Неточные совпадения
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в
мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть
сын его.
Так, господи! Я верую, что ты Христос,
сын божий, грядущий в
мир».
Рындин — разорившийся помещик, бывший товарищ народовольцев, потом — толстовец, теперь — фантазер и анархист, большой, сутулый, лет шестидесяти, но очень моложавый; у него грубое, всегда нахмуренное лицо, резкий голос, длинные руки. Он пользуется репутацией человека безгранично доброго, человека «не от
мира сего». Старший
сын его сослан, средний — сидит в тюрьме, младший, отказавшись учиться в гимназии, ушел из шестого класса в столярную мастерскую. О старике Рындине Татьяна сказала...
— Вот какой у меня серьезный
сын! Не капризничает, углублен в себя, молча осваивает
мир. Хороший!
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился
сын в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло
мира и смерть. Так учили они…
Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время вслед за чертом, но я все-таки и твой
сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя
миру стоять и быть.
В его рассказах был характер наивности, наводивший на меня грусть и раздумье. В Молдавии, во время турецкой кампании 1805 года, он был в роте капитана, добрейшего в
мире, который о каждом солдате, как о
сыне, пекся и в деле был всегда впереди.
Внутренний
мир ее разрушен, ее уверили, что ее
сын —
сын божий, что она — богородица; она смотрит с какой-то нервной восторженностью, с магнетическим ясновидением, она будто говорит: «Возьмите его, он не мой». Но в то же время прижимает его к себе так, что если б можно, она убежала бы с ним куда-нибудь вдаль и стала бы просто ласкать, кормить грудью не спасителя
мира, а своего
сына. И все это оттого, что она женщина-мать и вовсе не сестра всем Изидам, Реям и прочим богам женского пола.
Бог открывает Себя
миру, Он открывает Себя в пророках, в
Сыне, в Духе, в духовной высоте человека, но Бог не управляет этим
миром, который есть отпадение во внешнюю тьму.
Стены этих трактиров видали и крупных литераторов, прибегавших к «издателям с Никольской» в минуту карманной невзгоды. Большей частью сочинители были из выгнанных со службы чиновников, офицеров, неокончивших студентов, семинаристов,
сынов литературной богемы, отвергнутых корифеями и дельцами тогдашнего литературного
мира.
Ты прости, пресвятая богородица,
Пожалей мою душеньку грешную.
Не себя ради
мир я грабила,
А ведь ради
сына единого!..
Если
Сын Божий есть Логос бытия, Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве
мира, есть обоженная до конца душа
мира.
Тот же диалектический процесс совершается в творении, но таинственно отраженным: история
мира проходит эпохи Отца,
Сына и Духа.
Если Христос —
Сын Божий, Логос, то
мир имеет Смысл и у меня есть надежда на вечное спасение; если Христос — человек, то
мир бессмыслен и нет для меня религии спасения.
У Бога есть Сын-Логос, Сын-Любовь, и Он творит
мир, осуществляя полноту бытия в любви и смысле.
Сын Божий — второе лицо Троицы, и есть неизбежность акта творения, и есть идея
мира совершенного — космоса.
Бог Отец потому и творит
мир, что у Него есть
Сын, что в Нем пребывает бесконечная Любовь: во имя
Сына.
Христос был распят тем
миром, который ждал своего мирского царя, ждал князя этого
мира и не имел той любви к Отцу, которая помогла бы узнать
Сына.
[Потрясающий образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье Царство — иллюзия, какое утешение может остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства
мира, который мы не ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три царства: царство Ветхого Завета, Отца, царство страха; царство Нового Завета,
Сына, царство искупления; царство Евангелия от Иоанна, Св.
Христос есть абсолютный
Сын Божий,
мир есть становящееся абсолютное.
Сын Божий должен был быть распят и растерзан в
мире, чтобы дитя-мир могло полюбить Отца и свободно спастись, вернуться в его лоно.
