Неточные совпадения
— Да, да, — отвернувшись и глядя в
открытое окно, сказала Анна. — Но я не
была виновата. И кто виноват? Что такое виноват? Разве
могло быть иначе? Ну, как ты думаешь?
Могло ли
быть, чтобы ты не
была жена Стивы?
— Да неужели же мне и с вами еще тоже надо возиться, — сказал вдруг Раскольников, выходя с судорожным нетерпением прямо на
открытую, — хотя вы,
может быть, и самый опасный человек, если захотите вредить, да я-то не хочу ломать себя больше.
Налево, за
открытыми дверями, солидные люди играли в карты на трех столах.
Может быть, они говорили между собою, но шум заглушал их голоса, а движения рук
были так однообразны, как будто все двенадцать фигур
были автоматами.
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не мешает ему выбрать любой из двух путей,
открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и партий орган, он,
может быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
Она понимала, что если она до сих пор
могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и вести удачно войну, то этим обязана
была вовсе не своей силе, как в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но в
открытом поле перевес
был не на ее стороне, и потому вопросом: «как я
могу знать?» она хотела только выиграть вершок пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
Физиономия Васина не очень поразила меня, хоть я слышал о нем как о чрезмерно умном: белокурый, с светло-серыми большими глазами, лицо очень
открытое, но в то же время в нем что-то
было как бы излишне твердое; предчувствовалось мало сообщительности, но взгляд решительно умный, умнее дергачевского, глубже, — умнее всех в комнате; впрочем,
может быть, я теперь все преувеличиваю.
Ну, так вот я в дороге. Как же, спросите вы, после тропиков показались мне морозы? А ничего. Сижу в своей
открытой повозке, как в комнате; а прежде боялся, думал, что в 30˚ не проедешь тридцати верст; теперь узнал, что проедешь лучше при 30˚ и скорее, потому что ямщики мчат что
есть мочи; у них зябнут руки и ноги, зяб бы и нос, но они надевают на шею боа.
При том же соблазняло ее и
было одной из причин окончательного решения то, что сыщица сказала ей, что платья она
может заказывать себе какие только пожелает, — бархатные, фаи, шелковые, бальные с
открытыми плечами и руками.
Она с соболезнованием смотрела теперь на ту каторжную жизнь, которую вели в первых комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже
были чахоточные, стирая и гладя в тридцатиградусном мыльном пару с
открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она
могла поступить в эту каторгу.
Маслова хотела ответить и не
могла, а, рыдая, достала из калача коробку с папиросами, на которой
была изображена румяная дама в очень высокой прическе и с
открытой треугольником грудью, и подала ее Кораблевой.
Бахарев воспользовался случаем выслать Привалова из кабинета, чтобы скрыть овладевшее им волнение; об отдыхе, конечно, не
могло быть и речи, и он безмолвно лежал все время с
открытыми глазами. Появление Привалова обрадовало честного старика и вместе с тем вызвало всю желчь, какая давно накопилась у него на сердце.
В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский лежал на походной кровати. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана
была богатыми коврами, в углу находился женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке
открытую книгу, но глаза его
были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не
могла знать, заснул ли он, или только задумался.
Конечно, все это
было глупо, но уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не думать о проклятом письме — и не
мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с
открытым врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Только совершенная крайность, то
есть близко разинутый рот собаки,
может заставить старого линючего гуся или совсем почти оперившегося гусенка, но у которого еще не подросли правильные перья в крыльях, выскочить на
открытую поверхность воды.
Все это
было сделано так неожиданно и быстро, что девочка, пораженная удивлением, не
могла сказать ни слова; она только глядела на него широко
открытыми глазами, в которых отражалось чувство, близкое к ужасу.
В самой середине нашего укрытия из воды сантиметров на двадцать поднимался большой плоский камень площадью в восемь квадратных метров. Поверхность его
была покрыта бурыми водорослями и раковинами. В другое время я сделал бы вывод не в пользу нашего убежища, но теперь мы все
были рады, что нашли тот «угол», о котором мечтали в
открытом море и который, как нам казалось,
мог защитить нас.
