Неточные совпадения
Он сидел
на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои
колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство ― то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Мать взглянула
на нее. Девочка разрыдалась, зарылась лицом в
коленях матери, и Долли положила ей
на голову свою худую, нежную руку.
И Корсунский завальсировал, умеряя шаг, прямо
на толпу в левом углу залы, приговаривая: «pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames» и, лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив ни за перышко, повернул круто свою даму, так что открылись ее тонкие ножки в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом и закрыло им
колени Кривину.
Из окон комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей в его доме роль экономки, падал свет
на снег площадки пред домом. Она не спала еще. Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал
на крыльцо. Лягавая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже и визжала, терлась об его
колени, поднималась и хотела и не смела положить передние лапы ему
на грудь.
Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его;
колени его дрожали… он хотел кинуться
на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела
на толстом бревне, облокотясь
на свои
колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Плюшкин приласкал обоих внуков и, посадивши их к себе одного
на правое
колено, а другого
на левое, покачал их совершенно таким образом, как будто они ехали
на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал; с тем и уехала Александра Степановна.
Река то, верная своим высоким берегам, давала вместе с ними углы и
колена по всему пространству, то иногда уходила от них прочь, в луга, затем, чтобы, извившись там в несколько извивов, блеснуть, как огонь, перед солнцем, скрыться в рощи берез, осин и ольх и выбежать оттуда в торжестве, в сопровожденье мостов, мельниц и плотин, как бы гонявшихся за нею
на всяком повороте.
Желать обнять у вас
колениИ, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог,
А между тем притворным хладом
Вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть
на вас веселым взглядом!..
Володя и старший Ивин нагнули ему голову и поставили ее
на лексиконы; я и Сережа схватили бедного мальчика за тоненькие ноги, которыми он махал в разные стороны, засучили ему панталоны до
колен и с громким смехом вскинули их кверху; младший Ивин поддерживал равновесие всего туловища.
Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что
колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть
на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок
на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Сережа был разбойник: погнавшись за проезжающими, он споткнулся и
на всем бегу ударился
коленом о дерево, так сильно, что я думал, он расшибется вдребезги.
Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по
колена у выпущенных
на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги.
Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала
колени; ресницы спали
на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку.
Выговорив самое главное, девушка повернула голову, робко посмотрев
на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между
колен,
на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под
колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер
на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее
колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела
на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же, наконец, эта минута…
Тихим, ослабевшим шагом, с дрожащими
коленами и как бы ужасно озябший, воротился Раскольников назад и поднялся в свою каморку. Он снял и положил фуражку
на стол и минут десять стоял подле, неподвижно. Затем в бессилии лег
на диван и болезненно, с слабым стоном, протянулся
на нем; глаза его были закрыты. Так пролежал он с полчаса.
Катерина Ивановна закусывала губы и сдерживала слезы; она тоже молилась, изредка оправляя рубашечку
на ребенке и успев набросить
на слишком обнаженные плечи девочки косынку, которую достала с комода, не вставая с
колен и молясь.
— Что вы, что вы это над собой сделали! — отчаянно проговорила она и, вскочив с
колен, бросилась ему
на шею, обняла его и крепко-крепко сжала его руками.
Он отодвинул свой стул от стола, высвободил немного пространства между столом и своими
коленями и ждал несколько в напряженном положении, чтобы гость «пролез» в эту щелочку. Минута была так выбрана, что никак нельзя было отказаться, и гость полез через узкое пространство, торопясь и спотыкаясь. Достигнув стула, он сел и мнительно поглядел
на Разумихина.
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом
на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до
колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
Он был одет в толстую драповую куртку, подпоясан ремнем, это и сапоги с голенищами по
колена делали его похожим
на охотника.
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери
на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял пред книжным шкафом,
на сутулых плечах висел длинный, до
колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет в женскую ватную кофту,
на ногах, по
колено, валяные сапоги, серые волосы
на его голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Выпили горькой.
На столе явился суп с гусиными потрохами, Фроленков с наслаждением закачался, потирая
колена ладонями, говоря...
Слепо наткнулся
на кресло, сел и, хлопая ладонями по
коленям своим, вопросительно и неприятно остановил глаза
на лице Самгина, — этим он заставил Клима Ивановича напомнить ему...
Долганов оскалил крупные, желтые зубы, хотел сказать, видимо, что-то резкое, но дернул себя за усы и так закрыл рот. Но тотчас же заговорил снова, раскачиваясь
на стуле, потирая
колени ладонями...
Самгин в одной штанине бросился к постели, выхватил из ночного столика браунинг, но, бросив его
на постель, надел брюки, туфли, пиджак и снова подбежал к окну; солдат, стрелявший с
колена, переваливаясь с бока
на бок, катился по мостовой
на панель, тот, что был впереди его, — исчез, а трое все еще лежали, стреляя.
Другой актер был не важный: лысенький, с безгубым ртом, в пенсне
на носу, загнутом, как у ястреба; уши у него были заячьи, большие и чуткие. В сереньком пиджачке, в серых брючках
на тонких ногах с острыми
коленями, он непоседливо суетился, рассказывал анекдоты, водку пил сладострастно, закусывал только ржаным хлебом и, ехидно кривя рот, дополнял оценки важного актера тоже тремя словами...
