Неточные совпадения
— Теперь
ваша очередь торжествовать! — сказал я, — только я
на вас
надеюсь: вы мне не измените. Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в
вашем портрете одну женщину, которую любил в старину… Не говорите ей обо мне ни
слова; если она спросит, отнеситесь обо мне дурно.
«Я, конечно, говорит, Семен Захарыч, помня
ваши заслуги, и хотя вы и придерживались этой легкомысленной слабости, но как уж вы теперь обещаетесь, и что сверх того без вас у нас худо пошло (слышите, слышите!), то и
надеюсь, говорит, теперь
на ваше благородное
слово», то есть все это, я вам скажу, взяла да и выдумала, и не то чтоб из легкомыслия, для одной похвальбы-с!
— Но только так, чтобы никто не заметил, — умолял обрадованный Ганя, — и вот что, князь, я
надеюсь ведь
на ваше честное
слово, а?
— И потому позвольте без объяснений сказать вам только несколько прощальных и напутственных
слов, последних
слов моих в
вашем, Егор Ильич, доме. Дело сделано, и его не воротишь! Я
надеюсь, что вы понимаете, про какое дело я говорю. Но умоляю вас
на коленях: если в сердце
вашем осталась хотя искра нравственности, обуздайте стремление страстей своих! И если тлетворный яд еще не охватил всего здания, то, по возможности, потушите пожар!
— Вы полюбили другую женщину, — начала она, — и я догадываюсь, кто она… Мы с ней вчера встретились, не правда ли?.. Что ж! Я знаю, что мне теперь остается делать. Так как вы сами говорите, что это чувство в вас неизменно… (Татьяна остановилась
на миг; быть может, она еще
надеялась, что Литвинов не пропустит этого последнего
слова без возражения, но он ничего не сказал) то мне остается возвратить вам…
ваше слово.
— Дерзость и бесстыдство
ваших приемов, милостивый государь мой, со мною в настоящем случае еще более вас обличают… чем все
слова мои. Не
надейтесь на вашу игру: она плоховата…
— Одним
словом, — перебил он, — я вполне
надеюсь на вашу врожденную любезность,
на ваш ум,
на такт… вы, конечно, сделаете это для того семейства, в котором вы были приняты как родной, были любимы, уважаемы…
— Поеду теперь, значит, в Петербург, — проговорил Мановский, — и буду там ходатайствовать. Двадцать пять лет,
ваше превосходительство, я служил честно. Я
на груди своей ношу знаки отличия и
надеюсь, что не позволят и воспретят марать какой-нибудь позорной женщине мундир и кресты офицера. — При последних
словах у Михайла Егорыча навернулись даже слезы.
— Это для меня новость. — Каждое
слово ее отдельно ложилось в солнечную тишину комнаты. — Не смотрите
на меня круглыми глазами — это не
ваше дело.
Надеюсь, вы поняли? Дайте сюда пакет.
О большой, громадной услуге я попрошу вас, гг. эксперты, и, если вы чувствуете в себе хоть немного человека, вы не откажете в ней.
Надеюсь, мы достаточно поняли друг друга, настолько, чтобы не верить друг другу. И если я попрошу вас сказать
на суде, что я человек здоровый, то менее всего поверю
вашим словам я. Для себя вы можете решать, но для меня никто не решит этого вопроса...
— Так как же, сударыня Марья Гавриловна, насчет того векселька мы с вами покончим?.. Срок послезавтра, а вот перед Богом, денег теперь у меня в сборе нет… Все это время крепко
на ваше слово надеялся, что
на два месяца отсрочку дадите.
— Артель лишку не берет, — сказал дядя Онуфрий, отстраняя руку Патапа Максимыча. — Что следовало — взято, лишнего не надо… Счастливо оставаться,
ваше степенство!.. Путь вам чистый, дорога скатертью!.. Да вот еще что я скажу тебе, господин купец; послушай ты меня, старика: пока лесами едешь, не говори ты черного
слова. В степи как хочешь, а в лесу не поминай его… До беды недалече… Даром, что зима теперь, даром, что темная сила спит теперь под землей…
На это не
надейся!.. Хитер ведь он!..
— Хотя я и гражданский человек, но… одобряю! — заметил, с благосклонным жестом, его превосходительство. — Военная служба для молодого человека не мешает… это формирует, регулирует… Это хорошо, одним
словом!.. Постарайтесь и
на новом своем поприще стойко исполнять то, к чему взывают долг и честь и
ваша совесть. Я
надеюсь, что вы вполне оправдаете ту лестную рекомендацию, которую сделал мне о вас многоуважаемый Иосиф Игнатьевич.
— Я взял у жены брошку! — быстро сказал Николай Сергеич. — Довольны теперь? Удовлетворены? Да, я… взял… Только, конечно, я
надеюсь на вашу скромность… Ради бога, никому ни
слова, ни полнамека!
— Отлично! — произнес дрогнувшим голосом князь. — Завтра вы с папой переселитесь со мной в город, и мы начнем
ваше лечение. Но не говорите ни
слова об этом братьям. Я верю, что с Божьей поиощью лечение удастся, и твердо
надеюсь на Его помощь, но лучше, если никто из детей не будет знать об этом до поры до времени…