Неточные совпадения
Во время службы он то слушал
молитвы, стараясь приписывать им значение такое, которое бы не расходилось с его взглядами, то, чувствуя, что он не может понимать и должен осуждать их, старался не слушать их, а занимался своими мыслями, наблюдениями и воспоминаниями, которые с чрезвычайною живостью во время этого праздного стояния в
церкви бродили в его голове.
После их разговора о религии, когда они были еще женихом и невестой, ни он, ни она никогда не затевали разговора об этом, но она исполняла свои обряды посещения
церкви,
молитвы всегда с одинаковым спокойным сознанием, что это так нужно.
— Нет, сообрази — куда они зовут? Помнишь гимназию,
молитву — как это? «Родителям на утешение,
церкви и отечеству на пользу».
— Есть, батюшка, да сил нет, мякоти одолели, до
церкви дойду — одышка мучает. Мне седьмой десяток! Другое дело, кабы барыня маялась в постели месяца три, да причастили ее и особоровали бы маслом, а Бог, по моей грешной
молитве, поднял бы ее на ноги, так я бы хоть ползком поползла. А то она и недели не хворала!
Мы отдохнули в квартире епископа, а настоятель ушел на короткую
молитву в
церковь, по звону колокола.
Вечерняя
молитва кончилась, но в
церкви было довольно молящихся.
Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные
молитвы. Хозяин Кистеневки последний раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею.
Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
Через несколько дней после приезда он заставил меня учить
молитвы. Все другие дети были старше и уже учились грамоте у дьячка Успенской
церкви; золотые главы ее были видны из окон дома.
В «En route» женский образ постоянно мучит и соблазняет его в
церкви, во время
молитвы, отвращает его от религиозной жизни.
Поселенцы говеют, венчаются и детей крестят в
церквах, если живут близко. В дальние селения ездят сами священники и там «постят» ссыльных и кстати уж исполняют другие требы. У о. Ираклия были «викарии» в Верхнем Армудане и в Мало-Тымове, каторжные Воронин и Яковенко, которые по воскресеньям читали часы. Когда о. Ираклий приезжал в какое-нибудь селение служить, то мужик ходил по улицам и кричал во всё горло: «Вылазь на
молитву!» Где нет
церквей и часовен, там служат в казармах или избах.
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из
церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от
молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами...
Торжество началось
молитвой. В придворной
церкви служили обедню и молебен с водосвятием. Мы на хорах присутствовали при служении. После молебна духовенство со святой водою пошло в Лицей, где окропило нас и все заведение.
Во имя республики призываю тебя, союзник, соверши
молитву в нашей
церкви вместо пастора Фрица и укрепи народ твоею проповедью».
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной обедне то, когда на средину
церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и начали петь: «Да исправится
молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это время то одна половина молящихся, то другая становится на колени; а дисканты все продолжают петь.
Но вот снова понеслись из всех
церквей звуки колоколов; духовная процессия с крестами и хоругвямя медленно спускается с горы к реке; народ благоговейно снимает шапки и творит
молитву… Через полчаса берег делается по-прежнему пустынным, и только зоркий глаз может различить вдали флотилию, уносящую пеструю толпу богомольцев.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой
церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную
церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом
молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
Игумен не отвечал. Он горестно стоял перед Максимом. Неподвижно смотрели на них мрачные лики угодников. Грешники на картине Страшного суда жалобно подымали руки к небу, но все молчало. Спокойствие
церкви прерывали одни рыдания Максима, щебетанье ласточек под сводами да изредка полугромкое слово среди тихой
молитвы, которую читал про себя игумен.
В
церкви я не молился, — было неловко пред богом бабушки повторять сердитые дедовы
молитвы и плачевные псалмы; я был уверен, что бабушкину богу это не может нравиться, так же как не нравилось мне, да к тому же они напечатаны в книгах, — значит, бог знает их на память, как и все грамотные люди.
Иногда мне казалось, что
церковь погружена глубоко в воду озера, спряталась от земли, чтобы жить особенною, ни на что не похожею жизнью. Вероятно, это ощущение было вызвано у меня рассказом бабушки о граде Китеже, и часто я, дремотно покачиваясь вместе со всем окружающим, убаюканный пением хора, шорохом
молитв, вздохами людей, твердил про себя певучий, грустный рассказ...
Поэтому в
церкви, в те минуты, когда сердце сжималось сладкой печалью о чем-то или когда его кусали и царапали маленькие обиды истекшего дня, я старался сочинять свои
молитвы; стоило мне задуматься о невеселой доле моей — сами собою, без усилий, слова слагались в жалобы...
Церкви противна сия наемничья
молитва.
