Неточные совпадения
— Собакевич подтвердил это
делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе
на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки.
— Да, — кивнул он, — соло
на тарелках или медных трубочках — другое
дело. Впрочем, что мне?! Пусть кривляются паяцы искусства — я знаю, что в скрипке и виолончели всегда отдыхают феи.
Он стоял среди комнаты, глядя, как из самовара вырывается пар, окутывая чайник
на конфорке,
на неподвижный огонь лампы,
на одинокий стакан и две
тарелки, покрытые салфеткой, — стоял, пропуская мимо себя события и людей этого
дня и ожидая от разума какого-нибудь решения, объяснения.
— Я государству — не враг, ежели такое большое
дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему
на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
Он вспомнил Ильин
день: устриц, ананасы, дупелей; а теперь видел толстую скатерть, судки для уксуса и масла без пробок, заткнутые бумажками;
на тарелках лежало по большому черному ломтю хлеба, вилки с изломанными черенками.
— А это что? — прервал Илья Ильич, указывая
на стены и
на потолок. — А это? А это? — Он указал и
на брошенное со вчерашнего
дня полотенце, и
на забытую
на столе
тарелку с ломтем хлеба.
Когда не было леса по берегам, плаватели углублялись в стороны для добывания дров. Матросы рубили дрова, офицеры таскали их
на пароход. Адмирал порывался
разделять их заботы, но этому все энергически воспротивились, предоставив ему более легкую и почетную работу, как-то: накрывать
на стол, мыть
тарелки и чашки.
Наконец отошел и обед. В этот
день он готовится в изобилии и из свежей провизии; и хотя матушка, по обыкновению, сама накладывает кушанье
на тарелки детей, но
на этот раз оделяет всех поровну, так что дети всесыты. Шумно встают они, по окончании обеда, из-за стола и хоть сейчас готовы бежать, чтобы растратить
на торгу подаренные им капиталы, но и тут приходится ждать маменькиного позволения, а иногда она довольно долго не догадывается дать его.
Целый
день прошел в удовольствиях. Сперва чай пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять пили чай, наконец ужинали. В особенности мне понравилась за обедом «няня», которую я два раза накладывал
на тарелку. И у нас, в Малиновце, по временам готовили это кушанье, но оно было куда не так вкусно. Ели исправно, губы у всех были масленые, даже глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
Галактиона удивило, что вся компания, пившая чай в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и
делу конец. В большой столовой во всю стену был поставлен громадный стол, а
на нем десятки бутылок и десятки
тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
Матушка, однако же, прибавила, что она позвала ее с дочерью
на завтрашний
день обедать (услыхав слово «с дочерью», я ткнул нос в
тарелку), — потому что она все-таки соседка, и с именем.
На другом углу стола, за
тарелками котлет с горошком и бутылкой кислого крымского вина, называемого «бордо», сидят два пехотных офицера: один молодой, с красным воротником и с двумя звездочками
на шинели, рассказывает другому, старому, с черным воротником и без звездочек, про альминское
дело.
— Это что же, комплимент? А впрочем, и чай холодный, — значит, всё вверх
дном. Нет, тут происходит нечто неблагонадежное. Ба! Да я что-то примечаю там
на окне,
на тарелке (он подошел к окну). Ого, вареная с рисом курица!.. Но почему ж до сих пор не початая? Стало быть, мы находились в таком настроении духа, что даже и курицу…
Все отдавали справедливость бдительности прокурорского надзора, но в то же время чувствовали невольное сострадание к бедному больному пискарю, который целых два года томился в
тарелке (даже воду в ней не каждый
день освежали), тогда как главные злоумышленники плавали
на свободе, насмехаясь над всеми усилиями правосудия.
Генерал не успел досказать все, потому что Манана Орбельяни, поняв, в чем
дело, перебила речь генерала, расспрашивая его об удобствах его помещения в Тифлисе. Генерал удивился, оглянулся
на всех и
на своего адъютанта в конце стола, упорным и значительным взглядом смотревшего
на него, — и вдруг понял. Не отвечая княгине, он нахмурился, замолчал и стал поспешно есть, не жуя, лежавшее у него
на тарелке утонченное кушанье непонятного для него вида и даже вкуса.
