Неточные совпадения
Только на третий день, когда огонь уже
начал подбираться к собору и к
рядам, глуповцы несколько очувствовались.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он
начал писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного
ряда никому ненужных записок по всем отраслям управления, которые было суждено написать ему.
И, не говоря об исторических примерах,
начиная с освеженного в памяти всех Прекрасною Еленою Менелая, целый
ряд случаев современных неверностей жен мужьям высшего света возник в воображении Алексея Александровича.
Но только что он вспоминал о том, что он делает, и
начинал стараться сделать лучше, тотчас же он испытывал всю тяжесть труда, и
ряд выходил дурен.
Слободка, которая за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на холме, в нескольких шагах от моей квартиры,
начинают мелькать вечером огни сквозь двойной
ряд тополей; шум и звон стаканов раздаются до поздней ночи.
Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый
ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг меня; я их прогнал: мне было не до них, я
начинал разделять беспокойство доброго штабс-капитана.
На одной было заглавие: «Философия, в смысле науки»; шесть томов в
ряд под названием: «Предуготовительное вступление к теории мышления в их общности, совокупности, сущности и во применении к уразумению органических
начал обоюдного раздвоения общественной производительности».
Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг
начинали сами терзать себя,
ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга.
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного
ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева,
начал было говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
— Ага! — и этим положил
начало нового трудного дня. Он проводил гостя в клозет, который имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался водой из бака.
Рядом с этим учреждением оказалось не менее культурное — ванна, и вода в ней уже была заботливо согрета.
Юрин
начал играть на фисгармонии что-то торжественное и мрачное. Женщины, сидя
рядом, замолчали. Орехова слушала, благосклонно покачивая головою, оттопырив губы, поглаживая колено. Плотникова, попудрив нос, с минуту посмотрев круглыми глазами птицы в спину музыканта, сказала тихонько...
Самгин вздрогнул, ему показалось, что
рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный в холодной плоскости зеркала. На него сосредоточенно смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам очков, глаза мыслителя. Он прищурил их, глаза стали нормальнее. Сняв очки и протирая их, он снова подумал о людях, которые обещают создать «мир на земле и в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и
начал записывать свои мысли.
— Говорить можно только о фактах, эпизодах, но они — еще не я, —
начал он тихо и осторожно. — Жизнь — бесконечный
ряд глупых, пошлых, а в общем все-таки драматических эпизодов, — они вторгаются насильственно, волнуют, отягощают память ненужным грузом, и человек, загроможденный, подавленный ими, перестает чувствовать себя, свое сущее, воспринимает жизнь как боль…
Начал он рисовать фигуру Марины маленькой, но постепенно, незаметно все увеличивал, расширял ее и, когда испортил весь лист, — увидал пред собой
ряд женских тел, как бы вставленных одно в другое и заключенных в чудовищную фигуру с уродливыми формами.
Я
начал было плакать, не знаю с чего; не помню, как она усадила меня подле себя, помню только, в бесценном воспоминании моем, как мы сидели
рядом, рука в руку, и стремительно разговаривали: она расспрашивала про старика и про смерть его, а я ей об нем рассказывал — так что можно было подумать, что я плакал о Макаре Ивановиче, тогда как это было бы верх нелепости; и я знаю, что она ни за что бы не могла предположить во мне такой совсем уж малолетней пошлости.
— Скверно очень-с, — прошептал на этот раз уже с разозленным видом рябой. Между тем Ламберт возвратился почти совсем бледный и что-то, оживленно жестикулируя,
начал шептать рябому. Тот между тем приказал лакею поскорей подавать кофе; он слушал брезгливо; ему, видимо, хотелось поскорее уйти. И однако, вся история была простым лишь школьничеством. Тришатов с чашкою кофе перешел с своего места ко мне и сел со мною
рядом.
Воцарилось глубочайшее молчание. Губернатор вынул из лакированного ящика бумагу и
начал читать чуть слышным голосом, но внятно. Только что он кончил, один старик лениво встал из
ряда сидевших по правую руку, подошел к губернатору, стал, или, вернее, пал на колени, с поклоном принял бумагу, подошел к Кичибе, опять пал на колени, без поклона подал бумагу ему и сел на свое место.
Остальная половина дороги,
начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между
рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Теперь еще у меня пока нет ни ключа, ни догадок, ни даже воображения: все это подавлено
рядом опытов, более или менее трудных, новых, иногда не совсем занимательных, вероятно, потому, что для многих из них нужен запас свежести взгляда и большей впечатлительности: в известные лета жизнь
начинает отказывать человеку во многих приманках, на том основании, на каком скупая мать отказывает в деньгах выделенному сыну.