— Вот я вам и предлагаю, господин Горизонт, — не найдется ли у вас невинных девушек? Теперь на них громадный спрос. Я с вами играю в
открытую. За деньгами мы не постоим. Теперь это в моде. Заметьте, Горизонт, вам возвратят ваших клиенток совершенно в том же виде, в каком они
были. Это, вы понимаете, — маленький разврат, в котором я никак не
могу разобраться…
— Я не имею чести знать Короната Савича, — обратился он ко мне, — и, конечно, ничего не
могу сказать против выбора им медицинской карьеры. Но, за всем тем, позволяю себе думать, что с его стороны пренебрежение к юридической карьере, по малой мере, легкомысленно, ибо в настоящее время профессия юриста
есть самая священная из всех либеральных профессий,
открытых современному человеку.
Рассказывали про него, — и это
могло быть правдой, — что в одну чудесную весеннюю ночь, когда он сидел у
открытого окна и проверял ротную отчетность, в кустах рядом с ним запел соловей.
— Это нужды нет-с: они завсегда обязаны для полиции дом свой
открытым содержать… Конечно-с, вашему высокоблагородию почивать с дорожки хочется, так уж вы извольте мне это дело доверить…
Будьте, ваше высокоблагородие, удостоверены, что мы своих начальников обмануть не осмелимся, на чести дело сделаем, а насчет проворства и проницательности, так истинно, осмелюсь вам доложить, что мы одним глазом во всех углах самомалейшее насекомое усмотреть
можем…
Действительно, всматриваясь в черты Морозова, легко
было догадаться, что спокойное лицо его
может в минуту гнева сделаться страшным, но приветливая улыбка и
открытое, неподдельное радушие скоро изглаживали это впечатление.
Короткая вспышка еще раз осветила провалившуюся крышу, изломанную решетку балкона и
открытую,
может быть, давно сорванную с петель дверь мезонина.
Как бывает достаточно одного толчка для того, чтобы вся насыщенная солью жидкость мгновенно перешла бы в кристаллы, так,
может быть, теперь достаточно самого малого усилия для того, чтобы
открытая уже людям истина охватила бы сотни, тысячи, миллионы людей, — установилось бы соответствующее сознанию общественное мнение, и вследствие установления его изменился бы весь строй существующей жизни. И сделать это усилие зависит от нас.
Кирша остановился в недоумении; он чувствовал всю опасность выйти на
открытое место; но на другой стороне поляны, в самой чаще леса, тонкий дымок, пробираясь сквозь густых ветвей, обещал ему убежище, а
может быть, и защиту.
Бабушка, при всей своей проницательности, этого не замечала: она
была так честна, что не
могла подумать, чтобы кому-нибудь
могла прийти в голову сатанинская мысль вооружать дитя против матери. И из-за чего и для чего все это делалось? Кажется, единственно из-за того, что в нашем обществе всем тяжело переносить присутствие лица с умом ясным и с характером твердым и
открытым.
Не
мог он сердцем отвечать
Любви младенческой,
открытой —
Быть может, сон любви забытой
Боялся он воспоминать.
— Нет-с, это совсем не так странно, как
может показаться с первого взгляда. Во-первых, вам предстоит публичный и — не
могу скрыть — очень и очень скандальный процесс. При
открытых дверях-с. Во-вторых, вы, конечно, без труда согласитесь понять, что пожертвовать десятками тысяч для вас все-таки выгоднее, нежели рисковать сотнями, а
быть может — кто
будет так смел, чтобы прозреть в будущее! — и потерей всего вашего состояния!
Так, например, в сновидении я совсем не встречался с личностью официального Прокопова адвоката (Прокоп имел двоих адвокатов: одного секретного,"православного жида", который, олицетворяя собой всегда омерзительный порок, должен
был вносить смуту в сердца свидетелей и присяжных заседателей, и другого —
открытого, который, олицетворяя собою добродетель, должен
был убедить, что последняя даже в том случае привлекательна, когда устраняет капиталы из первоначального их помещения) теперь же эта личность представилась мне с такою ясностью, что я даже изумился, как
мог до сих пор просмотреть ее.