Хозяйство у них в городе шло запутанно, — постоянно приходили по
делу и постоянно пили чай. И Передонову, едва он уселся, принесли стакан не очень теплого чая и булок
на тарелке.
Между тем как
дело шло
на пульку, неутомимая Пелагея принесла
на маленький столик поднос с графином и стаканчиками
на ножках, потом
тарелку с селедками, пересыпанными луком. Селедки хотя и были нарублены поперек, но, впрочем, не лишены ни позвоночного столба, ни ребер, что им придавало особенную, очень приятную остроту. Игра кончилась мелким проигрышем и крупным ругательством между людьми, жившими вместе целый бостон. Медузин был в выигрыше, а следовательно, в самом лучшем расположении духа.
— Афраф, переверните
тарелку Владимиру Алексеевичу, он оставлен без сладкого блюда, — и рука Афрафа перевернула вверх
дном тарелку, а ложку, только что положенную мной
на скатерть, он убрал.
Она то и
дело появлялась в комнате. Ее лицо сияло счастьем, и глаза с восторгом осматривали черную фигуру Тараса, одетого в такой особенный, толстый сюртук с карманами
на боках и с большими пуговицами. Она ходила
на цыпочках и как-то все вытягивала шею по направлению к брату. Фома вопросительно поглядывал
на нее, но она его не замечала, пробегая мимо двери с
тарелками и бутылками в руках.
Во время сенокоса у меня с непривычки болело все тело; сидя вечером
на террасе со своими и разговаривая, я вдруг засыпал, и надо мною громко смеялись. Меня будили и усаживали за стол ужинать, меня одолевала дремота, и я, как в забытьи, видел огни, лица,
тарелки, слышал голоса и не понимал их. А вставши рано утром, тотчас же брался за косу или уходил
на постройку и работал весь
день.
— Je comprends, mon cher! [Я понимаю, дорогой мой! (франц.).] — отвечал он тоже негромко и вместе с тем продолжая есть, а потом, накушавшись, строго приказал лакею пять разоренных
тарелок переменить
на новые; накануне Хвостикову удалось только в целый
день три раза пить кофе: ни
на обед, ни
на ужин он не попал ни к одному из своих знакомых!
Отправленный «лизать
тарелки», он и в самом
деле прекрасно было пристроился «при милости
на кухне» большого барского дома, но повстанческим террором был отторгнут от сытной трапезы (которую безмерно любил) и увлечен в литовские леса, где и убит при стычке банды с русскими войсками, причем представилась такая странность:
на груди его чамарки нашли пришитою русскую медаль за Крымскую войну…
День был яркий и почти знойный. В церкви пахло свежими березками и травою, которою устлан был помост. Бодрый, но хромой старик Овсянников быстро ковылял по церкви с пучками свечей и с медяками
на тарелке. Он весело раскланивался со всеми и, видно, был очень доволен своею распорядительностью.
Княгиня покраснела, дипломат обратил
на нее испытующий взор и стал что-то чертить вилкою
на дне своей
тарелки. Дама в малиновом берете была как
на иголках, слыша такие ужасы, и старалась отодвинуть свой стул от Печорина, а рыжий господин с крестами значительно улыбнулся и проглотил три трюфели разом.
— Ночь теперь если тихая… — начал он с заметным удовольствием, — вода не колыхнется, как зеркало… Смола
на носу лодки горит… огромным таким кажется пламенем… Воду всю освещает до самого
дна: как
на тарелке все рассмотреть можно, каждый камышек… и рыба теперь попадется… спит… щука всегда против воды… ударишь ее острогой… встрепенется… кровь из нее брызнет в воду — розовая такая…
Но верх наслаждения для Столыгина состоял в том, чтобы накласть
на тарелку старику чего-нибудь скоромного в постный
день, и когда тот с спокойной совестью съедал, он его спрашивал: «Что это ты
на старости лет в Молдавии, что ли, в турецкую перешел, в какой
день утираешь скоромное».
