Неточные совпадения
Дело известное, что мужик:
на новой
земле, да заняться еще хлебопашеством, да ничего у него нет, ни избы, ни двора, — убежит, как дважды два, навострит так лыжи, что и
следа не отыщешь».
Утро было славное, свежее; маленькие пестрые тучки стояли барашками
на бледно-ясной лазури; мелкая роса высыпала
на листьях и травах, блистала серебром
на паутинках; влажная, темная
земля, казалось, еще хранила румяный
след зари; со всего неба сыпались песни жаворонков.
Море уже отзывалось
землей, несло
на себе ее
следы; бешено кидаясь
на берега, оно оставляет рыб, ракушки и уносит песок,
землю и прочее.
Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь
землю своим появлением
на ней и
след свой гнойный оставляешь после себя — увы, почти всяк из нас!
От выпавшего снега не осталось и
следа, несмотря
на то что температура все время стояла довольно низкая.
На земле нигде не видно было
следов оттепели, а между тем снег куда-то исчез. Это происходит от чрезвычайной сухости зимних северо-западных ветров, которые поглощают всю влагу и делают климат Уссурийского края в это время года похожим
на континентальный.
На опушке лиственного леса, что около болота, староверы часто находили неглубоко в
земле бусы, серьги, браслеты, пуговицы, стрелы, копья и человеческие кости. Я осмотрел это место и нашел
следы жилищ.
На старинных морских картах при устье Амагу показаны многочисленные туземные юрты. Старик рассказывал мне, что лет 30 назад здесь действительно жило много удэгейцев, но все они погибли от оспы. В 1870 году, по словам Боголюбского,
на берегу моря, около реки Амагу, жило много туземцев.
Я шел впереди, а Дерсу — сзади. Вдруг он бегом обогнал меня и стал внимательно смотреть
на землю. Тут только я заметил человеческие
следы; они направлялись в ту же сторону, куда шли и мы.
Кое-где виднелась свежевзрытая
земля. Та к как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть и тигры. Действительно, вскоре около реки
на песке мы нашли
следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь приходил сюда не для утоления жажды, а
на охоту за козулями и кабанами.
Река Угрюмая течет в широтном направлении. Узкая долина ее покрыта густым хвойно-смешанным лесом.
Следы разрушительного действия воды видны
на каждом шагу. Лежащие
на земле деревья, занесенные галькой и песком, служат запрудами, пока какое-нибудь новое большое наводнение не перенесет их в другое место.
Действительно, кое-где чуть-чуть виднелся человеческий
след, совсем почти запорошенный снегом. Дерсу и Сунцай заметили еще одно обстоятельство: они заметили, что
след шел неровно, зигзагами, что китаец часто садился
на землю и два бивака его были совсем близко один от другого.
Река Сица считается хорошим охотничьим местом, и действительно,
следы изюбров встречались чуть ли не
на каждом шагу. Избитая
земля, истрепанные кусты, клочья шерсти и обломки рогов говорили о том, что здесь происходят главные бои.
Река Аохобе. — Лудева. — Береговая тропа. — Страшный зверь. — Три выстрела. — Бегство. — Бурый медведь. — Трофей, закопанный в
землю. — Дерсу по
следам восстанавливает картину борьбы с медведем. — Возвращение
на бивак. — От реки Мутухе до Сеохобе. — Река Мутухе. — Отставшие перелетные птицы. — Лежбище сивучей. — Злоупотребление огнестрельным оружием. — Пал. — Поиски бивака. — Дым и холодные утренники. — Озера около реки Сеохобе. — Хищничество китайцев
Орехи и грибы разбросаны по сторонам, а
на свежевырытой
земле виднелись
следы медведя.
В походе Дерсу всегда внимательно смотрел себе под ноги; он ничего не искал, но делал это просто так, по привычке. Один раз он нагнулся и поднял с
земли палочку.
На ней были
следы удэгейского ножа. Место среза давно уже почернело.
Спасаясь от человека, пантера влезает
на дерево и выбирает такой сук, который приходится против ее
следов на земле и, следовательно, как раз против луча зрения охотника.