Дома — мать с пьяницей-отцом, с полуидиотом-сыном и с четырьмя малолетними девчонками; землю у них насильно и несправедливо отобрал
мир; все ютятся где-то в выморочной избе из милости того же
мира; старшие работают у чужих людей, младшие ходят побираться.
— А здешний воротила, портерную держит, лавочку, весь
мир у него под пятой, и начальство привержено.
Сын у него в школе, так он подарок Людмиле Михайловне вздумал поднести, а она уперлась. Он, конечно, обиделся, доносы стал писать — ну, и пришлось бежать. Земство так и не оставило ее у себя; живет она теперь в городе в помощницах у одной помещицы, которая вроде пансиона содержит.
Но есть в
мире удивительное явление: мать с ее ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина всегда остается живой между матерью и
сыном, соединяя их мыслями и чувствами до смерти и даже после нее.
Сына Н.И. Пастухов обожал, и во всем живом
мире не было существа ему более близкого и дорогого, а между тем и хоронить его старику пришлось при совершенно исключительных условиях.
«Вчера утром постигло нас новое, ниспосланное от Господа испытание:
сын мой, а твой брат, Степан, скончался. Еще с вечера накануне был здоров совершенно и даже поужинал, а наутро найден в постеле мертвым — такова сей жизни скоротечность! И что всего для материнского сердца прискорбнее: так, без напутствия, и оставил сей суетный
мир, дабы устремиться в область неизвестного.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого взрослого, не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил
мир в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную отца и придет на облаках судить
мир и т. п.
Матвей Савельев прочитал «Робинзона», «Родное слово», «Детский
мир» и ещё штук пять столь же интересных книг, — это ещё более скрепило его дружбу с
сыном постоялки.
«Берусь за перо, чтобы рассказать, каким образом один необдуманный шаг может испортить всю человеческую жизнь, уничтожить все ее плоды, добытые ценою долгих унижений, повергнуть в прах все надежды на дальнейшее повышение в избранной специальности и даже отнять у человека лучшее его право в этом
мире — право называться верным
сыном святой римско-католической церкви!
Я знаю наперед, что пуще всех будет против
мира князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский да Григорий Образцов: первый потому, что
сын князя Мамстрюка и такой же, как он, чеченец — ему бы все резаться; а второй оттого, что природный нижегородец и терпеть не может поляков.
Поклонимся Той, которая, неутомимо родит нам великих! Аристотель
сын Ее, и Фирдуси, и сладкий, как мед, Саади, и Омар Хайям, подобный вину, смешанному с ядом, Искандер [Искандер — арабизированное имя Александра Македонского.] и слепой Гомер — это всё Ее дети, все они пили Ее молоко, и каждого Она ввела в
мир за руку, когда они были ростом не выше тюльпана, — вся гордость
мира — от Матерей!
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели… о страшное сомненье! —
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне судьба;
Когда б я был не Иоаннов
сын,
Не сей давно забытый
миром отрок, —
Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..
Несчастный вождь! как ярко просиял
Восход его шумящей, бурной жизни.
Я радуюсь, великородный витязь,
Что кровь его с отечеством мирится.
Вины отцов не должно вспоминать;
Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!
— Не странно ли?
сын Курбского ведет
На трон, кого? да —
сына Иоанна…
Всё за меня: и люди и судьба. —
Ты кто такой?
Миша родился уже в Москве.
Сын Прова вырос в кругу талантов и знаменитостей; у его отца собиралось все лучшее из артистического и литературного
мира, что только было в Москве: А. Н. Островский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Ф. Писемский, А. А. Потехин, Н. С. Тихонравов, Аполлон Григорьев, Л. Мей, Н. А. Чаев и другие. Многие из них впоследствии стали друзьями Михаила Провыча.