Но едва я притрогивался к вопросу: действительно ли еда из
тарелки, а не из плошки составляет непререкаемый признак культурности? — как передо мною вставал другой вопрос: да неужто это может кого-нибудь интересовать? и убудет ли от того хоть сколько-нибудь той бесконечной тоски, которая
день и ночь гложет культурного человека, несмотря
на то что он ест из
тарелки, а не из плошки?
Бездна бутылок, длинных с лафитом, короткошейных с мадерою, прекрасный летний
день, окна, открытые напролет,
тарелки со льдом
на столе, отстегнутая последняя пуговица у господ офицеров, растрепанная манишка у владетелей укладистого фрака, перекрестный разговор, покрываемый генеральским голосом и заливаемый шампанским, — всё отвечало одно другому.
И, впечатленья дум моих храня,
Я нехотя глотал
тарелку супа;
С усмешкой все глядели
на меня,
Мое лицо, должно быть, было глупо.
Застенчивей стал
день я ото
дня,
Смотрел
на всех рассеянно и тупо,
И
на себя родителей упрек
Не раз своей неловкостью навлек.
Утром третьего
дня сорочин Патап Максимыч опять с гостями беседовал. В ожиданьи обеда Никитишна в передней горнице закуску им сготовила: икры зернистой, балыка донского, сельдей переславских и вяленой рознежской [Рознежье — село
на левом берегу Волги, повыше Васильсурска. Здесь весной во время водополья ловят много маломерных стерлядей и вялят их.] стерляди поставила. Хрустальные с разноцветными водками графины длинным рядом стояли
на столе за
тарелками.
Но мне и в этот раз не привелось уснуть. Медвежонок забрался в буфет и загремел
тарелками. Пришлось вставать и вытаскивать его из буфета, причем медвежонок ужасно рассердился, заворчал, начал вертеть головой и пытался укусить меня за руку. Я взял его за шиворот и отнес в гостиную. Эта возня начинала мне надоедать, да и вставать
на другой
день нужно было рано. Впрочем, я скоро уснул, позабыв о маленьком госте.
В досаде
на владыку и желая разменять
дело на шутку, чтобы потом уже больше к нему и не возвращаться, он, собственноручно наложив
на тарелку свиных котлет, любезно подал их архиерею, говоря с самою приятною улыбкой...
Лекарь жил
на самой набережной. Случилось, что он был дома, за обедом сидел. Ни за какие бы коврижки не оставил он неконченную
тарелку жирных ленивых щей с чесноком, если бы позвали его к кому-нибудь другому, но теперь
дело иное — сам Смолокуров захворал; такого случая не скоро дождешься, тут столько отвалят, что столько с целого уезда в три года не получишь. Сбросив наскоро халат и надев сюртук, толстенький приземистый лекарь побежал к Марку Данилычу.
Сказал это, заплакал и опять замолчал
на неделю. Арина Матвеевна решила пустить ему кровь. Приехал фельдшер, выпустил из него две
тарелки крови, и от этого словно бы полегчало.
На другой
день после кровопролития Вывертов подошел к кровати,
на которой лежала жена, и сказал...
— А потому замечательно, что эти, — как вы их кличете, — «непротивленыши», или «малютки», всё чему-то противятся, а мы, которые думаем, что мы сопротивленцы и взрослые, — мы
на самом
деле ни
на черта не годны, кроме как с
тарелок подачки лизать.
На вид он казался в самом
деле как будто просто не в своей
тарелке — не то болен, не то грустен, не то расстроен, а станешь в него всматриваться — будто и ничего.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторою афектированною небрежностью, имеющею целью показать, что он, как высоко образованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает с кем он имеет
дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы), macht sich ganz bequem», [Старый господин покойно устроился,] подумал Вольцоген, и, строго взглянув
на тарелки, стоявшие пред Кутузовым, начал докладывать старому господину положение
дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
Внизу под лампою был столик, и
на нем лежали: гребешок с тонкими волосами, запутавшимися между зубьями, засохшие куски хлеба, облепленный хлебным мякишем большой нож и глубокая
тарелка,
на дне которой, в слое желтого подсолнечного масла, лежали кружки картофеля и крошеный лук.