И церковники выбрали последнее: символ веры учится и читается, как
молитва и в
церквах, а нагорная проповедь исключена даже из чтений евангельских в
церквах, так что в
церквах никогда, кроме как в те дни, когда читается всё Евангелие, прихожане не услышат ее.
После же смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить ему в руки печатную бумагу с
молитвой; полезно еще, чтобы над мертвым телом прочли известную книгу и чтобы в
церкви в известное время произносили бы имя умершего.
Она еще в институте была набожна (законоучитель, указывая на нее, говорил: вот истинная дщерь
церкви!), а теперь эта наклонность еще более усилилась, ибо у нее есть предмет для
молитв.
Проповеди о посте или о
молитве говорить они уже не могут, а всё выйдут к аналою, да экспромту о лягушке: «как, говорят, ныне некие глаголемые анатомы в светских книгах о душе лжесвидетельствуют по рассечению лягушки», или «сколь дерзновенно, говорят, ныне некие лжеанатомы по усеченному и электрическою искрою припаленному кошачьему хвосту полагают о жизни»… а прихожане этим смущались, что в
церкви, говорят, сказывает он негожие речи про припаленный кошкин хвост и лягушку; и дошло это вскоре до благочинного; и отцу Ивану экспромту теперь говорить запрещено иначе как по тетрадке, с пропуском благочинного; а они что ни начнут сочинять, — всё опять мимоволыю или от лягушки, или — что уже совсем не идуще — от кошкина хвоста пишут и, главное, всё понапрасну, потому что говорить им этого ничего никогда не позволят.
— А у Вукола вон какой домина схлопан — небось, не от бедности! Я ехал мимо-то, так загляденье, а не дом. Чем мы хуже других, мамынька, ежели нам Господь за родительские
молитвы счастье посылает… Тоже и насчет Маркушки мы все справим по-настоящему, неугасимую в скиты закажем, сорокоусты по единоверческим
церквам, милостыню нищей братии, ну, и ты кануны будешь говорить. Грешный человек, а душа-то в нем христианская. Вот и будем замаливать его грехи…
Хотя в 1612 году великолепная
церковь святого Сергия, высочайшая в России колокольня, две башни прекрасной готической архитектуры и много других зданий не существовали еще в Троицкой лавре, но высокие стены, восемь огромных башен, соборы: Троицкий, с позлащенною кровлею, и Успенский, с пятью главами, четыре другие
церкви, обширные монастырские строения, многолюдный посад, большие сады, тенистые рощи, светлые пруды, гористое живописное местоположение — все пленяло взоры путешественника, все поселяло в душе его непреодолимое желание посвятить несколько часов уединенной
молитве и поклониться смиренному гробу основателя этой святой и знаменитой обители.
— Ничего, ничего, брат… — продолжал о. Христофор. — Бога призывай… Ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю Европу. Умственность, воспринимаемая с верой, дает плоды, богу угодные. Как сказано в
молитве? Создателю во славу, родителям же нашим на утешение,
церкви и отечеству на пользу… Так-то.
Фанатик своего дела, Кузьмичов всегда, даже во сне и за
молитвой в
церкви, когда пели «Иже херувимы», думал о своих делах, ни на минуту не мог забыть о них, и теперь, вероятно, ему снились тюки с шерстью, подводы, цены, Варламов…
Это случилось как раз в то время, когда в
церквах оканчивалась великопостная обедня и народ, выслушав покаянные
молитвы, расходился перед исповедью по домам, но множество людей по пути завернуло в сторону, чтобы постоять на улице перед дверями суда, откуда должны будут выйти сыновья и мать.
«Что ты, братец? — спросил я, — где барин?» Вот он собрался с духом и стал нам рассказывать; да видно, со страстей язык-то у него отнялся: уж он мямлил, мямлил, насилу поняли, что в кладбищной
церкви мертвецы пели всенощную, что вы пошли их слушать, что вдруг у самой
церкви и закричали и захохотали; потом что-то зашумело, покатилось, раздался свист, гам и конской топот; что один мертвец, весь в белом, перелез через плетень, затянул во все горло: со святыми упокой — и побежал прямо к телеге; что он, видя беду неминучую, кинулся за куст, упал ничком наземь и вплоть до нашего прихода творил
молитву.
В глубокой тишине, изредка прерываемой рыданиями и
молитвою, стояла вся толпа вокруг
церкви.
Как ни выбивался злой дух из последних сил своих, чтобы подмануть христианскую душу, это не удалось ему, потому что, хотя он и очень верно подражал человеческому голосу, но прежде чем рыбаки, глядя на гаванскую
церковь, окончили ограждающую их
молитву, на правом берегу в Чекушах пропел полночный петух, и с его третьим криком и виденье и крики о помощи смолкли.
