Неточные совпадения
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как
больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его.
Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех
мыслей был один: смерть.
Левин, которого давно занимала
мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это письмо
больному. Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Вернувшись домой после трех бессонных ночей, Вронский, не раздеваясь, лег ничком на диван, сложив руки и положив на них голову. Голова его была тяжела. Представления, воспоминания и
мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал
больной и перелил через ложку, то белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича на полу пред кроватью.
И он вкратце повторил сам себе весь ход своей
мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная
мысль о смерти при виде любимого безнадежно
больного брата.
Уже пустыни сторож вечный,
Стесненный холмами вокруг,
Стоит Бешту остроконечный
И зеленеющий Машук,
Машук, податель струй целебных;
Вокруг ручьев его волшебных
Больных теснится бледный рой;
Кто жертва чести боевой,
Кто почечуя, кто Киприды;
Страдалец
мыслит жизни нить
В волнах чудесных укрепить,
Кокетка злых годов обиды
На дне оставить, а старик
Помолодеть — хотя на миг.
На тревожный же и робкий вопрос Пульхерии Александровны, насчет «будто бы некоторых подозрений в помешательстве», он отвечал с спокойною и откровенною усмешкой, что слова его слишком преувеличены; что, конечно, в
больном заметна какая-то неподвижная
мысль, что-то обличающее мономанию, — так как он, Зосимов, особенно следит теперь за этим чрезвычайно интересным отделом медицины, — но ведь надо же вспомнить, что почти вплоть до сегодня
больной был в бреду, и… и, конечно, приезд родных его укрепит, рассеет и подействует спасительно, — «если только можно будет избегнуть новых особенных потрясений», прибавил он значительно.
Мысли его, и без того
больные и бессвязные, стали мешаться все больше и больше, и вскоре сон, легкий и приятный, обхватил его.
На Театральной площади, сказав извозчику адрес и не останавливая его, Митрофанов выпрыгнул из саней. Самгин поехал дальше, чувствуя себя физически
больным и как бы внутренне ослепшим, не способным видеть свои
мысли. Голова тупо болела.
«
Больной человек. Естественно, что она думает и говорит о смерти.
Мысли этого порядка — о цели бытия и прочем — не для нее, а для здоровых людей. Для Кутузова, например… Для Томилина».
Он уже не слушал возбужденную речь Нехаевой, а смотрел на нее и думал: почему именно эта неприглядная, с плоской грудью,
больная опасной болезнью, осуждена кем-то носить в себе такие жуткие
мысли?
Настали минуты всеобщей, торжественной тишины природы, те минуты, когда сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы, когда в сердце живее вспыхивает страсть или
больнее ноет тоска, когда в жестокой душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной
мысли, и когда… в Обломовке все почивают так крепко и покойно.
— Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! — говорил Обломов с
мыслью на лице, с полным сознанием рассудка и воли. — Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме
больным местом: попробуй оторвать — будет смерть.
— Только ты мать не буди, — прибавил он, как бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так, словно муха; а теперь, я знаю, прилегла. Ох, худо
больному старцу, — вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая
мысль.
Мисси очень хотела выйти замуж, и Нехлюдов был хорошая партия. Кроме того, он нравился ей, и она приучила себя к
мысли, что он будет ее (не она будет его, а он ее), и она с бессознательной, но упорной хитростью, такою, какая бывает у душевно
больных, достигала своей цели. Она заговорила с ним теперь, чтобы вызвать его на объяснение.
Абстракция
больной мысли порождает миф, миф делается реальностью, переворачивающей историю.
И вот постепенно, в расстроенном и
больном мозгу его созидается
мысль — страшная, но соблазнительная и неотразимо логическая: убить, взять три тысячи денег и свалить все потом на барчонка: на кого же и подумают теперь, как не на барчонка, кого же могут обвинить, как не барчонка, все улики, он тут был?
— Вдовею я, третий год, — начала она полушепотом, сама как бы вздрагивая. — Тяжело было замужем-то, старый был он, больно избил меня. Лежал он
больной; думаю я, гляжу на него: а коль выздоровеет, опять встанет, что тогда? И вошла ко мне тогда эта самая
мысль…
Верите ли, он,
больной, в слезах, три раза при мне уж повторял отцу: «Это оттого я болен, папа, что я Жучку тогда убил, это меня Бог наказал», — не собьешь его с этой
мысли!