Клим не помнил, как он добежал до квартиры Сомовых, увлекаемый Любой. В полутемной спальне, — окна ее были закрыты ставнями, —
на растрепанной, развороченной постели судорожно извивалась Софья Николаевна, ноги и руки ее были связаны полотенцами, она лежала вверх лицом, дергая плечами, сгибая
колени, била головой о подушку и рычала...
Самгин ярко вспомнил, как
на этой площади стояла, преклонив
колена пред царем, толпа «карликовых людей», подумал, что ружья, повозки, собака — все это лишнее, и, вздохнув, посмотрел налево, где возвышался поседевший купол Исакиевского собора, а над ним опрокинута чаша неба, громадная, но неглубокая и точно выточенная из серого камня.
— Н-ну, вот, — заговорил Безбедов, опустив руки, упираясь ладонями в
колена и покачиваясь. — Придется вам защищать меня
на суде. По обвинению в покушении
на убийство, в нанесении увечья… вообще — черт знает в чем! Дайте выпить чего-нибудь…
Самгин отошел от окна, лег
на диван и стал думать о женщинах, о Тосе, Марине. А вечером, в купе вагона, он отдыхал от себя, слушая непрерывную, возбужденную речь Ивана Матвеевича Дронова. Дронов сидел против него, держа в руке стакан белого вина, бутылка была зажата у него между
колен, ладонью правой руки он растирал небритый подбородок, щеки, и Самгину казалось, что даже сквозь железный шум под ногами он слышит треск жестких волос.
Безбедов оторвался от стены, шагнул к нему, ударился
коленом об угол нар, охнул, сел
на пол и схватил Самгина за ногу.
— Заметив, как легко мы преклоняем
колена, — этой нашей склонностью воспользовалась Япония, а вслед за нею — немцы, заставив нас заключить с ними торговый договор, выгодный только для них. Срок действия этого договора истекает в 14 году. Правительство увеличивает армию, усиливает флот, поощряет промышленность, работающую
на войну. Это — предусмотрительно. Балканские войны никогда еще не обходились без нашего участия…
Орехова солидно поздоровалась с нею, сочувственно глядя
на Самгина, потрясла его руку и стала помогать Юрину подняться из кресла. Он принял ее помощь молча и, высокий, сутулый, пошел к фисгармонии, костюм
на нем был из толстого сукна, но и костюм не скрывал остроты его костлявых плеч, локтей,
колен. Плотникова поспешно рассказывала Ореховой...
Там явился длинноволосый человек с тонким, бледным и неподвижным лицом, он был никак, ничем не похож
на мужика, но одет по-мужицки в серый, домотканого сукна кафтан, в тяжелые, валяные сапоги по
колено, в посконную синюю рубаху и такие же штаны.
Через плетень
на улицу перевалился человек в красной рубахе, без пояса, босой, в подсученных до
колен штанах; он забежал вперед толпы и, размахивая руками, страдальчески взвизгнул...
Самгин почувствовал, что это
на него упала мягкая тяжесть, приплюснув его к земле так, что подогнулись
колени.
Толпа редела, разгоняемая жарким ветром и пылью;
на площади обнаружилась куча досок, лужа, множество битых бутылок и бочка;
на ней сидел серый солдат с винтовкой в
коленях.
Жандарм тяжело поднял руку, отдавая честь, и пошел прочь, покачиваясь, обер тоже отправился за ним, а поручик, схватив Самгина за руку, втащил его в купе, толкнул
на диван и, закрыв дверь, похохатывая, сел против Клима —
колено в
колено.
Вошла Спивак, утомленно села
на кушетку. Корвин тотчас же развязно подвинул к ней стул, сел, подтянул брюки, обнаружив клетчатые носки;
колени у него были толстые и круглые, точно двухпудовые гири. Наглый шепот и развязность регента возмутили Самгина, у него вспыхнуло желание сейчас же рассказать Елизавете Львовне, но она взглянула обидно сравнивающим взглядом
на него,
на Корвина и, перелистывая ноты, осведомилась...
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он сидел среди комнаты
на стуле, согнувшись, опираясь локтями о
колени, запустив пальцы в растрепанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая
на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
— Тише, — сказал старичок, сбрасывая с
колен какую-то одежу, которую он чинил, и, воткнув иглу в желтую рубаху
на груди, весело поздоровался...
Любаша, подскочив
на диване, хлопнула ладонью по
колену.
На него смотрели человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза концом головного платка. Самгин сел рядом с человеком, согнувшимся
на стуле, опираясь локтями о
колена, охватив голову ладонями.
Внезапно в коридоре хлопнула дверь, заскрипел пол и
на пороге комнаты Самгина встал, приветственно взвизгивая, торговец пухом и пером, в пестрой курточке из шкурок сусликов, в серых валяных сапогах выше
колен.
— Ты очень мало знаешь, — сказал он, вздохнув, постукивая пальцами по
колену. Нет, Лидия не позволяла обидеться
на нее, сказать ей какие-то резкие слова.
— Уничтожай его! — кричал Борис, и начинался любимейший момент игры: Варавку щекотали, он выл, взвизгивал, хохотал, его маленькие, острые глазки испуганно выкатывались, отрывая от себя детей одного за другим, он бросал их
на диван, а они, снова наскакивая
на него, тыкали пальцами ему в ребра, под
колени. Клим никогда не участвовал в этой грубой и опасной игре, он стоял в стороне, смеялся и слышал густые крики Глафиры...