— Не только полагаю, но совершенно определительно утверждаю, — объяснял между тем Неуважай-Корыто, — что Чуриль, а не Чурилка, был не кто иной, как швабский дворянин седьмого столетия. Я, батюшка, пол-Европы изъездил, покуда, наконец, в королевской мюнхенской библиотеке
нашел рукопись, относящуюся к седьмому столетию, под названием:"Похождения знаменитого и доблестного швабского дворянина Чуриля"… Ба! да это наш Чурилка! — сейчас же блеснула у меня мысль… И поверите ли, я целую ночь после этого был в бреду!
Неточные совпадения
— Ну, расспросите у него, вы увидите, что… [В
рукописи четыре слова не разобрано.] Это всезнай, такой всезнай, какого вы нигде не
найдете. Он мало того что знает, какую почву что любит, знает, какое соседство для кого нужно, поблизости какого леса нужно сеять какой хлеб. У нас у всех земля трескается от засух, а у него нет. Он рассчитает, насколько нужно влажности, столько и дерева разведет; у него все играет две-три роли: лес лесом, а полю удобренье от листьев да от тени. И это во всем так.
Много бы хотелось с тобой болтать, но еще есть другие ответы к почте. Прощай, любезный друг. Ставь номера на письмах, пока не будем в одном номере. Право, тоска, когда не все получаешь, чего хочется. Крепко обнимаю тебя.
Найди смысл, если есть пропуски в моей
рукописи. Не перечитываю — за меня кто-нибудь ее прочтет, пока до тебя дойдет. Будь здоров и душой и телом…
С этим листком вы получите посылку. В ней вы
найдете «Одичалого».
Рукопись эту посылает Пашенька Оболенскому, который просил ее списать эти стихи Батенькова; он, может быть, и забыл об этом.
Автограф этот кто-то зачитал — я его не
нахожу, а нужно бы иметь… может быть, не откажет в свободную минуту сам списать эту
рукопись, для меня дорогую.
В двух словах скажу вам, почтенный Михаил Александрович, что три дня тому назад получил добрейшее письмо ваше с
рукописью. От души благодарю вас за доверенность, с которою вы вверяете полезный ваш труд. Тут же
нашел я, открыв письмо из Иркутска, и записочку доброго нашего Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина]. Радуюсь вашему соединению…
Журнал осаде, веденный в губернаторской канцелярии, помещен в любопытной
рукописи академика Рычкова. Читатель
найдет ее в Приложении. Я имел в руках три списка, доставленные мне гг. Спасским, Языковым и Лажечниковым.
Дон-Кихот Рогожин появился за воротами в подаренной ему настоятелем за работу черной мантии, из которой он намеревался себе сделать плащ, но потом
нашел, что она может ему служить свою службу и без переделки. Он швырнул в кибитку целый ворох переплетенных и просто в кули связанных
рукописей и закричал...
Отыскав между бумагами покойного отца чистый полулист, Калайдович постарался подделаться под руку покойного, передал
рукопись Константину Сергеевичу, сказав, что
нашел ее в бумагах отца, но желал бы знать, можно ли довериться ее подлинности.
Измайлов был человек очень тихих свойств; опасаясь строгости устава, он бывал иногда слишком робок; но я
нашел средство совершенно его успокоить: всякое сомнительное место цензуруемой им
рукописи он вносил на рассмотрение в общее присутствие комитета, а мы с С. Н. Глинкой, по большинству голосов, пропускали его; дело записывалось в журнал, и Измайлов, как цензор, уже не подвергался ответственности.
Сразу поняв ее красоты и не
найдя недостатков, она разнесла
рукопись на клочья, на стихи, полустишья, развела всю соль и мудрость пьесы в разговорной речи, точно обратила мильон в гривенники, и до того испестрила грибоедовскими поговорками разговор, что буквально истаскала комедию до пресыщения.
Прочитав наши отрывочные и несвязные замечания [(которые в печати представятся еще более несвязными, нежели как были в
рукописи),] одни, конечно,
найдут их давно знакомыми и излишними, а другие — неосновательными, преувеличенными и неправдоподобными.
Когда вскоре после обеда Ашанин, заглянув в открытый люк капитанской каюты, увидел, что капитан внимательно читает
рукопись, беспокойству и волнению его не было пределов. Что-то он скажет? Неужели
найдет, как и Лопатин, статью неинтересной? Неужели и он не одобрит его идей о войне?
Через год после продажи перевода"Химии"Лемана я задумал обширное руководство по животно-физиологической химии — в трех частях, и первую часть вполне обработал и хотел
найти издателя в Москве. Поручил я первые"ходы"3-чу, который отнес
рукопись к знаменитому доктору Кетчеру, экс-другу Герцена и переводчику Шекспира. Он в то время заведовал только что народившимся книгоиздательством фирмы"Солдатенков и Щепкин".
Во второй приезд я
нашел приготовления к выходу в поход ополченских рот. Одной из них командовал мой отец. Подробности моей первой (оставшейся в
рукописи) комедии „Фразёры“ навеяны были четыре года спустя этой эпохой. Я уезжал на ученья ополченцев в соседнее село Куймань.
— Однако, — перебил генерал, поднявшись слегка на цыпочках, — я уже давно сбираюсь сказать вам, любезнейший господин Присыпкин, — и он оттянул конец фамилии Луки Ивановича, — что я
нахожу более целесообразным оставить прежний порядок доставления
рукописи и держаться более рационального порядка.
Почти двадцать лет принадлежит мне эта
рукопись, но лишь недавно, по совершенно случайному обстоятельству,
нашел я на бывших приклеенными к переплету листках собственноручную заметку Питирима; по сличении
рукописи с подписями Александра оказалось некоторое сходство в почерке.