Дознано было, что отец и старший сын часто ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять лён. В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он убил одного из них кистенём, двухфунтовой гирей, привязанной к сыромятному ремню, другому проломил голову, третий убежал. Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей простоять в
церкви на
молитве.
Ходим в
церковь с женой, встанем рядом в уголок и дружно молимся.
Молитвы мои благодарные обращал я богу с похвалой ему, но и с гордостью — такое было чувство у меня, словно одолел я силу божию, против воли его заставил бога наделить меня счастьем; уступил он мне, а я его и похваливаю: хорошо, мол, ты, господи, сделал, справедливо, как и следовало!
Начал книги читать церковные — все, что были; читаю — и наполняется сердце моё звоном красоты божественного слова; жадно пьёт душа сладость его, и открылся в ней источник благодарных слёз. Бывало, приду в
церковь раньше всех, встану на колени перед образом Троицы и лью слёзы, легко и покорно, без дум и без
молитвы: нечего было просить мне у бога, бескорыстно поклонялся я ему.
О нравах XII века свидетельствует Нестор, говоря в летописи, что мы только словом называемся христиане, а живем поганьскы. «Видим бо игрища утолочена, и людий много множество, яко упихати начнут друг друга, позоры деюще от беса замышленного дела, а
церкви стоят; егда же бывает год
молитвы, мало их обретается в
церкви» (Полное собрание летописей, I, 72).
Всё время свое отец Сергий проводил в келье на
молитве или в беседе с посетителями, которых всё становилось больше и больше. Выходил отец Сергий только в
церковь раза три в год, и за водой, и за дровами, когда была в том нужда.
Ветер пошел по
церкви от слов, и послышался шум, как бы от множества летящих крыл. Он слышал, как бились крыльями в стекла церковных окон и в железные рамы, как царапали с визгом когтями по железу и как несметная сила громила в двери и хотела вломиться. Сильно у него билось во все время сердце; зажмурив глаза, всё читал он заклятья и
молитвы. Наконец вдруг что-то засвистало вдали: это был отдаленный крик петуха. Изнуренный философ остановился и отдохнул духом.
— Да еще что делают с ним: не дают отдыха и в праздники. В
церковь даже летом некогда сходить… «Работа на обитель, грит игумен-то, паче
молитвы»! Павлин-то и трубит за всю братию…
Феодор взошел в
церковь и удалился в небольшое углубление, бывшее в стене; там, никем не зримый, хотел он принесть свою
молитву Искупителю.
Попа нет, на листу лежать не станут [За великой вечерней в Троицын день три
молитвы, читаемые священником, старообрядцы слушают не стоя на коленях, как это делается в православных
церквах, а лежа ниц, причем подкладывают под лицо цветы или березовые ветки.
— Ну, как знаете… А нехорошо, нехорошо, — вдруг приняв на себя строгий вид, заговорил отец Харисаменов. — Без
церкви спастися невозможно. Потому сказано: «Аще все достояние свое нищим расточишь, аще весь живот свой в посте и
молитве пребудешь,
церкви же чуждатися будешь — никако душу свою пользуешь».
Не каменными стенами, не богатыми
церквами красовалась обитель та, — красовалась она старческими слезами, денно-нощными трудами, постом да
молитвой…
Между тунгусским шаманом и европейским управляющим
церковью — прелатом или (взяв для примера простых людей) между совершенно грубым, чувственным вогулом, который поутру кладет себе на голову лапу медвежьей шкуры, приговаривая
молитву: не убий меня, и утонченным пуританином и индепендентом в Коннектикуте, хотя и есть разница в приемах, нет разницы в основах их веры, так как они оба принадлежат к одному и тому же разряду людей, которые полагают свое служение богу не в том, чтобы становиться лучше, а в вере или в исполнении известных произвольных постановлений.
Символ веры учится и читается как
молитва и в
церквах, а нагорная проповедь по уставу раз в год читается в виде евангельских чтений, и то по будним дням.
Однако эта мысль терпит непререкаемое догматическое отвержение пред лицом верования
церкви о действенности
молитв за усопших, особенно же возносимых при совершении св.
— Гуманитарная
церковь, атеистическая
церковь (англ.)., где читались
молитвы человечеству, были установлены, судя по Prayer-book.
Стоял вечерню бесчувственный и холодный, а после нее, когда начались
молитвы «для готовящихся к исповеди», я почти выбежал из
церкви, «изшед вон, плакася горько».
Утро
молитве дань — в соборе четыре обедни одну за другой служат, и все время
церковь также переполнена богомольцами, во многих лавках поют молебны Успенью и святому Макарию.