Я так думал вслух, при купцах, и они согласились со мною. С общей точки зрения оно очень хорошо; а для этих пяти, шести, десяти человек — нет. Торговля в этой малонаселенной части империи обращается, как кровь в жилах, помогая распространению народонаселения. Одно место глохнет, другое возникает
рядом, потом третье и т. д., а между тем люди разбредутся в разные стороны, оснуются в глуши и вместо золота
начнут добывать из земли что-нибудь другое.
— Здравствуйте, вот спасибо, что приехали, —
начала она, как только уселась на диван
рядом с Лидией. — Ну, что Верочка? Вы ее видели? Как же она переносит свое положение?
Я понимаю, что всякое новое дело, особенно в области практических интересов, должно пройти через целый
ряд препятствий и даже неудач, но великое дело — положить именно
начало.
Игра оживилась, куши
начали расти, руки Ивана Яковлича задвигались быстрее. Привалов тоже принял участие в игре и вернул почти все проигранные давеча деньги. Белобрысый купец сидел с ним
рядом и с азартом увеличивал ставки. Лепешкину везло, Привалов
начал проигрывать и тоже увеличивал ставки. Он почувствовал какое-то неприятное озлобление к Ивану Яковличу и его двигавшимся белым рукам.
Разумеется, Красоткин мог бы их занять интереснее, то есть поставить обоих
рядом и
начать с ними играть в солдаты или прятаться по всему дому.
— Шутки в сторону, — проговорил он мрачно, — слушайте: с самого
начала, вот почти еще тогда, когда я выбежал к вам давеча из-за этой занавески, у меня мелькнула уж эта мысль: «Смердяков!» Здесь я сидел за столом и кричал, что не повинен в крови, а сам все думаю: «Смердяков!» И не отставал Смердяков от души. Наконец теперь подумал вдруг то же: «Смердяков», но лишь на секунду: тотчас же
рядом подумал: «Нет, не Смердяков!» Не его это дело, господа!
Дерсу по обыкновению остался ночевать снаружи, а я вошел в фанзу, растянулся на теплом кане и
начал дремать.
Рядом, за стеной, слышно было, как мулы ели сено.
Хребет, по которому мы теперь шли, состоял из
ряда голых вершин, подымающихся одна над другою в восходящем порядке. Впереди, в 12 км, перпендикулярно к нему шел другой такой же хребет. В состав последнего с правой стороны входила уже известная нам Тазовская гора. Надо было достигнуть узла, где соединялись оба хребта, и оттуда
начать спуск в долину Сандагоу.
Утром перед восходом солнца дождь перестал, но вода в реке
начала прибывать, и потому надо было торопиться с переправой. В этом случае значительную помощь оказали нам гольды. Быстро, без проволочек, они перебросили на другую сторону все наши грузы. Слабенькую лошадь переправили в поводу
рядом с лодкой, а остальные переплыли сами.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и
начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а
рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Я был с Сенатором в французском театре: проиграла увертюра и раз, и два — занавесь не подымалась; передние
ряды, желая показать, что они знают свой Париж,
начали шуметь, как там шумят задние. На авансцену вышел какой-то режиссер, поклонился направо, поклонился налево, поклонился прямо и сказал...
Правда того времени так, как она тогда понималась, без искусственной перспективы, которую дает даль, без охлаждения временем, без исправленного освещения лучами, проходящими через
ряды других событий, сохранилась в записной книге того времени. Я собирался писать журнал,
начинал много раз и никогда не продолжал. В день моего рождения в Новгороде Natalie подарила мне белую книгу, в которой я иногда писал, что было на сердце или в голове.
А между тем я тогда едва
начинал приходить в себя, оправляться после
ряда страшных событий, несчастий, ошибок.
…А между тем я тогда едва
начинал приходить в себя, оправляться после
ряда страшных событий, несчастий, ошибок. История последних годов моей жизни представлялась мне яснее и яснее, и я с ужасом видел, что ни один человек, кроме меня, не знает ее и что с моей смертью умрет истина.
Взгляд, постоянно обращенный назад, и исключительное, замкнутое общество —
начало выражаться в речах и мыслях, в приемах и одежде; новый цех — цех выходцев — складывался и костенел
рядом с другими.
В разгаре моей философской страсти я
начал тогда
ряд моих статей о «дилетантизме в науке», в которых, между прочим, отомстил и доктору.
От времени до времени он отлучается в соседнее поле посмотреть, как наливается рожь, но сейчас же возвращается назад и опять
начинает ходить взад и вперед по
рядам валов, поглядывая в то же время вперед.
Недели с три каждый день я, не разгибая спины, мучился часа по два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно; рука почти не ерзала по столу; клякс становилось меньше;
ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже
начал мечтать о копировании палок с закругленными концами.