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного
больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
…Три года тому назад я сидел у изголовья
больной и видел, как смерть стягивала ее безжалостно шаг за шагом в могилу. Эта жизнь была все мое достояние. Мгла стлалась около меня, я дичал в тупом отчаянии, но не тешил себя надеждами, не предал своей горести ни на минуту одуряющей
мысли о свидании за гробом.
Тюфяев был настоящий царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским порядком. Уничтожение себя, отречение от воли и
мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все, и он точно так же штукатурил бы стены человеческими трупами, сушил бы дворец людскими легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще
больнее за то, что они не доносчики.
Ночь была теплая, ясная, тихая… его не покидали
мысли о
больном сыне.
— Шучу! — ответил брат лаконически, видя, что своей шуткой он тронул
больную струну, вскрыл тайную
мысль, зашевелившуюся в предусмотрительном материнском сердце.
— Вот! — подал тотчас же Лебедев; у него мелькнула
мысль, что
больной Ипполит помешался.
Те, оставшись вдвоем, заметно конфузились один другого: письмами они уже сказали о взаимных чувствах, но как было начать об этом разговор на словах? Вихров, очень еще слабый и
больной, только с любовью и нежностью смотрел на Мари, а та сидела перед ним, потупя глаза в землю, — и видно было, что если бы она всю жизнь просидела тут, то сама первая никогда бы не начала говорить о том. Катишь, решившая в своих
мыслях, что довольно уже долгое время медлила, ввела, наконец, ребенка.
Во мне теперь очень тихо и пусто — как в доме, когда все ушли и лежишь один,
больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание
мыслей.
— Нет, не за одно это, — отвечал
больной с упорством, — во-первых,
мысль чужая, взята из «Жака». [«Жак» — один из романов Жорж Санд.]
Эта жуткая
мысль точно уколола
больное сердце, оно забилось сильнее и ровнее, старый человек упрямо сдвинул брови, отошёл к постели, лёг и стал перечитывать свои записки, вспоминая, всё ли, что надобно, он рассказал о жизни.
Он не помнил, как ушёл от неё, и не помнил — звала ли она его к себе. С неделю сидел он дома, сказавшись
больным, и всё старался оправдать себя, но — безуспешно. А рядом с поисками оправданий тихонько поднималась другая, мужская
мысль...
В один день сидела она у Алексея Степаныча, вязала чулок и разговаривала о всякой всячине, стараясь занять
больного и отвлечь его
мысли от безнадежной любви.
«Вот лечь бы и заснуть, — думал он, — и забыть о жене, о голодных детях, о
больной Машутке». Просунув руку под жилет, Мерцалов нащупал довольно толстую веревку, служившую ему поясом.
Мысль о самоубийстве совершенно ясно встала в его голове. Но он не ужаснулся этой
мысли, ни на мгновение не содрогнулся перед мраком неизвестного.
Он остановился перед ними и хотел их взять приступом, отчаянной храбростью
мысли, — он не обратил внимания на то, что разрешения эти бывают плодом долгих, постоянных, неутомимых трудов: на такие труды у него не было способности, и он приметно охладел к медицине, особенно к медикам; он в них нашел опять своих канцелярских товарищей; ему хотелось, чтоб они посвящали всю жизнь разрешению вопросов, его занимавших; ему хотелось, чтоб они к кровати
больного подходили как к высшему священнодействию, — а им хотелось вечером играть в карты, а им хотелось практики, а им было недосуг.
Прежде всего
больная мысль унесла меня на родной благодатный юг, под родную кровлю.
Мысль о женщинах теперь неотступно преследовала Пепку, являясь его
больным местом. Мне начинало не нравиться это исключительное направление Пепкиных помыслов, и я не поддерживал его восторгов.
Глаза Маркушки горели лихорадочным огнем, точно он переживал во второй раз свою золотую лихорадку, которая его мучила целых пятнадцать лет. Татьяна Власьевна молчала, потому что ей передавалось взволнованное состояние
больного Маркушки: она тоже боялась, с одной стороны, этой жилки, а с другой — не могла оторваться от нее. Теперь уж жилка начинала владеть ее
мыслями и желаниями, и с каждым часом эта власть делалась сильнее.
Феня страстно прислушивалась к звукам Зотушкина голоса, стараясь на них сосредоточить все свое внимание и тем вырвать себя из фантастической области, где блуждала ее
больная мысль.