Из крупных четвероногих, судя по тем
следам, которые я видел
на земле, тут водились кабаны, изюбры, пятнистые олени и дикие козы. 2 раза мы стреляли по ним, но неудачно.
26 августа дождь перестал, и небо немного очистилось. Утром солнце взошло во всей своей лучезарной красоте, но
земля еще хранила
на себе
следы непогоды. Отовсюду сбегала вода; все мелкие ручейки превратились в бурные и пенящиеся потоки.
Наскоро поужинав, мы пошли с Дерсу
на охоту. Путь наш лежал по тропинке к биваку, а оттуда наискось к солонцам около леса. Множество
следов изюбров и диких коз было заметно по всему лугу. Черноватая
земля солонцов была почти совершенно лишена растительности. Малые низкорослые деревья, окружавшие их, имели чахлый и болезненный вид. Здесь местами
земля была сильно истоптана. Видно было, что изюбры постоянно приходили сюда и в одиночку и целыми стадами.
Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули; бросивши
на землю мешки так, что находившийся
на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком
на плечах вместе с толпою парубков, шедших
следом за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны.
Я весь отдался влиянию окружающей меня обстановки и шел по лесу наугад. Один раз я чуть было не наступил
на ядовитую змею. Она проползла около самых моих ног и проворно спряталась под большим пнем. Немного дальше я увидел
на осокоре черную ворону. Она чистила нос о ветку и часто каркала, поглядывая вниз
на землю. Испуганная моим приближением, ворона полетела в глубь леса, и
следом за ней с
земли поднялись еще две вороны.
Следы человеческой жизни глохнут очень скоро: усадьба Глафиры Петровны не успела одичать, но уже казалась погруженной в ту тихую дрему, которой дремлет все
на земле, где только нет людской, беспокойной заразы.
Следы недавно сбывшей воды везде были приметны: сухие прутья, солома, облепленная илом и
землей, уже высохшая от солнца, висели клочьями
на зеленых кустах; стволы огромных деревьев высоко от корней были плотно как будто обмазаны также высохшею тиной и песком, который светился от солнечных лучей.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв
след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой
земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв
на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая
на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет
на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, —
на это, пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
— Сами они николи не ездят и не ходят даже по
земле, чтобы никакого и
следа человеческого не было видно, — а по пням скачут, с пенька
на пенек, а где их нет, так по сучьям; уцепятся за один сучок, потом за другой, и так иной раз с версту идут.
— Да, Павел, мужик обнажит
землю себе, если он встанет
на ноги! Как после чумы — он все пожгет, чтобы все
следы обид своих пеплом развеять…
На углу, в полупустом гараже мы взяли аэро, I опять, как тогда, села за руль, подвинула стартер
на «вперед», мы оторвались от
земли, поплыли. И
следом за нами все: розово-золотой туман; солнце, тончайше-лезвийный профиль врача, вдруг такой любимый и близкий. Раньше — все вокруг солнца; теперь я знал, все вокруг меня — медленно, блаженно, с зажмуренными глазами…
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим
на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час,
на роду написанный, и свалился он
на сыру
землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и бежит за ним по полю кровавый
след.
Крик вороны, щебетанье жаворонка, шорох берез, медленное движение облаков, надрывающиеся
на пашне лошади, мужики с потными лицами, в грязных рубахах,
земля, чернеющая
следом за сохой, беспомощно падающие деревца — все это сливалось для нее в общий фон, все казалось одинаково
на своем месте, навевая только какие-то смутные ощущения, но не мысли…
— И, отец ты мой, тàк испортят, что и навек нечеловеком сделают! Мало ли дурных людей
на свете! По злобе вынет горсть
земли из-под
следу… или чтò там… и навек нечеловеком сделает; долго ли до греха? Я так-себе думаю, не сходить ли мне к Дундуку, старику, чтò в Воробьевке живет: он знает всякие слова, и травы знает, и порчу снимает, и с креста воду спущает; так не пособит ли он? — говорила баба: — може он его излечит.
