Неточные совпадения
Петербург встретил его не очень ласково, в мутноватом небе нерешительно сияло белесое солнце, капризно и сердито порывами дул свежий ветер с
моря, накануне или ночью выпал обильный
дождь, по сырым улицам спешно шагали жители, одетые тепло, как осенью, от мостовой исходил запах гниющего дерева, дома были величественно скучны.
7-го октября был ровно год, как мы вышли из Кронштадта. Этот день прошел скромно. Я живо вспомнил, как, год назад, я в первый раз вступил на
море и зажил новою жизнью, как из покойной комнаты и постели перешел в койку и на колеблющуюся под ногами палубу, как неблагосклонно встретило нас
море, засвистал ветер, заходили волны; вспомнил снег и
дождь, зубную боль — и прощанье с друзьями…
Море бурно и желто, облака серые, непроницаемые;
дождь и снег шли попеременно — вот что провожало нас из отечества.
А это так же обыкновенно на
море, как если б сказать на берегу: «
Дождь идет, или пасмурно, ясно».
Холодный туман покрывал небо и
море, шел мелкий
дождь.
Плавание становилось однообразно и, признаюсь, скучновато: все серое небо, да желтое
море,
дождь со снегом или снег с
дождем — хоть кому надоест. У меня уж заболели зубы и висок. Ревматизм напомнил о себе живее, нежели когда-нибудь. Я слег и несколько дней пролежал, закутанный в теплые одеяла, с подвязанною щекой.
Мы уселись у костра и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды, поднялся кверху и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать
дождь. Вокруг нашего костра было темно — ничего не видно. Слышно было, как ветер трепал кусты и деревья, как неистовствовало
море и лаяли в селении собаки.
Когда начало смеркаться, мы немного спустились с гребня хребта в сторону реки Горелой. После недавних
дождей ручьи были полны водой. Очень скоро мы нашли удобное место и расположились биваком высоко над уровнем
моря.
В этот день работать не удалось. Палатку так сильно трепало, что казалось, вот-вот ее сорвет ветром и унесет в
море. Часов в десять вечера непогода стала стихать. На рассвете
дождь перестал, и небо очистилось.
Если смотреть на долину со стороны
моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило
море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама река. В 5 км от
моря она иссякает и течет под камнями. Только во время
дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
На другой день сразу было 3 грозы. Я заметил, что по мере приближения к
морю грозы затихали. Над водой вспышки молнии происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками. Как и надо было ожидать, последний ливень перешел в мелкий
дождь, который продолжался всю ночь и следующие 2 суток без перерыва.
Перед рассветом с
моря потянул туман. Он медленно взбирался по седловинам в горы. Можно было ждать
дождя. Но вот взошло солнце, и туман стал рассеиваться. Такое превращение пара из состояния конденсации в состояние нагретое, невидимое, в Уссурийском крае всегда происходит очень быстро. Не успели мы согреть чай, как от морского тумана не осталось и следа; только мокрые кустарники и трава еще свидетельствовали о недавнем его нашествии.
— Они до сих пор рассказывают с гордым самодовольствием, как новый согражданин, выпивший их вина, проспал грозу и доехал, не зная как, от
Мора до Фрибурга под проливным
дождем.
Зато на другой день, когда я часов в шесть утра отворил окно, Англия напомнила о себе: вместо
моря и неба, земли и дали была одна сплошная масса неровного серого цвета, из которой лился частый, мелкий
дождь, с той британской настойчивостью, которая вперед говорит: «Если ты думаешь, что я перестану, ты ошибаешься, я не перестану». В семь часов поехал я под этой душей в Брук Гауз.
Утром было холодно и в постели, и в комнате, и на дворе. Когда я вышел наружу, шел холодный
дождь и сильный ветер гнул деревья,
море ревело, а дождевые капли при особенно жестоких порывах ветра били в лицо и стучали по крышам, как мелкая дробь. «Владивосток» и «Байкал», в самом деле, не совладали со штормом, вернулись и теперь стояли на рейде, и их покрывала мгла. Я прогулялся по улицам, по берегу около пристани; трава была мокрая, с деревьев текло.
На пристани около сторожки лежит скелет молодого кита, когда-то счастливого, резвого, гулявшего на просторе северных
морей, теперь же белые кости богатыря лежали в грязи и
дождь точил их…
В
море царила тишина. На неподвижной и гладкой поверхности его не было ни малейшей ряби. Солнце стояло на небе и щедро посылало лучи свои, чтобы согреть и осушить намокшую от недавних
дождей землю и пробудить к жизни весь растительный мир — от могучего тополя до ничтожной былинки.
