Неточные совпадения
Тетенька уже стояла на крыльце, когда мы подъехали. Это была преждевременно одряхлевшая, костлявая и почти беззубая старуха, с морщинистым
лицом и седыми космами на голове, развевавшимися по ветру. Моему
настроенному воображению представилось, что в этих космах шевелятся змеи. К довершению всего на ней был надет старый-старый ситцевый балахон серо-пепельного цвета, точь-в-точь как на картинке.
Слегка привстав, я оглянулся кругом — и встретился взглядом с любяще-тревожными, перебегающими от
лица к
лицу глазами. Вот один поднял руку и, еле заметно шевеля пальцами, сигнализирует другому. И вот ответный сигнал пальцем. И еще… Я понял: они, Хранители. Я понял: они чем-то встревожены, паутина натянута, дрожит. И во мне — как в
настроенном на ту же длину волн приемнике радио — ответная дрожь.
На некоторое время свобода, шумные сборища, беспечная жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но все одно да одно, обеды у рестораторов, те же
лица с мутными глазами; ежедневно все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем. Слабый организм тела и душа Александра,
настроенная на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
Перемена заметна была, впрочем, только в наружности двух рыбаков: взглянув на румяное, улыбающееся
лицо Василия, можно было тотчас же догадаться, что веселый, беспечный нрав его остался все тот же; смуглое, нахмуренное
лицо старшего брата, уподоблявшее его цыгану, которого только что обманули, его черные глаза, смотревшие исподлобья, ясно обличали тот же мрачно
настроенный, несообщительный нрав; суровая энергия, отличавшая его еще в юности, но которая с летами угомонилась и приняла характер более сосредоточенный, сообщала наружности Петра выражение какого-то грубого могущества, смешанного с упрямой, непоколебимой волей; с первого взгляда становилось понятным то влияние, которое производил Петр на всех товарищей по ремеслу и особенно на младшего брата, которым управлял он по произволу.
Вспоминая отношение Любови к брату, до известной степени
настроенный ее рассказами о Тарасе, он ожидал увидать в
лице его что-то необычное, не похожее на обыкновенных людей.
Деренков, сухорукий человечек, с добрым
лицом в светлой бородке и умными глазами, обладал лучшей в городе библиотекой запрещенных и редких книг, ими пользовались студенты многочисленных учебных заведений Казани и различные революционно
настроенные люди.
Как нарочно, вдруг, в это самое мгновение в
настроенном воображении его нарисовались самодовольные
лица Степана Никифоровича и Семена Ивановича.