Неточные совпадения
Один из них без сюртука, с чрезвычайно курчавою
головой и с красным, воспаленным лицом, стоял
в ораторской позе, раздвинув ноги, чтоб удержать равновесие, и,
ударяя себя рукой
в грудь, патетически укорял другого
в том, что тот нищий и что даже чина на себе не имеет, что он вытащил его из грязи и что когда хочет, тогда и
может выгнать его, и что все это видит один только перст всевышнего.
Размахивая тонкими руками, прижимая их ко впалой груди, он держал
голову так странно, точно его, когда-то, сильно
ударили в подбородок, с той поры он, невольно взмахнув
головой, уже не
может опустить ее и навсегда принужден смотреть вверх.
Это было глупо, смешно и унизительно. Этого он не
мог ожидать, даже не
мог бы вообразить, что Дуняша или какая-то другая женщина заговорит с ним
в таком тоне. Оглушенный, точно его
ударили по
голове чем-то мягким, но тяжелым, он попытался освободиться из ее крепких рук, но она, сопротивляясь, прижала его еще сильней и горячо шептала
в ухо ему...
Что-то, казалось, постороннее
ударило Ромашову
в голову, и вся комната пошатнулась перед его глазами. Письмо было написано крупным, нервным, тонким почерком, который
мог принадлежать только одной Александре Петровне — так он был своеобразен, неправилен и изящен. Ромашов, часто получавший от нее записки с приглашениями на обед и на партию винта,
мог бы узнать этот почерк из тысяч различных писем.
Он не вынес выговора и вдруг бросился на командира с каким-то неожиданным взвизгом, удивившим всю роту, как-то дико наклонив
голову;
ударил и изо всей силы укусил его
в плечо; насилу
могли оттащить.
Я не
мог не ходить по этой улице — это был самый краткий путь. Но я стал вставать раньше, чтобы не встречаться с этим человеком, и все-таки через несколько дней увидел его — он сидел на крыльце и гладил дымчатую кошку, лежавшую на коленях у него, а когда я подошел к нему шага на три, он, вскочив, схватил кошку за ноги и с размаху
ударил ее
головой о тумбу, так что на меня брызнуло теплым, —
ударил, бросил кошку под ноги мне и встал
в калитку, спрашивая...
— Потом
ударил, что ли, кто-то её, а
может, кошка помяла, вижу — умирает она, — взял её
в руки, а она спрятала
голову под мышку мне, близко-близко прижалась ко груди, встрепыхнулась, да и кончено!
У Маклаковых беда: Фёдоров дядя знахарку Тиунову непосильно зашиб. Она ему утин лечила, да по старости, а
может, по пьяному делу и урони топор на поясницу ему, он, вскочив с порога, учал её за волосья трепать, да и
ударил о порог затылком,
голова у неё треснула, и с того она отдала душу богу. По городу о суде говорят, да Маклаковы-то богаты, а Тиуниха выпивала сильно; думать надо, что сойдёт, будто
в одночасье старуха померла».
— Вы меня
ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш слуга. Вы сели мне на шею, а теперь пытались убить. Я вас не трону. Я
мог бы заковать вас и бросить
в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не
головой вниз — я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
Он оттолкнулся от дерева, — фуражка с
головы его упала. Наклоняясь, чтоб поднять её, он не
мог отвести глаз с памятника меняле и приёмщику краденого. Ему было душно, нехорошо, лицо налилось кровью, глаза болели от напряжения. С большим усилием он оторвал их от камня, подошёл к самой ограде, схватился руками за прутья и, вздрогнув от ненависти, плюнул на могилу… Уходя прочь от неё, он так крепко
ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей!..
— Я не
могу, понимаете, я не
могу!.. — говорил князь, слегка
ударяя себя
в грудь, и при этом слезы даже показались у него на глазах. —
В голове у меня тысяча противоречий, и все они гложут, терзают, мучат меня.
Но она ни о чем не думала и только плакала. Когда мягкий пушистый снег совсем облепил ее спину и
голову и она от изнеможения погрузилась
в тяжелую дремоту, вдруг подъездная дверь щелкнула, запищала и
ударила ее по боку. Она вскочила. Из отворенной двери вышел какой-то человек, принадлежащий к разряду заказчиков. Так как Каштанка взвизгнула и попала ему под ноги, то он не
мог не обратить на нее внимания. Он нагнулся к ней и спросил...
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он
ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый конь рванулся… но Юрий, коего силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился
в узду, что лошадь принуждена была кинуться
в сторону; между тем колесо телеги сильно ударилось о камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие, упал, но не выпустил вожжи; он уж занес ногу, чтоб опять вскочить
в телегу, когда неожиданный удар по
голове поверг его на землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее
в телегу, повернуть лошадь и
ударить ее изо всей
мочи; она кинулась со всех ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!» Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
Всхлипывая, кивая
головой и
ударяя себя
в грудь правой рукою, а левой схватив тоже за лацкан домашней одежды Крестьяна Ивановича, хотел было он говорить и
в чем-то немедленно объясниться, но не
мог и слова сказать.
Я еще ничего не
мог сообразить, точно что мне
в голову ударило. Воздух несколько освежил меня.
Сбивчивыми, спутанными словами, запинавшимися друг о друга, как люди
в стремительно бегущей толпе, выложил Аян все, что, по его мнению,
могло интересовать Стеллу. Она не перебивала его, иногда лишь, кивая
головой,
ударяла носком
в пол, когда он останавливался.
Хирин. Кажется, во всю свою жизнь не видал противнее… Уф! Даже
в голову ударило… (Тяжело дышит.) Я тебе еще раз говорю… Слышишь! Ежели ты, старая кикимора, не уйдешь отсюда, то я тебя
в порошок сотру! У меня такой характер, что я
могу из тебя на весь век калеку сделать! Я
могу преступление совершить!
— Держи! держи! — раздались за ними крики. Но Свитка успел уже вскочить
в тележку, Шишкин вслед за ним — и сразу захватил вожжи.
Ударив ими, что было
мочи, по лошадке, он отчаянно загикал, продолжая непрерывно хлестать ее — и озадаченная лошадь, дергая
головою, быстро сорвалась с места и пошла вскачь — вон из деревни.
Я
могу еще собрать части его: он тут еще (Аристотель
ударил себя кулаком по
голове и
в грудь), тут, пока я жив.