Он знает, что в то время, когда его
мысли носятся вместе с охлажденною землей вокруг солнца, рядом с докторской квартирой, в большом корпусе томятся люди в болезнях и физической нечистоте; быть может, кто-нибудь не спит и воюет с насекомыми, кто-нибудь заражается рожей или стонет от туго положенной повязки; быть может,
больные играют в карты с сиделками и пьют водку.
— Вы спрашиваете, что делать? Самое лучшее в вашем положении — бежать отсюда. Но, к сожалению, это бесполезно. Вас задержат. Когда общество ограждает себя от преступников, психических
больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо. Вам остается одно: успокоиться на
мысли, что ваше пребывание здесь необходимо.
В следующие затем дни Андрей Ефимыч сказывался
больным и не выходил из номера. Он лежал лицом к спинке дивана и томился, когда друг развлекал его разговорами, или же отдыхал, когда друг отсутствовал. Он досадовал на себя за то, что поехал, и на друга, который с каждым днем становился все болтливее и развязнее; настроить свои
мысли на серьезный, возвышенный лад ему никак не удавалось.
Это ее успокоило, она уснула, но утром опять уже не было ни да, ни нет, и она думала о том, что может теперь, если захочет, переменить свою жизнь.
Мысли утомили ее, она изнемогала и чувствовала себя
больной, но все же в начале двенадцатого часа оделась и пошла проведать Нину Федоровну. Ей хотелось увидеть Лаптева: быть может, теперь он покажется ей лучше; быть может, она ошибалась до сих пор…
И долго так еще мучился Литвинов; долго, как трудный
больной, металась из стороны в сторону его истерзанная
мысль…
И когда я долго смотрю на длинный полосатый ковер, который тянется через весь коридор, мне приходит на
мысль, что в жизни этой женщины я играю странную, вероятно, фальшивую роль и что уже не в моих силах изменить эту роль; я бегу к себе в номер, падаю на постель и думаю, думаю и не могу ничего придумать, и для меня ясно только, что мне хочется жить и что чем некрасивее, суше и черствее становится ее лицо, тем она ближе ко мне и тем сильнее и
больней я чувствую наше родство.
—
Мысль весьма простая, — не унимался Бегушев. — Скажите, сколько раз в день вы солжете умышленно перед вашими
больными?
Дергая у своей двери за звонок и потом идя вверх по лестнице, я чувствую, что у меня уже нет семьи и нет желания вернуть ее. Ясно, что новые, аракчеевские
мысли сидят во мне не случайно и не временно, а владеют всем моим существом. С
больною совестью, унылый, ленивый, едва двигая членами, точно во мне прибавилась тысяча пудов весу, я ложусь в постель и скоро засыпаю.
И ко всему, происходившему на суде, обнаруживали они то смягченное, сквозь дымку, любопытство, которое свойственно людям или очень тяжело
больным, или же захваченным одною огромною, всепоглощающей
мыслью.
И, снова чувствуя себя сильным и умным среди этого стада дураков, что так бессмысленно и нагло врываются в тайну грядущего, он задумался о блаженстве неведения тяжелыми
мыслями старого,
больного, много испытавшего человека.
Наташа умолкла; она старалась собрать рассеянные
мысли. Что-то с нею случилось, но что именно? не могла вспомнить Служанка всё стояла перед нею, ожидая приказанья. В это время раздался снизу глухой шум. — Что такое? — спросила
больная. — «Господа откушали», — отвечала служанка; — «встают изо стола. Сей час придет сюда Татьяна Афанасьевна». — Наташа, казалось обрадовалась; она махнула слабою рукою. Служанка задернула занавес и села опять за самопрялку.
— Ну да, c'est juste верно., ты прекрасно выразил мою
мысль. Я сама была молода, душа моя, сама заблуждалась, ездила даже с визитом к Прудону, но, к счастью, все это прошло, как
больной сон… et me voila!
Во всю дорогу Савелий и граф молчали; первый со всей внимательностью следил за
больной; что же касается до Сапеги, то его занимала, кажется, какая-то особенная
мысль.
Много дней шёл я, как
больной, полон скуки тяжёлой. В душе моей — тихий позёмок-пожар, выгорает душа, как лесная поляна, и думы вместе с тенью моей то впереди меня ползут, то сзади тащатся едким дымом. Стыдно ли было мне или что другое — не помню и не могу сказать. Родилась одна чёрная
мысль и где-то, снаружи, вьётся вокруг меня, как летучая мышь...