Сумерки быстро спускались на землю. В
море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается вода и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее
дождем с изморозью, туман — все это смешалось в общем хаосе. Страшные волны вздымались и спереди и сзади. Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится в пропасть.
Ветер срывал с их гребней белую бахрому и мелким
дождем разносил ее по
морю.
Начнем сначала: приехал я с Поджио и Спиридовьгм на одной лодке с Комендантом, Плац-маёром и Барановым в г. Иркутск 9-го числа. Мы первые вошли в Столицу Сибири, ужасно грязную по случаю ежедневных
дождей. Слава богу, что избегли этого горя на
море, [
Море — озеро Байкал.] где мы бичевой шли пять суток. Скучно было, но ничего неприятного не случилось.
Теперь Главная улица была знаменита только тем, что по ней при малейшем
дожде становилось
море и после целый месяц не было ни прохода, ни проезда.
Он слушал, как шаги стихали, потом стихли, и только деревья что-то шептали перед рассветом в сгустившейся темноте… Потом с
моря надвинулась мглистая туча, и пошел тихий
дождь, недолгий и теплый, покрывший весь парк шорохом капель по листьям.
Встав, я посмотрел в иллюминатор на
море и увидел, что оно омрачено ветром с мелким
дождем.
«И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в
море солнечного света и чистого воздуха, промытого
дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах
дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струей из разорванной груди Данко.
Воздух был пропитан острым запахом
моря и жирными испарениями земли, незадолго до вечера обильно смоченной
дождем.
Рюмин (смотрит на всех и странно, тихо смеется). Да, я знаю: это мертвые слова, как осенние листья… Я говорю их так, по привычке… не знаю зачем… может быть потому, что осень настала… С той поры, как я увидел
море — в моей душе звучит, не умолкая, задумчивый шум зеленых волн, и в этой музыке тонут все слова людей… точно капли
дождя в
море…
Ночь прошла, и кровяные зори
Возвещают бедствие с утра.
Туча надвигается от
моряНа четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре солнца не сверкали,
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить
дождю и стрелами хлестать!
Уж трепещут синие зарницы,
Вспыхивают молнии кругом.
Вот где копьям русским преломиться.
Вот где саблям острым притупиться,
Загремев о вражеский шелом!
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
Если смотреть на остров издали, с
моря, он должен казаться подобным богатому храму в праздничный день: весь чисто вымыт, щедро убран яркими цветами, всюду сверкают крупные капли
дождя — топазами на желтоватом молодом листе винограда, аметистами на гроздьях глициний, рубинами на кумаче герани, и точно изумруды всюду на траве, в густой зелени кустарника, на листве деревьев.
С утра шумно и обильно лился
дождь, но к полудню тучи иссякли, их темная ткань истончилась, и, разорванную на множество дымных кусков, ветер угнал ее в
море, а там она вновь плотно свилась в синевато-сизую массу, положив густую тень на
море, успокоенное
дождем.
Тихо, как всегда бывает тотчас после
дождя; чуть слышен тонкий звон ручья, невидимого среди камней, под корнями молочая, ежевики и пахучею, запутанного ломоноса. Внизу мягко звучит
море.
И я уходил к себе. Так мы прожили месяц. В один пасмурный полдень, когда оба мы стояли у окна в моем номере и молча глядели на тучи, которые надвигались с
моря, и на посиневший канал и ожидали, что сейчас хлынет
дождь, и когда уж узкая, густая полоса
дождя, как марля, закрыла взморье, нам обоим вдруг стало скучно. В тот же день мы уехали во Флоренцию.
Он вспомнил, как в детстве во время грозы он с непокрытой головой выбегал в сад, а за ним гнались две беловолосые девочки с голубыми глазами, и их мочил
дождь; они хохотали от восторга, но когда раздавался сильный удар грома, девочки доверчиво прижимались к мальчику, он крестился и спешил читать: «Свят, свят, свят…» О, куда вы ушли, в каком вы
море утонули, зачатки прекрасной, чистой жизни?
Наступил день, назначенный фон Кореном для отъезда. С раннего утра шел крупный, холодный
дождь, дул норд-остовый ветер, и на
море развело сильную волну. Говорили, что в такую погоду пароход едва ли зайдет на рейд. По расписанию он должен был прийти в десятом часу утра, но фон Корен, выходивший на набережную в полдень и после обеда, не увидел в бинокль ничего, кроме серых волн и
дождя, застилавшего горизонт.