Рогожин не любил ничего говорить о себе и, вероятно, считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот страшные богатства царя Алексея Михайловича, о которых никто не знал, спрятал и потом, во время турецкой войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с
сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и серебро в погребах были ссыпаны, а потом родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском
мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
В городе об этом много говорили, так как это был дом довольно известный и старушку знали с хорошей стороны и сожалели ее, но в
мире купеческом, где на первом плане интересы торговые, а нравы довольно жестокие, не осудили и
сыновей, которые капитал берегли, а помирились с этим как есть и только изредка посматривали: кто кого в этом споре переспорит?
«Я уезжаю от вас навсегда. Вы, вероятно, сами согласны, что при розни, которая открылась в наших взглядах на все в
мире, нам жить вместе нельзя. Ни с какой помощью ни ко мне, ни к
сыну моему прошу вас не относиться: мы оба совершенно обеспечены казенным местом, которое я получила у старика Оглоблина».
— Да хоть потому, что я не желаю производить над
сыном моим опыты и оставлять его уж, конечно, единственным некрещеным человеком в целом цивилизованном
мире.
—
Миром тебя просим, Александр Иваныч, прости нашу темноту. Ты что ж, Евстигнейка, не кланяешься? Кланяйся, сукин
сын, и благодари за науку.
— Да-с, так-с это, именно так-с, — продолжал Истомин. — И все это так именно потому, что сынове
мира сего мудрейши
сынов света суть, всвоем роде. Праздник на вашей улице. Женщины, не наши одни русские женщины, а все почти женщины, в целом
мире, везде они одной с вами религии — одному с вами золотому богу кланяются. Всегда они нас продадут за вас, будьте в этом благонадежны.
— Нет, ты не то, дядя, говори, — крикнул молодой парень с рябым лицом. — А ты вот своему
сыну отец называешься, а по
сыну и невестке отец. Ты ба помолился
миру, чтоба тебя на старости лет поучили.
И давно уже Ольга ничего не рассказывала про Илью, а новый Пётр Артамонов, обиженный человек, всё чаще вспоминал о старшем
сыне. Наверное Илья уже получил достойное возмездие за свою строптивость, об этом говорило изменившееся отношение к нему в доме Алексея. Как-то вечером, придя к брату и раздеваясь в передней, Артамонов старший слышал, что
Миром, возвратившийся из Москвы, говорит...
— Здравствуй! Вот я, твой
сын, воскресший, как было сказано в Писании.
Мир с тобою.
— Пребывайте в
мире,
сыновья мои и дочери. Усовершенствуйтесь в подвигах. Прославляйте имя богини. Благословение ее над вами да пребудет во веки веков.
— Тысячи женщин до тебя, о моя прекрасная, задавали своим милым этот вопрос, и сотни веков после тебя они будут спрашивать об этом своих милых. Три вещи есть в
мире, непонятные для меня, и четвертую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на скале, корабля среди моря и путь мужчины к сердцу женщины. Это не моя мудрость, Суламифь, это слова Агура,
сына Иакеева, слышанные от него учениками. Но почтим и чужую мудрость.
Также разделял он ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, превзошедшей всех женщин в
мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти; и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость царя Давида, с этой ласковой, тихой красавицей, из-за которой Соломон предал своего старшего брата Адонию смерти от руки Ванеи,
сына Иодаева.
Безбожник, ядовитый червь, грызущий подножие твоего трона, носит имя Жан-Батист Мольер. Сожги его вместе с его богомерзким творением «Тартюф» на площади. Весь
мир верных
сынов церкви требует этого.
— Почему, — спрашивает он, —
сын мой,
мира бежишь?
Он любил ее не только как
сын по долгу, но как человек по чувству, считая ее самою лучшею, самою умною, доброю и любящею женщиной в
мире.
— То-то господа отдают, кого вздумают, а потом
миром разбирай.
Мир приговорил твоему
сыну итти, а не хочешь, проси барыню, она може велит мне, от детей, одинокому, лоб забрить. Вот-те и закон, — сказал он желчно. И опять, махнув рукой, стал на прежнее место.