Справедливо, что возвышенное отрицательное выше возвышенного положительного; потому надобно согласиться, что «перевесом идеи над формою» усиливается эффект возвышенного, как
может он усиливаться многими другими обстоятельствами, напр., уединенностью возвышенного явления (пирамида в
открытой степи величественнее, нежели
была бы среди других громадных построек; среди высоких холмов ее величие исчезло бы); но усиливающее эффект обстоятельство не
есть еще источник самого эффекта, притом перевеса идеи над образом, силы над явлением очень часто не бывает в положительном возвышенном.
Он обернулся и увидел пред собою двух своих сослуживцев-товарищей, тех самых, с которыми встретился утром на Литейной, — ребят еще весьма молодых и по летам и по чину. Герой наш
был с ними ни то ни се, ни в дружбе, ни в
открытой вражде. Разумеется, соблюдалось приличие с обеих сторон; дальнейшего же сближения не
было, да и
быть не
могло. Встреча в настоящее время
была крайне неприятна господину Голядкину. Он немного поморщился и на минутку смешался.
Такие места бывают по скатам гор и долинам, поросшим полевыми кустарниками, иногда по крутым оврагам, покрытым мелкими древесными побегами, но не лесом: по крайней мере я не видывал, чтобы лиса пометала детей в настоящем лесу;
может быть, она знает по инстинкту, что на
открытых местах безопаснее жить ее детям, что приближение всякой опасности виднее и что они, в случае надобности,
могут ту же минуту спрятаться в нору.
Эта охота, которая
может быть производима только в
открытых полях или степях, без сомнения, многим вовсе неизвестна, а кто и слыхал о ней, тот также не имеет настоящего понятия о сущности дела, если оно не
было сообщено ему участником в охоте или по крайней мере самовидцем.
Быть может — не в этих словах, но именно эти оглушающие мысли впервые слышал я, да еще в такой резкой, оголенной форме. Человек, взвизгнув от возбуждения, боязливо останавливал взгляд на двери,
открытой во внутренние комнаты, минуту слушал тишину и снова шептал почти с яростью...
— Тьфу, братцы, что за народ! И попы наши, и церкви наши, а понятия ни к чему у них нет! Руп серебряный хошь? — кричит что
есть мочи солдат с рубахой в руках румыну, торгующему в
открытой лавке. — За рубаху? Патру франку? Четыре франка?
Владимир. Как! (С отчаяньем) Это превзошло мои ожиданья! И с такой
открытой холодностью! с такой адской улыбкой? И я — ваш сын? Так, я ваш сын и потому должен
быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я
мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук
был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном!
Помню, это
была кучка лачуг, как и большинство станков — под отвесными скалами. Те, кто выбирали места для этих станков, мало заботились об удобствах будущих обитателей. N-ский станок стоял на
открытой каменной площадке, выступавшей к реке, которая в этом месте вьется по равнине,
открытой прямо на север. Несколько верст далее станок
мог бы укрыться за выступом горы. Здесь он стоял, ничем не прикрытый, как бы отданный в жертву страшному северному ветру.
Лицо его не
было красиво и даже
могло показаться смешным благодаря длинному, пухлому и красноватому носу, как бы нависшему над широкими и прямыми губами; но
открытый лоб его
был прекрасен, и когда он улыбался, его маленькие серые глазки светились таким кротким и ласковым добродушием, что при взгляде на него у всякого становилось тепло и весело на сердце.
Этот вельможа держал
открытый стол, то
есть у него
мог обедать всякий порядочно одетый человек, никому не объявляя своей фамилии.
— Не одна, — говорит, — а две: одна этакая полулетняя, по-ихнему «демисезон», тут недалеко над Трокадеро, а другая, настоящая, в Пасси, — такой, говорит, загородный дом, что редко можно другой встретить, и он, говорит, всегда в семь часов у себя над
открытым цветником, на веранде, кофе с гостями
пьет, а иногда с женою и детьми в серсо играет: вот мы
можем потихоньку раз или два мимо пройтись, вы его и увидите.
