будущность; малейшее желание мое ты всегда хотел исполнить, а я между тем грубил тебе, огорчал тебя!»
—
Помилуйте! даже очень-с! Но ведь и
родителям тоже смотреть на свое детище… А впрочем, я — что же-с! Вот мать — права ее-с!
— Так и
родитель наш тут же схвачен… Господи
помилуй! — вскричала Тебенькова.
Как дитя благовоспитанное и благородное, Володя, несмотря на увлечение, которому поддался наравне с прочими, не мог, однако ж, не вспоминать родительских наставлений, тем более что
родители обращались с ним не столько как с рабом, сколько как с
милым ребенком, имеющим чувствительное сердце.
Я докладывал и покойному вашему
родителю и нынешнему господину управляющему жаловался, — от всех одни ответы были: «Что ж, говорят, если он оброк и подушные оплачивает, как же и за что ж его задерживать?..» — «Да
помилуйте, говорю, при чем же мы тут,
родители его?
— Ваше превосходительство, мы люди бедные, — продолжал кузнец, — а чужим господам тоже соблазнять не дозволено девушек, коли нет на то согласия от
родителей, а я как же,
помилуйте, могу дать позволенье на то, когда мне гривны какой-нибудь за то не выпало.
— Если вы позволите мне,
милый друг маменька, выразить мое мнение, — сказал он, — то вот оно в двух словах: дети обязаны повиноваться
родителям, слепо следовать указаниям их, покоить их в старости — вот и все.
Выдать Любу замуж за кого бы то ни было — было его любимою мечтою, особенно после того, как почтенные
родители заметили, что при ней
милая Лизонька теряет очень много.
Ибо оно,
милая тетенька, целых шесть лет ставило этого юношу в пример, хвасталось им перед начальством, считало его красою заведения, приставало к его
родителям, не могут ли они еще другого такого юношу сделать…
— Одну только вашу капризную волю и желание, потому что предмета этого вы не изучали, не знаете хорошо; тогда как
родители, действующие по здравому смыслу, очень твердо и положительно могут объяснить своим детям: «
Милые мои, мы вас окрестили православными, потому что вы русские, а в России всего удобнее быть православным!»
Вспоминала, перебирала
милые подробности совместного житья и замирала от страха, воображая встречу Сергея с
родителями.
«Мои
милые (meine lieben!),
родители ваши поместили вас сюда в надежде, что в своей школе я снабжу вас сведениями, необходимыми для образованного человека.
День незабвенный для
родителей, обязанных ему спасением детей и
милою их красотою!
Следовательно, все мы, считающие себя образованными, подвергались более или менее той нравственной порче и тому медленному умерщвлению сил духа, которое [так ярко] рисуется нам в сценках Зиночки с Ариной Ивановной и с [
милыми]
родителями.
— А будете ли вы любить меня,
милая девочка, когда я приеду в гости к вашим
родителям?
—
Родитель помер в одночасье!.. Брат в море потонул!.. Она, в таких молодых годах, померла!.. Господи! Ты, по Писанию, мстишь до седьмого колена!.. Но ты ведь, Господи, и милостив!.. Излей на меня всю ярость свою, но Дуню мою сохрани, Дуню
помилуй!..
В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни: потеря
родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный побег на войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица,
милая Милица, с её замкнутым, серьезным не по летам лицом, с её синими глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.
Два из них сели около судомойки и с веселой внимательностью и кроткой улыбкой на лицах любовались на нас, как любуются
родители на
милых детей, когда они мило играют.
И все в Бобылеве любили его, и он всех любил. Душа была у него самая мягкая, каждому был рад услужить, чем только мог. Чиновники, бывало, о нем: «А наш-от блаженный! Он ничего. Пороху не выдумает, а человек тихий». Мужички в один голос: «Такого барина, как Андрей Тихоныч, ввек не нажить. И
родитель был душа-человек, а этот и того лучше; всякому доступен, всякого по силе-возможности
милует. Много за него господа молим».
— Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма
родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты — дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя-то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну, так-то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой
милый!]
— Ну дочь! Вот так дочь! — говорит он. — Вот так дитя
милое! Ишь как отвечаешь! Разве это так можно
родителю? Добру тебя, видно, хозяева в городе наставили.