В трактире Илья сел под окном. Из этого окна — он знал — было видно часовню, рядом с которой помещалась лавка Полуэктова. Но теперь всё за окном скрывала белая муть. Он пристально смотрел, как хлопья тихо пролетают мимо окна и ложатся
на землю, покрывая пышной ватой
следы людей. Сердце его билось торопливо, сильно, но легко. Он сидел и, без дум, ждал, что будет дальше.
Легко идется по
земле тому, кто полной мерой платит за содеянное. Вот уже и шоссе, по которому когда-то так легко шагал какой-то Саша Погодин, — чуть ли не с улыбкой попирает его незримые отроческие
следы крепко шагающий Сашка Жегулев, и в темной дали упоенно и радостно прозревает светящийся знак смерти. Идет в темноту, легкий и быстрый: лица его лучше не видеть и сердца его лучше не касаться, но тверда молодая поступь, и гордо держится
на плечах полумертвая голова.
Закружатся в темной высоте гонимые ветром редкие хлопья снега и все мимо будут лететь, не опускаясь
на землю, — а уже забелели каменные
следы колес, и в каждой ямочке, за каждым бугорком и столбиком сбираются сухие, легкие как пух снежинки.
В таких разговорах пролетел час: они встали и пошли
на восток, углубляясь в лес более и более… вот подошли к оврагу, и Юрий заметил изломанные ветви и
следы человека
на сухих и гнилых листьях, коими усеяна была
земля...
Он взглянул
на землю пробитой к шалашу и не заросшей травой тропинки, и свежий
след босой ноги, еще покатившейся, был
на ней.
Походка у него была особенная: он несколько клонил вперед верхнюю часть туловища и крепко и четко бил
землю каблуками — даже
на сухой
земле его шаги оставляли глубокий и приметный
след.
От этой героической эпохи остались и до сих пор кое-какие достоверные
следы: крутая дорога в балке Кефало-Вриси, проведенная английскими саперами, итальянское кладбище
на верху балаклавских гор между виноградниками, да еще при плантаже
земли под виноград время от времени откапывают короткие гипсовые и костяные трубочки, из которых более чем полвека тому назад курили табак союзные солдаты.
Я ничего не сказал о ловле норок, потому что мне не удавалось самому ловить их; но я видел, как добывали их другие охотники: они ставили по берегам рек,
на которых много было норкиных
следов, маленькие капканы, для чего разрывали небольшую ямку в снегу, а если снег мелок, то в песке или
земле берега; в первом случае капкан засыпался слегка снегом, а в последнем — сухими листочками.
Пороки ястребов бывают следующие: часто случается, что молодой ястреб охватывается и проносится мимо перепелки или даже садится за ней в траву, а перепелка, особенно легкая, пробежав немного, быстро поднимается и возьмет большой перед; ястреб же оправившись, если и погонится за ней, то уже не догонит; иногда даже схватит, по-видимому, перепелку
на лету и вместе с ней упадет
на землю: охотник подбегает и находит, что ястреб держит в когтях траву или какой-нибудь прутик, а перепелки и
след простыл.
Подойдя к месту, то есть к тропе, охотник, наклонясь как дальше вперед, но не становясь обеими ногами вместе, очерчивает лопаточкой четвероугольник
на самой бойкой тропе, так, чтобы тропа приходилась посредине, бережно снимает пласт снега почти до самой
земли и, сохраняя по возможности фигуру волчьих
следов, кладет пласт снега позади себя,
на свой собственный
след;
на очищенном месте, которого величина должна быть соразмерна величине снасти, он ставит капкан с его полотном, разводит дуги, настораживает их и потом достает, также позади себя, чистого снегу и бережно с, лопаточки засыпает им капкан так, чтобы снежная поверхность была совершенно ровна, и
на этом пушистом снегу, углом или концом рукоятки той же лопаточки, искусно выделывает тропу волчьих
следов, копируя снятый им с этого места
след.