Поправлялся он очень быстро, и доктор Шевырев велел дверь в его комнату держать
открытой; прикованный слабостью к постели, невольно радующийся возвращенной жизни, он забывал, что за этой дверью
есть другие, закрытые, и не
мог узнать этого.
Видеть много женских лиц. Сотни глаз, больших и глубоких, синих, темных, светлых. Узких, как глаза рыси.
Открытых широко, младенчески. Любить их. Желать их. Не
может быть человека, который не любит. И вы их должны любить.
А
может быть, ему просто помогали те своеобразные черты характера, которые он привез с собою из недр провинциального юга: хитрость, наблюдательность, безмятежный и
открытый тон речи, природная склонность к юмору, здоровые нервы, не издерганные столичной сутолокой?
Городищев (искренно и улыбаясь). Теперь я спокоен! Пусть
будут у вас какие угодно намерения, вы не
можете повредить мне, когда у вас такой взгляд на вещи. (Хохочет. Глубокомысленно.) Без глубокого убеждения, что воля Агнесы Ростиславовны — святой закон, вы не
можете угодить ей, как бы ни старались! Не достанет воли, не достанет силы! Не
будет искренности, теплоты! Вы видите, я играю с вами в
открытую, Клементьев! Я
могу играть так: в вас нет убеждения, которым силен я — и я непобедим!
— С фактическою точностью я не
могу ответить вам на это: я не знаю, — сказала она; — но вообще, типография слишком
открытое место; туда
может прийти всякий, хоть под предлогом заказов; наконец, наборщики, рабочие — ведь за каждого из них нельзя поручиться; и между ними легко
могут быть подкупленные, шпионы… Вот почему, полагаю, вам неудобно
было оставаться там. А здесь, у меня вы безопаснее, чем где-либо. Никому ничего и в голову не придет, и у меня уж никак вас не отыщут!
Казалось бы, ничего этого не
могло быть, так как, принимая в соображение туман, курс «Коршуна»
был проложен среди
открытого моря, в благоразумном отдалении от опасных мест, но кто его знает это течение: не снесло ли оно в сторону?
— Никаких тайностей у нас нет, да и
быть их не
может. Мы со свояком ведем дела в
открытую, начистоту. Скрывать нам нечего, — молвил Дмитрий Петрович. — А если уж вам очень хочется узнать, кому достался наш караван, так я, пожалуй, скажу — Марку Данилычу Смолокурову.
А сколько тайн прячет в себе тайга! Вот между деревьев крадется дорога или тропинка и исчезает в лесных сумерках. Куда она ведет? В тайный ли винокуренный завод, в село ли, о существовании которого не слыхал еще ни исправник, ни заседатель, или,
быть может, в золотые прииски,
открытые артелью бродяжек? И какою бесшабашною, обольстительною свободою веет от этой загадочной тропинки!
Между тем с Гусевым стало твориться что-то неладное. То он впадал в апатию и подолгу молчал, то вдруг начинал бредить с
открытыми глазами. Дважды Гусев уходил, казаки догоняли его и силой приводили назад. Цынги я не боялся, потому что мы
ели стебли подбела и черемуху, тифозных бактерий тоже не
было в тайге, но от истощения люди
могли обессилеть и свалиться с ног. Я заметил, что привалы делались все чаще и чаще. Казаки не садились, а просто падали на землю и лежали подолгу, закрыв лицо руками.
Чиновник
был совсем убежден, но он видел теперь только одно затруднение: он опасался, как бы многочисленные аресты не произвели в многолюдном селе
открытого бунта, но офицер, напротив,
был убежден, что этим только и
может быть предотвращен бунт, и к тому же его осеняла идея за идеей.
Солнце, несмотря на ранний час утра, уже тепло освещало комнату, меблированную высокою старинною мебелью, и в нише, где помещалась кровать Глафиры,
было столько света, что наша героиня
могла свободно пробегать
открытый ею архив. Она этим и занималась, она его пробегала, беспрестанно останавливаясь и задумываясь то над тем, то над другим листком, и затем опять брала новые.