К концу дня
дождь перестал и ветер начал заметно стихать. Фон Корен уже помирился с мыслью, что ему сегодня не уехать, и сел играть с Самойленком в шахматы; но когда стемнело, денщик доложил, что на
море показались огни и что видели ракету.
Дьякон встал, оделся, взял свою толстую суковатую палку и тихо вышел из дому. Было темно, и дьякон в первые минуты, когда пошел по улице, не видел даже своей белой палки; на небе не было ни одной звезды, и походило на то, что опять будет
дождь. Пахло мокрым песком и
морем.
В тот день, когда я увидел этого ребенка, в Петербурге ждали наводнения; с
моря сердито свистал порывистый ветер и носил по улицам целые облака холодных брызг, которыми раздобывался он где-то за углом каждого дома, но где именно он собирал их — над крышей или за цоколем — это оставалось его секретом, потому что с черного неба не падало ни одной капли
дождя.
Казалось, что такому напряжению радостно разъяренной силы ничто не может противостоять, она способна содеять чудеса на земле, может покрыть всю землю в одну ночь прекрасными дворцами и городами, как об этом говорят вещие сказки. Посмотрев минуту, две на труд людей, солнечный луч не одолел тяжкой толщи облаков и утонул среди них, как ребенок в
море, а
дождь превратился в ливень.
Море выло, швыряло большие, тяжелые волны на прибрежный песок, разбивая их в брызги и пену.
Дождь ретиво сек воду и землю… ветер ревел… Все кругом наполнялось воем, ревом, гулом… За
дождем не видно было ни
моря, ни неба.
Скоро
дождь и брызги волн смыли красное пятно на том месте, где лежал Челкаш, смыли следы Челкаша и следы молодого парня на прибрежном песке… И на пустынном берегу
моря не осталось ничего в воспоминание о маленькой драме, разыгравшейся между двумя людьми.
Долго ничего не было видно, кроме
дождя и длинного человека, лежавшего на песке у
моря.
Дождь лил, как из ведра.
Море глухо роптало, волны бились о берег бешено и гневно. Два человека помолчали.
Дождь перестал; рассвело, но ветер гудит, и
море ревет по-прежнему.
Вас накормит Тот, Кто движет светилами, Тот, Кто поит черную землю
дождями, Тот, Кто собирает тучи над
морем. Вас накормит Отец.
Лёнька замирал от ужаса, холода и какого-то тоскливого чувства вины, рождённого криком деда. Он уставил перед собою широко раскрытые глаза и, боясь моргнуть ими даже и тогда, когда капли воды, стекая с его вымоченной
дождём головы, попадали в них, прислушивался к голосу деда, тонувшему в
море могучих звуков.
Макар замолчал и, спрятав в кисет трубку, запахнул на груди чекмень. Накрапывал
дождь, ветер стал сильнее,
море рокотало глухо и сердито. Один за другим к угасающему костру подходили кони и, осмотрев нас большими умными глазами, неподвижно останавливались, окружая нас плотным кольцом.
Усиливался
дождь, и
море распевало мрачный и торжественный гимн гордой паре красавцев-цыган — Лойко Зобару и Радде, дочери старого солдата Данилы.
Над землей поднимается пар только там, где есть вода, — над ручьями, над болотами, над прудами и реками, больше всего над
морем. Если бы ветру не было, пары не ходили бы, а собирались бы в тучи над водой и падали бы опять там, где поднялись. Над ручьем, над болотом, над рекой, над
морем был бы
дождь, а на земле, на полях и лесах
дождя бы не было. Ветер разносит тучи и поливает землю. Если бы ветра не было, то где вода, там бы было больше воды, а земля вся бы пересохла.
С трудом прокладывая себе дорогу чрез волнующееся
море народных масс, государь продолжал один, без свиты, оставленной далеко позади, медленным шагом ехать вперед. У Чернышева моста он на минуту остановил коня и огляделся. Впереди было
море огня, позади
море огня. Над головою свистала буря и сыпался огненный
дождь искр и пепла — и среди всего этого хаоса и разрушенья раздавались тяжкие стоны, рыданья, вопли о помощи, о защите и могучее, восторженное, ни на единый миг не смолкавшее «ура » всего народа.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему солнце, и луна, и звезды, свет, и пламя, и недра земные, реки и
моря, ветры и
дождь, снег и мороз, и все человеки, и все скоты, и все звери, и все живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
Ах, туманы ль вы, туманушки,
Вы, часты́
дожди осенние,
Уж не полно ль вам, туманушки,
По синю
морю гулять,
Не пора ли вам, туманушки,
Со синя
моря долой?