Евстигней задергал вожжами, телега тронулась, оставляя глубокий
след на мокрой
земле и безжалостно прижимая пожелтевшую траву; Гаврило Степаныч стоял
на крыльце и махал шляпой, Александра Васильевна стояла
на прежнем месте, и ее красивое лицо казалось по мере нашего удаления все меньше и меньше. Я в последний раз махнул своей шляпой, когда наша телега въезжала в лес, и Половинка скрылась из моих глаз за мелькавшей сеткой деревьев.
«Ты видишь
на груди моей
Следы глубокие когтей;
Еще они не заросли
И не закрылись; но
землиСырой покров их освежит,
И смерть навеки заживит.
О них тогда я позабыл,
И, вновь собрав остаток сил,
Побрел я в глубине лесной…
Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!
В нем слышен голос настоящего чародейства; имена каких-то темных бесов, призываемых
на помощь, изобличают высшее напряжение любовной тоски: «Во имя сатаны, и судьи его демона, почтенного демона пилатата игемона, встану я, добрый молодец, и пойду я, добрый молодец, ни путем, ни дорогою, заячьим
следом, собачьим набегом, и вступлю
на злобное место, и посмотрю в чистое поле в западную сторону под сыру-матерую
землю…
Вокруг нее и
следом тучки
Теснятся, будто рыцари-вожди,
Горящие любовью; и когда
Чело их обращается к прекрасной,
Оно блестит, когда же отвернут
К соперникам, то ревность и досада
Его нахмурят тотчас — посмотри,
Как шлемы их чернеются, как перья
Колеблются
на шлемах — помнишь — помнишь —
В тот вечер всё так было — кроме
Судьбы Фернандо — небо и
земляВсе те же — только люди! — если б ты
Не причислялась к ним, то я б их проклял…
Почти половину населения слободки составляли татары, которые смотрели
на этот сезон с своей особой точки зрения. Мерзлая
земля не принимает
следов, а сыпучий снег, переносимый ветром с места
на место, — тем более… Поэтому то и дело, выходя ночью из своей юрты, я слышал
на татарских дворах подозрительное движение и тихие сборы… Фыркали лошади, скрипели полозья, мелькали в темноте верховые… А наутро становилось известно о взломанном амбаре «в якутах» или ограблении какого-нибудь якутского богача.
Да, это была узкая, болотная дорога, кое-где укрепленная поперек хворостом, со
следами лошадиного помета. И к нашей радости, мы тотчас услыхали невдалеке стук телеги. Быстро-быстро, совсем заметно для глаза, надвигалась тьма. Только
на западе, низко над
землей, рдела узкая длинная кровавая полоса, отороченная сверху тесьмой из расплавленного золота.
Вокруг ее шли, потупив глаза в
землю — с горестию, но без стыда — люди житые и воины чужеземные; кровь запеклась
на их оружии; обломанные щиты, обрубленные шлемы показывали
следы бесчисленных ударов неприятельских.
С аллеи уже успели смести напавший за ночь желтый лист, и
на бороздках от метлы отчетливо ложились
следы больших ног, с высоким каблуком и широкой четырехугольной подошвой — вдавленные
следы, точно к тяжести человека прибавилась тяжесть его мыслей и вдавливала его в
землю.
— Либо при́тку [Притка — посредством порчи напущенная болезнь с обмороками, беспричинными рыданиями и истерическими припадками.] по́ ветру
на нее пустили, либо
след ее из
земли вынули».
— Где ее сыщешь? — печально молвил Иван Григорьич. — Не жену надо мне, мать детям нужна. Ни богатства, ни красоты мне не надо, деток бы только любила, заместо бы родной матери была до них. А такую и днем с огнем не найдешь. Немало я думал, немало
на вдов да
на девок умом своим вскидывал. Ни единая не подходит… Ах, сироты вы мои, сиротки горькие!.. Лучше уж вам за матерью
следом в сыру
землю пойти.
Говорит Ярило: «Ты не плачь, не тоскуй, Мать-Сыра
Земля, покидаю тебя ненадолго. Не покинуть тебя
на́время — сгореть тебе дотла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я нáвремя тепла и света, опадут
на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу… Придет время, пошлю к тебе вестницу — Весну Красну́,
следом за Весною я сам приду».