Неточные совпадения
Письма Сони казались сперва Дуне и Разумихину как-то сухими и неудовлетворительными; но под конец оба они нашли, что и
писать лучше невозможно, потому что и из этих писем в результате получалось все-таки самое полное и точное
представление о судьбе их несчастного брата.
Надумавши (чтобы забыться от преследовавшего его
представления о"негодяе")
писать свои мемуары, он с удивлением заметил, что все позабыл.
Белинский взял у меня как-то потом рукопись, и со своей способностью увлекаться он, совсем напротив, переценил повесть в сто раз больше ее достоинства и
писал ко мне: «Если бы я не ценил в тебе человека, так же много или еще и больше, нежели писателя, я, как Потемкин Фонвизину после
представления „Бригадира“, сказал бы тебе: „Умри, Герцен!“ Но Потемкин ошибся, Фонвизин не умер и потому
написал „Недоросля“.
Однажды, когда, прочитав в одном сочинении составленный якобы некоторым городничим „Устав о печении пирогов“, я, в подражание оному,
написал „Правила о том, в какие дни и с каким маслом надлежит вкушать блины“, и в другой раз, когда, прочитав, как один городничий на все
представления единообразно отвечал: „не потерплю!“ и „разорю!“ — я, взяв оного за образец, тоже упразднил словесные изъяснения и заменил оные звукоподражательностью.
— Finita la commedia, [
Представление окончено (итал.).] братику… Неженивыйся печется о господе, а женивыйся печется о жене своей. Да, братику, шел, шел, а потом как в яму оступился. Хотел тебе
написать, да, думаю, к чему добрых людей расстраивать… Испиваю теперь чашу даже до дна и обтачиваю терпение, но не жалуюсь, ибо всяк человек есть цифра в арифметике природы, которая распоряжается с ними по-своему.
В стихах «К мурзе» есть место, замечательное по поэтическому
представлению предмета, и потому выпишем его здесь. Козодавлев убеждает Державина
писать стихи, не слушая невежд, которые, может быть, уверяют, что люди дельные стихов не сочиняют...
— Если б я
писал в газетах! — восклицает он. — О, я бы показал купца в его настоящем виде… я бы показал, что он только животное, временно исполняющее должность человека. Он груб, он глуп, не имеет вкуса к жизни, не имеет
представления об отечестве и ничего выше пятака не знает.
Те, против кого
писал Сумароков грозные сатиры, слушали эти нелепости и хвалили, зная, что автор в милости у знатных особ; а простая публика, видя, что тут для нее ничего нет, преоткровенно грызла орехи во время
представления.
Скромный Загоскин, не будучи уверен в своем таланте, никак не мог решиться приехать прямо к князю Шаховскому; он
написал к нему письмо от неизвестного, в котором просил: «прочесть прилагаемую пиесу и, приняв в соображение, что это первый опыт молодого сочинителя, сказать правду: есть ли в нем талант и заслуживает ли его комедия сценического
представления?
Хотя публика не слушала этих нападений, хотя во время
представления этой комедии театр всегда был полон и беспрестанно раздавались громкие рукоплескания, но Загоскину были так досадны выходки противников князя Шаховского, что он решился высказать на сцене в защиту «Липецких вод» все то, что можно было изложить в длинной полемической статье — и он
написал «Комедию против комедии».
Он решился на другой же день, прежде
представления жалобы,
писать к штаб-офицерше, не согласится ли она без бою возвратить ему то, что следует. Письмо было такого содержания...
Прошлый раз я
написал много ненужного и жалкого вздора, и, к сожалению, вы теперь уже получили и прочли его. Боюсь, что он даст вам ложное
представление о моей личности, а также о действительном состоянии моих умственных способностей. Впрочем, я верю в ваши знания и в ваш ясный ум, гг. эксперты.
Но надежда окрыляла."Однодворец"был уже сразу одобрен к
представлению на императорских сценах и находился в театральной цензуре. Также могли быть одобрены и те четыре вещи, которые я так стремительно
написал.
Так, например, я, желая развлечься театральным
представлением, но ни разу не могши достать билета в, русский театр, всю прошлую неделю ходил в иноязычные театры и до того насобачился в иностранных выражениях, что сегодня, сев
писать для моего журнала «Сын Гостиного Двора» рассказ из народного быта,
написал такую ерунду, что даже сам испугался.
Теперь он уже не робел, как было до
представления его митрополиту, а
писал в негодующем тоне: «Как!