Побродивши по лугу с полчаса, он чувствует, что зной
начинает давить его. Видит он, что и косцы позамялись, чересчур часто косы оттачивают, но понимает, что сухую траву и коса неспоро берет: станут торопиться, — пожалуй, и покос перепортят. Поэтому он не кричит: «Пошевеливайся!» — а только напоминает: «Чище, ребята! чище косите!» — и подходит к
рядам косцов, чтобы лично удостовериться в чистоте работы.
Старший конюх становится посредине площадки с длинной кордой в руках;
рядом с ним помещается барин с арапником. «Модницу» заставляют делать круги всевозможными аллюрами; и тихим шагом, и рысью, и в галоп, и во весь карьер. Струнников весело попугивает кобылу, и сердце в нем
начинает играть.
И вместе с башней Троекуров
начал строить свой дом,
рядом с домом Голицына, чтобы «утереть ему нос», а материал, кстати, был под рукой — от Сухаревой башни. Проведал об этом Петр, назвал Троекурова казнокрадом, а все-таки в 1691 году
рядом с домом Голицына появились палаты, тоже в два этажа. Потом Троекуров прибавил еще третий этаж со сводами в две с половиной сажени, чего не было ни до него, ни после.
С каждым годом все чаще и чаще стали студенты выходить на улицу. И полиция была уже начеку. Чуть
начнут собираться сходки около университета, тотчас же останавливают движение, окружают цепью городовых и жандармов все переулки, ведущие на Большую Никитскую, и огораживают Моховую около Охотного
ряда и Воздвиженки. Тогда открываются двери манежа, туда
начинают с улицы тащить студентов, а с ними и публику, которая попадается на этих улицах.
На Тверской, против Брюсовского переулка, в семидесятые и в
начале восьмидесятых годов, почти
рядом с генерал-губернаторским дворцом, стоял большой дом Олсуфьева — четырехэтажный, с подвальными этажами, где помещались лавки и винный погреб. И лавки и погребок имели два выхода: на улицу и во двор — и торговали на два раствора.
Московский артистический кружок был основан в шестидесятых годах и окончил свое существование в
начале восьмидесятых годов. Кружок занимал весь огромный бельэтаж бывшего голицынского дворца, купленного в сороковых годах купцом Бронниковым. Кружку принадлежал
ряд зал и гостиных, которые образовывали круг с огромными окнами на Большую Дмитровку с одной стороны, на Театральную площадь — с другой, а окна белого голицынского зала выходили на Охотный
ряд.
У Штоффа была уже своя выездная лошадь, на которой они и отправились в думу. Галактион опять
начал испытывать смущение. С чего он-то едет в думу? Там все свои соберутся, а он для всех чужой. Оставалось положиться на опытность Штоффа. Новая дума помещалась
рядом с полицией. Это было новое двухэтажное здание, еще не оштукатуренное. У подъезда стояло несколько хозяйских экипажей.
Забравшись в гимназическое правление, Мышников с опытностью присяжного юриста
начал делать целый
ряд прижимок Харченке, принимавшему какое-то участие в хозяйственной части.
Но теперь я решил изрезать эти святцы и, когда дед отошел к окошку, читая синюю, с орлами, бумагу, я схватил несколько листов, быстро сбежал вниз, стащил ножницы из стола бабушки и, забравшись на полати, принялся отстригать святым головы. Обезглавил один
ряд, и — стало жалко святцы; тогда я
начал резать по линиям, разделявшим квадраты, но не успел искрошить второй
ряд — явился дедушка, встал на приступок и спросил...
Этот
ряд селений составляет главную суть южного округа, его физиономию, а дорога служит
началом того самого магистрального почтового тракта, которым хотят соединить Сев<ерный> Сахалин с Южным.
— Но не напрасно оглашается окрестность горячими призывами косачей, несколько времени токующих уединенно: курочки уже давно прислушивались к ним и, наконец,
начинают прилетать на тока; сначала садятся на деревья в некотором отдалении, потом подвигаются поближе, но никогда не садятся
рядом, а против косачей.
Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на откровенность их аппетита, но так как иные мнения ее, несмотря на всю наружную почтительность, с которою принимались дочерьми, в сущности, давно уже потеряли первоначальный и бесспорный авторитет между ними, и до такой даже степени, что установившийся согласный конклав трех девиц сплошь да
рядом начинал пересиливать, то и генеральша, в видах собственного достоинства, нашла удобнее не спорить и уступать.
— Не могу не предупредить вас, Аглая Ивановна, что всё это с его стороны одно шарлатанство, поверьте, — быстро ввернул вдруг генерал Иволгин, ждавший точно на иголочках и желавший изо всех сил как-нибудь
начать разговор; он уселся
рядом с Аглаей Ивановной, — конечно, дача имеет свои права, — продолжал он, — и свои удовольствия, и прием такого необычайного интруса для толкования Апокалипсиса есть затея, как и другая, и даже затея замечательная по уму, но я…